Кроме нас двоих, все смотрели на Вана с изумлением, смешанным со страхом.
— Невероятно! — повторил Пат. — Что вы делали до сих пор, молодой человек?!
— Ничего… только получал знания…
— Правда… и Эйнштейн не блистал в институте… Но такой мыслитель, как вы… Невероятно!
Ван смутился.
— Простите, профессор, это было колоссальное умственное напряжение. Я… сдал?
— Конечно. Прекрасно! Почти максимальное количество очков…
— Мне можно уйти? Я хотел бы немного отдохнуть.
— Ну, разумеется, идите. Необходимо беречь такой чудесный инструмент, как ваш мозг.
Я вышел с Ваном. И еще слышал в дверях слова профессора:
— Видите! Цереброскоп может служить также и для выявления гениев…
Я подумал, что произойдет, если на одном экзамене будут выявлены три гения. Но отвечать надо. Выбора у меня не было.
Остальное произошло быстро. Ван надел на меня «антицереброскоп», и я вернулся в лабораторию. Но я слишком волновался. Чувствовал, что ноги у меня словно сделаны из ваты. Мысленно я без конца повторял: «Второе гнездо третий ряд, третье гнездо пятый ряд».
Будто сквозь туман видел, как сдавал Аль, слышал, как Пат продолжал восхищаться гениальностью Вана. Наконец пришла моя очередь. Я быстро вскочил в кабину, захлопнул дверь, вынул из кармана провода и вдруг понял; не могу вспомнить номера гнезд. Мне стало жарко. Через минуту прозвучит первый вопрос. Нет, не могу вспомнить!
Кажется, второе гнездо третий ряд и третье гнездо четвертый ряд. Пожалуй, так. Все равно ничего другого не придумать. Я как можно скорее воткнул штеккеры в гнезда, распрямился в кресле и, втянув в себя живительный воздух, с облегчением вздохнул. Теперь ответ придет сам, только нужно ни о чем не думать.
Пат монотонно повторял свои формулы. Я даже не слушал. Для меня экзамен был уже позади.
Впереди два месяца каникул, вода, паруса… Я представил себе ласточек, которые носятся над водой, почти касаясь ее поверхности…
Неожиданно я заметил, что уже горит красная лампочка ответа. Пожалуй, все в порядке. Автомат трещал переключателями. Потом все стихло. Сквозь окошко я увидел, как мои товарищи покатываются со смеху. Что-то случилось. Я выскочил из кабины.
— То, что ласточки — позвоночные, и то, как они вьют гнезда, пожалуй, еще не семантика, — рассуждал Макс.
Один Пат не смеялся. Молчал, красный от гнева.
— Может, автомат испортился, — неуверенно предположил я.
— Это гений Вана вывел цереброскоп из строя, — подсказал кто-то со стороны.
— Наверно, перегрузил, — добавил другой голос.
— Мы не станем сдавать испорченному автомату!
— И вообще неизвестно, правильно ли он работал с самого начала… Бен все прекрасно знал — и провалился, — поднялась волна протестов.
Пат стоял бледный. Все взгляды устремились на него.
Наконец он сказал:
— Прошу меня извинить. Конечно, все оценки будут аннулированы. Нельзя судить о знаниях студентов на основании показаний столь скверно работающего прибора, — Пат говорил тихо, бесстрастно. От его былой энергии не осталось и следа. Одиноко стоя у стены, он пропускал студентов, со смехом покидавших зал.
— Ах ты, гений-кретин! — приветствовал меня Ван. — Знаешь, что ты наделал? Ты подключился непосредственно к диспозитору цереброскопа и направлял его собственными мыслями. Он выбирал информацию по вопросам, о которых ты думал, а остальное шло, как мы предвидели.
Скажи честно — ты думал о ласточках?
— Да.
— Тогда все ясно. Ну, сдается мне, после такого провала Пат не возобновит своих опытов! — Ван захохотал. — Впрочем, поживем — увидим.
Эта история осталась нашей тайной. С тех пор прошло уже несколько лет, и теперь мы кончаем институт. На Вана по-прежнему смотрят подозрительно и показывают его первокурсникам:
— Это тот, который думал быстрее, чем цереброскоп…
Пат в последние годы принимает экзамены так же, как все остальные, но недавно я слышал, что он собирается привезти с системы Сириуса новую, усовершенствованную модель цереброскопа. Нам это уже не грозит. Пусть волнуются следующие поколения студентов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
