ответом, и смиренно ответил, улыбнувшись: — Нужда.
— Кирилл Юрьевич, меня зовут Михаил Константинович Зарубин, я управляющий Трестом № 47 «Кировстрой», — поспешил я представиться.
— Так это Ваш трест строит Кировский завод? — поинтересовался он, удивив меня своими знаниями.
— Уже не строит, — ответил я в тон своему собеседнику, и добавил: — Нужда.
То ли это объединяющее слово, то ли что-то еще заставило нас разговориться, и мы, словно два попутчика, затеяли беседу о делах строительных, театральных, пока меня не пригласили в кабинет руководителя. Видел ли я до этого Кирилла Юрьевича? Иногда. Встречал на разных партийно-хозяйственных активах, редко, как зритель, наблюдал на театральных подмостках, чаще — в кино. Всегда помню его Синцова в «Живых и мертвых», а еще раньше Лапина в картине «Верьте мне, люди», в свое время был восхищен Башкирцевым-Королевым в «Укрощении огня», потрясен Иваном Карамазовым — вспоминать можно многие роли. Этого актера знали и любили, по-моему, все в стране. Но наша тогдашняя встреча была вовсе не встречей артиста и поклонника, а разговором двух руководителей.
* * *
И опять возвращаюсь в тот страшный час.
…Весь день звонки: одни выражают соболезнование, другие любопытно расспрашивают о подробностях… В конце дня я решил ехать в театр. Сидим, молчим, убитые горем… Нам сообщают, что прощание с Кириллом Юрьевичем будет проходить в Леушинском подворье: гроб там будет находиться всю ночь… Завтрашние государственные похороны — дело сугубо официальное, но я все же хотел попрощаться с другом в уединенной обстановке… С женой и дочкой Наташей поздним вечером едем на улицу Некрасова, где находится подворье.
* * *
Будущий великий артист родился 15 сентября 1925 года в доме на Озерном переулке, как раз напротив храма Леушинского подворья. В этом храме венчались его родители, здесь же он был крещен последним настоятелем, протоиереем Феодором Окуневым, впоследствии принявшим мученическую кончину. Многие детские воспоминания Кирилла Юрьевича сохранились в его сердце и памяти, об истории подворья он рассказывал подробно, заинтересованно, я не раз бывал его слушателем. Вспоминая о Лаврове, нельзя не рассказать о его любимой, родовой церкви.
Подворье Леушинского женского монастыря было основано в Санкт-Петербурге по благословлению Иоанна Кронштадтского. Архитектурный проект по образцу древних ярославских церквей выполнил зодчий Никонов, известный мастер русско-византийского стиля, а 21 ноября 1894 года уже состоялось освящение. Первым настоятелем храма был протоирей Иоанн Орнаутский, племянник Иоанна Кронштадтского.
Храм Леушинского подворья был возвращен Церкви в июле 2000-го, и в том же году, 9 октября, на престольный праздник свершилась первая литургия в историческом алтаре Леушинского подворья, где столько раз служил отец Иоанн Кронштадтский. В храм вернулись великие святыни, уцелевшие в страшные годы гонений: выносной крест с мощами святого Иоанна Предтечи, намоленный образ игуменьи Таисии, икона Святой Троицы, написанная по преданию на части древа Мамврийского дуба, Свято-Крестовская икона Божией Матери, «Спас Плачущий»…
Последние годы Кирилла Юрьевича были тесно связаны с любимым храмом. С помощью Лаврова в стенах БДТ проходили традиционные Таисиевские концерты, открывавшие публике уникальный пласт русской духовной культуры. Ежегодно эти концерты собирали лучших мастеров культуры, объединяя их вокруг церкви, а для зрителей они становились событием не только культурно эстетическим, но глубоко духовным. В честь 110-летия основания подворья Кирилл Юрьевич подарил храму икону преподобного Сергия Радонежского, написанную в иконописной мастерской Троице-Сергиевой Лавры.
…Я стоял перед гробом и смотрел на родное исхудавшее лицо. Сколько дум передумал, сколько вспомнил… Боже, как странно, как нелепо звучит: «Умер Кирилл Лавров»… И не потому даже, что, как принято говорить о таких людях в официальных документах, — это «целая эпоха в отечественном кино и театре». Дело в другом: когда нас покидают такие личности, невозможно избавиться от ощущения, что место, которое они занимали в истории и жизни, так и останется навсегда пустым. Потому что заменить их просто некем…
Но в моей памяти Кирилл Юрьевич жив.
Глава вторая. Ваш Лавров
Сегодня я в гостях у Лавровых. Они пригласили меня посоветоваться, как поступить с окнами квартиры: менять их или не менять? Мы с Кириллом Юрьевичем в его кабинете. Валентина Александровна на кухне, готовит ужин.
Кабинет небольшой, но высокий, потолки, наверное, метра четыре. В углу — книжный стеллаж, кроме книг в нем иконы, различные фарфоровые статуэтки лошадок, собачек, обезьян и другой живности, всё, видимо, дорого сердцу артиста. Рядом старинный секретер из ценных пород дерева, на нем массивные старинные часы. На стене портрет хозяина, написанный маслом. Здесь он еще молодой, в темном костюме, в белой рубашке и строгом галстуке. Неизменно пронзителен добрый взгляд его лучистых глаз.
Интерьер кабинета прост. У окна круглый журнальный столик, на нем высокая настольная лампа. Кресло с цветочной обивкой, просторное и удобное. Многое меня здесь заинтересовало и восхитило. Смотрю во все глаза, запоминаю, так как уверен, что дома меня будут пристрастно расспрашивать об этой встрече.
Из окна живописный вид на Петровскую набережную, на замерзшую Неву, на ограду Летнего Сада…
— Можно картины писать! — вдохновенно произнес я.
— Можно, — улыбнулся Кирилл Юрьевич, — только я делать этого не умею…
Увидев, что по невскому льду идут люди, опять удивляюсь:
— Как им не страшно?
— Страшно, — это уже присоединяется к нам Валентина Александровна. — Кира, помнишь, как я по Неве возила Сережу на санках?
— Помню, Валя.
Он обнял ее за плечи, и мне подумалось: жаль, что рядом нет фотографа…
Любуясь ими, интересуюсь:
— Кирилл Юрьевич, не вижу Ваших книг на полках, ведь Вы могли бы столько рассказать людям. У Вас должно быть столько воспоминаний.
Он вздохнул:
— Книги нужно было писать раньше, хотя бы лет двадцать назад. После смерти Георгия Александровича мы оказались в трудной ситуации. Знаю немало примеров: театр терял лидера и сам разваливался. До книг ли? И сейчас: чем худрук ни занимается — только не основным ремеслом. Хотя наш театр федерального подчинения, большую часть средств получаем из госбюджета, но
