Несмотря на оказанные Октавианом милости Ирод вел себя осмотрительно. Он знал, что из Иерусалима в Рим наезжают иудейские депутации с жалобами на него, что кое-кто из окружения Октавиана непрочь подлить масла в огонь и что особенно усердствует Ливия: не зря расспрашивала Николая Дамасского об Иерихонской долине, о той самой долине, что наполнена ароматами пальмового леса, соблазнившего некогда Клеопатру. Воображение Ирода без усилий переносило образ Ливии через все моря, острова и горные хребты; он видел близко расчетливые глаза могущественной римлянки на миловидном лице, ее аккуратный носик, элегантно принюхивающийся к запахам. Такой чувствительный носик не проведешь, от него не скроешь дивного благоухания бальзама, за который сметливые купцы платят золотом. Догадывается ли этот проницательный посланник Октавиана, «бесценный друг» о том, что и у него, как у Корнелия Галла, имеются свои потаенные места, где можно попридержать товар, выгадывая в цене? Может и догадывается, но из благоразумия виду не подает: за «родосское словечко» сто талантов получил в награду и еще сто за голову поглупевшего Гиркана; какому-нибудь пекарю таких денег и за двадцать лет не заработать. «Так как же мне поступить, мой бесценный друг? Александра что ни день сносится с семейством „Бне-Баба“, а потом по ночам запирается с Мариамной. Видно уж ничто не отвратит их от злокозненности и пагубной склонности к заговорам. Горе мне, горе! Я ведь люблю жену свою и не желаю ей погибели. Но если смотреть на все это равнодушно, то тогда самому надо готовиться к смерти. Что же мне делать, друг мой единственный»?
«Чтобы избавится от угрозы заговора, надо избавиться от той головы, в которой он созревает», — твердо сказал Анций, — «Но слуги не должны находить по утрам трупы в дворцовых нишах, когда над всеми нами властвует закон. Суди их, царь».
В подвалах крепости Александрион свидетели охотно давали показания. Во избежание излишней суеты и путаницы Ирод приказал вывести из дела тещу. «Все равно ей теперь не с кем будет колдовать по ночам». Судебная процедура была соблюдена, выступили свидетели, дали слово Ферору, дали слово Саломее, добросовестно выглядел защитник, его роль поручили исполнить молодому финансисту из Александрии Птоломею, блестящую обвинительную речь, не без участия Анция, подготовил и произнес Ирод. Был он полон неподдельной печали и несколько раз во время речи глаза его увлажнялись, на шее взбухали толстые, как веревки, вены, они перехватывали горло удавкой, принуждая к внезапным паузам. Но судьба Мариамны была уже предрешена…
Бальзамированное в меду ее тело положили в самой большой и светлой зале крепости Масады. Сутулясь, с потемневшим лицом и мутным взором проходил в залу Ирод, закрывался и подолгу оставался наедине с бездыханной своей супругой. Так и не дождавшись похорон Анций Валерий, получив с курьером письмо от Октавиана, отбыл в Александрию.
Глава 3
Лучше сделать поудачней, чем затеять побыстрей
Вместе с секретным письмом от Октавиана курьер доставил именное разрешение для въезда в Египет. Содержание письма оказалось несколько неожиданным, а само письмо состояло из осторожных фраз и намеков. Судя по всему Октавиан писал его без воодушевления, более того ему было неприятно делиться своими подозрениями и видимо только крайняя нужда принудила его сделать это. Он поручал своему специальному посланнику внимательнейшим образом обследовать все три области: Верхний и Нижний Египет и Гептаномиду, главным образом занимаясь учетом жреческих земель и храмовых угодий. «Мне сказали, что эти служители Сераписа[31] неохотно вспоминают о том, что Египет римская провинция и пользуясь благосклонностью моего наместника, любезного Корнелия Галла, исхитряются расширять свои земли. Но эти благодатные земли теперь принадлежат Риму и должны быть использованы в интересах Рима. Мне же говорят, что из семи миллионов арур[32] земли четвертая часть до сих пор находится во владении жрецов. Египет я подчинил власти римского народа и римский народ должен в полной мере пользоваться плодами от всего, что произрастает на этой земле, либо растет в реках или на болотах, либо хранится в недрах. Следует помнить, что для нас важно иметь не только богатый урожай пшеницы и ячменя для нужд армии, но и не менее важным следует считать сбор льна, чечевицы, клевера, фиников (хоть они в Египте не столь хороши, как в Иерихонской долине, суховаты и невелики по размеру), сезама,[33] сорго,[34] кротона,[35] клещевины[36] и папируса. Как видишь, папирус я поставил на последнее место, но разве в боевом построении легиона не идут последними наши ветераны, самые испытанные войны? По некоторым моим сведениям любезный мой Корнелий Галл ведет дела довольно беспечно, возможно чересчур полагаясь на наших чиновников. Следует, не привлекая внимания, оказать ему помощь. Я высоко оцениваю труды Корнелия Галла на благо Рима и римского народа. Занимайся делом без спешки, Анций Валерий. Помни: лучше сделать поудачней, чем затеять побыстрей. Кроме того, считаю нужным добавить, что мои информаторы люди заинтересованные, а потому их сведения нуждаются в особо тщательной проверке. Следуй правилу: кто действует или жалуется в порыве гнева, тот принимается во внимание не раньше, чем твердо докажет, что это сознательное решение. В случае получения свидетельств недобросовестного ведения дел немедленно отправь с надежным курьером подробное сообщение, независимо от положения лица, о котором идет речь. До сих пор я оставался доволен твоей работой, надеюсь, что и в этот раз не будет причин укорять тебя».
Рассказ Ирода о темных сделках с папирусом, в который поначалу не очень верилось, получал основательное подтверждение. За строчками умеренного письма чувствовался гнев обманутого властителя, умеющего подчинять эмоции разуму. По привычке Анций Валерий придирчиво изучил печать с изображением Александра Великого, которую Октавиан приказал изготовить вместо печати с изображением сфинкса после того памятного случая в Александрии, когда, не удержавшись, коснулся кончика носа знаменитой мумии. Не так уж трудно было сыскать умельца, искусно подделывающего подписи и печати. Анций вспомнил ловкого секретаря Ирода и его безупречную подделку, благодаря которой удалось заманить в ловушку старого Гиркана??.?? эта печать выглядела настоящей: в ней явно просматривалась рука резчика Диоскурида, внесшая в нескольких местах рисунка малозаметные неправильности. Прибавляла уверенности также педантичная манера Октавиана проставлять не только дату, но и час написания письма, что впрочем было общеизвестным. Но только узкий круг посвященных умел извлекать скрытый смысл от расположения цифр.
В Тире Анций Валерий взошел на борт римского торгового судна, побеседовал с капитаном, продемонстрировал бумаги с грозными печатями, после чего устроился на нижней палубе и преспокойно заснул. Норовистый капитан, подумав, решил, что и ему полезно зайти в александрийскую гавань.
Корнелий Галл поселился в роскошном в восточном стиле, с башенками, с обширными террасами дворце в центре Александрии. Он был высок ростом, худ и малоразговорчив. Анция Валерия встретил невозмутимо, словно уже дожидался его появления. Бросалось в глаза отсутствие рабынь, зато повсюду попадались похотливые лица нежных мальчиков. Их гибкие полуобнаженные тела вились вокруг Корнелия Галла, делая из него рассеянного собеседника. Не ускользнули от внимания Анция и на редкость изысканные закуски, поданные к вину: баснословно дорогая краснобородка,[37] утонченные пряности из Индии, изобилие заморских приправ, дефрутов[38] и ликваменов.[39]
«Если ты намерен отправиться в Навкратиду и Птолемаиду без сопровождения, я не буду настаивать», — безразлично отозвался Корнелий Галл, — «Ты намерен также побывать в Копте и Левке Коме? Но там почти нет жреческих земель… Впрочем, воля Октавиана для меня закон».
На следующее утро, едва успев разогнать коня, Анций Валерий получил, к счастью не отличавшийся меткостью, удар в спину. Короткий дротик вонзился чуть выше правой лопатки и сбросил его на землю. Рана оказалась не смертельной, но с болезненными последствиями: правая рука не повиновалась. Анцию отвели во дворце укромные покои, о нем заботились лучшие врачи Александрии, его развлекали музыканты и танцовщицы, а подушки поправляли неожиданно появившиеся юные египтянки, распространяющие вокруг себя неземное благоуханье, сравнимое разве что с ароматом нектара. Ежедневно раненного навещал Корнелий Галл. «Мои люди изловили злоумышленника, вора и бродягу, подкарауливающего путников на большой дороге. Я не могу привести его к тебе, его уже успели казнить».
