Лорин стояла в тени еще зеленой плакучей ивы с бокалом шампанского в руке и вспоминала, как на свой двадцать первый день рождения Элен вначале разослала всем подарки по почте, потом собрала подруг и вместо праздничной вечеринки устроила «день безумств и сумасбродства». Играли в фанты, после был объявлен конкурс на самую сумасшедшую затею для всей компании, а потом ее воплощали. Реализованы, правда, были все идеи номинантов. В ход пошли карнавальные костюмы, созданные тут же из старых платьев и свитеров, грим был самым смелым в стиле «классика триллеров», а после попытки в таком виде обаять охранников элитного ночного клуба и проникнуть туда бесплатно девушки чуть не оказались в полиции.
А сейчас все так спокойно, мило, без единой помарки… Просто невыносимо.
Элен была счастлива. Лорин казалось, что ее подруга стремительно теряет себя.
Никогда не позволю такому со мной случиться! Да пусть мне встретится хоть принц из сказки, не променяю свои желания на его привычки, волю его родственников и пожелания хоть самого Папы Римского! Я все понимаю: и что замужество – это другая жизнь, и что нельзя начать новую жизнь, не потеряв старой, но если мало-помалу перестаешь быть собой… Стоит ли оно того?
Вопрос был риторическим. Лорин скептически улыбнулась, глядя, как Джонатан кормит свою молодую жену тортом с ложечки.
Долго ли это продлится?
Кусочек розового крема обреченно сорвался и упал возле декольте невесты.
Началось…
К вечеру, надо сказать, обстановка изменилась. С точки зрения Лорин – к лучшему. Во-первых, молодожены уехали достаточно быстро. Нет, Лорин радовалась не тому, что уехали, а тому, что отправились они не куда-нибудь, а на Ниагарский водопад.
Это уже больше похоже на Элен.
Вечер был прохладным: конец августа, но ветерок совсем мягко скользил по лицу, шевелил еще зеленые плотные листья, подсвеченные влажным опаловым светом маленьких фонарей. Звучала музыка – легкая, ритмичная, немного томная… Лорин чувствовала себя просто волшебно. Непрерывный, как звук прибоя, гул голосов, женский смех, тонкий звон бокалов – все существовало где-то в параллельной реальности, осознавалось как тусклый фон. На самом же деле была только эта музыка, пронизывала все мышцы, заставляла каждую клеточку вибрировать в своем изысканном ритме и все тело – двигаться упоительно красиво, сильно, плавно, как движутся две волны, набегающие одна на другую…
Лорин была танцовщицей. Настоящей.
Не стоит удивляться, что с началом танцев она стала центром внимания, притягивающим все-все взгляды, потому что красота движения завораживает любого.
Больше всего на свете Лорин любила танцы. А Терпсихора любила ее… Девушка двигалась в такт музыке, медленно, потом быстро, необычно, страстно; от ее движений веяло то кастильским вечером, то глухой африканской полночью.
Лорин ни с кем не танцевала. Ей не с кем было танцевать.
Нет, ее, разумеется, приглашали, она делала несколько движений вместе с мужчиной – и отдалялась от него, она легко учила танцевальным па всех желающих – что естественно, ведь Лорин преподавала хореографию в специальной школе искусств, – но по-настоящему она не танцевала ни с кем.
Потому что это слишком глубоко, слишком серьезно. Невозможно с первым встречным.
Для Лорин танцевать с кем-то значило примерно то же, что и заниматься любовью. Она вкладывала в танец всю свою душу, всю энергию, всю страсть, весь свой талант… Всю жизнь.
И нельзя позволить чужому человеку к этому прикоснуться!
Она танцевала с Бенджамином. Он был ее последним партнером. Лорин была влюблена, он тоже. Он остыл быстрее.
Такое случается. Гораздо чаще, чем хотелось бы.
Они не могли больше быть вместе как любовники. И Лорин не смогла больше с ним танцевать.
Бен так просил об этом… Не хочу вспоминать!
Мелодия затихала. Лорин улыбнулась одному, второму, мимоходом погладила по плечу Лизу, кивнула матери Элен и ушла в глубину сада.
Подальше от людей. Подальше от света фонарей.
Яркие пятна электрического света лежали на траве, подсвечивали круглые кроны деревьев и фантасмагорические искривленные стволы с корой, которую хотелось изучать кончиками пальцев. Ветер о чем-то шептался с листьями. Музыка была слышна, но не так навязчива здесь. Она ничего не диктовала.
Лорин держала в руках бокал с холодной минеральной водой, принесенный официантом. Ей было странно ощущение себя. Она могла бы быть счастливой: ее подруга вышла замуж за человека, с которым хочет прожить всю жизнь. Она за все лето не танцевала столько, сколько сегодня. Ей аплодировали.
А этого, оказывается, все-таки мало.
На самом деле Лорин в глубине души надеялась, что, возможно, сегодня, в день, освященный чьей-то любовью, она встретит кого-то… с кем ей захочется танцевать.
2
– О, извините меня, я не хотел, я действительно не хотел! – Не по-мужски тонкие пальцы торопливо мнут бумажную салфетку, стирая следы от яркого грейпфрутового сока с белоснежной рубашки официанта. – Так неловко…
И «так неловко» бывает слишком часто. Пора бы привыкнуть и относиться к этому попроще. Так нет же!
Фрэнк Хамп чувствовал, как яркие розовые пятна неумолимо проступают на его щеках и шее, уши тоже краснеют…
Вздох. В нем проскользнули и обреченность, и прямо-таки буддистское принятие ситуации, и тонкий оттенок самоиронии.
В общем, чрезмерная застенчивость порождает замкнутый круг: всегда страшно сделать что-то не так, всегда напряжены нервы, а если от природы ты еще и не слишком ловок, то вероятность того, что по твоей вине случится какая-нибудь неприятность, пусть даже самая мелкая, возрастает в геометрической прогрессии. И чем больше их случается, тем крепче вера в то, что с тобой все время что-то не так. И все сначала…
В общем, Фрэнк был из тех, кому очень-очень тяжело не быть неудачником. И, возможно, даже вероятнее всего, плохо, что он так смиренно принял такую ситуацию… Однако, если бы снимали комедийный фильм, в котором в главной роли был Фрэнк Хамп собственной персоной, комедия получилась бы неплохой и явно романтической, а юмор в ней был бы построен не только на том, что главный герой поскальзывается на банановой кожуре.
Хотя и такое случалось. С кем не бывает?
Осознав себя как неудачника, Фрэнк научился наслаждаться всеми прелестями жизни такого рода людей. По крайней мере, ему так казалось. Может быть, парень и был к этому близок, но все еще краснел, когда каким-то более или менее тривиальным способом портил кому-то костюм.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
