Он зачарованно смотрел на жаркий, беспокойный танец пламени и почувствовал, что оно манит, притягивает его — ближе, еще ближе. В середине костра что-то щелкнуло, и Гриффин вздрогнул, едва удержавшись, чтобы не взлететь. На его месте должна быть Луна. Он пытался смошенничать, но это не помогло. Он не был храбрым. Страх переполнял его — сердце безумно колотилось, во рту пересохло, ноги ослабели, крылья обмякли. Но он вспомнил, что Луна наблюдает за ним, подумал об отце и понял, что уже не может отступить.
Он укрылся за большим камнем и почувствовал, что жар стал слабее. Гриффин взял конец соломинки в зубы. Он понимал, что должен действовать быстро — чем дольше он будет это делать, тем больше вероятность, что его заметят. Цепляясь передними когтями, он придвинулся к камню.
Шерсть обдало ужасным жаром, глаза заслезились от дыма. Прищурившись, он попытался просунуть стебель в пламя. Соломинка была ужасно неудобная, Гриффин попробовал немного потянуть ее назад когтем и едва не выронил из зубов.
Резким движением он сунул ее в угольки, увидел, что кончик загорелся, и вытащил соломинку обратно. Сначала ему показалось, что огонек погас, но потом увидел на конце светящуюся точку и слабую струйку дыма.
Получилось!
Гриффин осторожно передвинул соломинку и схватил ее задними когтями. Он взмахнул крыльями и взлетел, поднимаясь все выше от земли, от людей, от костра — туда, к соснам, где ждала его Луна. Он бросил быстрый взгляд вниз. Если люди и заметили его, они уже ничего не смогут сделать. Но люди по-прежнему сидели, словно каменные изваяния, пристально глядя на огонь и изредка переговариваясь между собой низкими голосами.
— Ты сделал это! — воскликнула Луна, в изумлении кружась вокруг него.
— Он еще не погас? — спросил Гриффин. Держать тлеющую соломинку было неудобно; нужно было лететь осторожно — взмахами крыльев он боялся раздуть пламя или выбить соломинку из когтей.
— Да, это огонь! — ликовала Луна. — Гриффин, мне просто не верится, что ты это сделал!
— Я сумел, — сказал он, чувствуя, как ее возбуждение захватывает его. — Да, я сделал это!
— Огонь! — восхищенно кричала она. — Ты добыл огонь! Летим, положим его в очаг!
В полете они беспечно болтали. Луна несколько раз подлетала снизу, проверяя, не погас ли огонек. Она хихикала, Гриффин тоже смеялся. Это было заразительно, они не могли остановиться. Вот бы отец увидел его прямо сейчас, когда он несет то, что добыл у безмозглых людей! Сидели у костра и даже не заметили, как у них из-под носа летучая мышь утащила огонь! И это сделал он, маленький пугливый детеныш. Это он придумал и совершил!
Они летели к Древесному Приюту, к каменному очагу, который, наверное, уже готов. Гриффин посмотрел вниз и с удивлением обнаружил, что огонь пожирает соломинку слишком быстро; яркая точечка подбиралась к его когтям.
— Мы уже почти прилетели, — сказала Луна, заметив, что он нахмурился. — Ты сделал это, Грифф!
0н быстрее забил крыльями, но увидел, что пламя от этого сильнее разгорается. Пришлось лететь медленнее. Огонь продолжал распространяться. Гриффин чувствовал его жар — на левом боку и ступне. Мысли беспокойно заметались в голове. Он от всей души пожалел о своем поступке. Ему хотелось избавиться от соломинки, но он не мог просто бросить ее вниз. Что если начнется пожар, огонь охватит весь лес и Древесный Приют снова сгорит? Что за дурацкая идея украсть огонь!
— Луна, она горит слишком быстро!
— Мы уже почти на месте, не беспокойся! Нет, она не права. Еще далеко. Конца соломинки не было видно, он горел внизу, совсем близко к его телу. Гриффин вспомнил обжигающий жар костра, представил, как он падает на землю, охваченный огнем.
— Луна! Я больше не могу!
— Подожди, подожди, я проверю, потерпи!
Луна спикировала под него и почти в то же мгновение Гриффин почувствовал жгучую боль в левом когте. Он вскрикнул и, прежде чем сумел совладать с собой, выпустил горящую соломинку.
— Берегись! — крикнул он, но было поздно. Он услышал вопль Луны и, резко наклонившись, посмотрел вниз.
Спина Луны горела. Соломинка упала на землю, но ее горящий кончик застрял в шерстке Луны.
— Гриффин! — закричала она, отчаянно колотя крыльями, но пламя от этого разгоралось еще сильнее.
— На землю! — закричал Гриффин, но она уже обезумела от боли, потому что пламя перекинулось на плечи и лизало крылья. Гриффин кружился вокруг ее, пытаясь сбить огонь, но безуспешно; казалось, он проник глубоко в ее шерсть. Луна пронзительно визжала.
— На землю! — снова закричал он в отчаянии. — Я собью его!
Луна устремилась к земле, но не по собственной воле. Она падала, безвольно вращалась в воздухе, слишком быстро набирая скорость, шлепнулась на кучу листьев и осталась лежать неподвижно.
Гриффин резко опустился рядом, стал сгребать землю когтями и засыпать ею Луну, чтобы потушить пламя. Вдруг его сзади кто-то оттолкнул, и он оглянулся — это были его мама, мама Луны и несколько других взрослых. Они окружили дымящегося детеныша и бросились на него, закрыли своими телами, чтобы погасить пламя. Это заняло несколько секунд, но Луна по-прежнему не двигалась. Гриффин видел, что ее шерсть и крылья сильно обожжены, местами была видна обожженная кожа.
Гриффин не мог оторвать от нее глаз. И вдруг он услышал свой низкий монотонный крик, но уже не мог остановиться.
— Она жива, — услышал он голос матери. — Мы перенесем ее в Древесный Приют.
Каменная Крепость
Шейд беспокойно заворочался и проснулся. Он открыл глаза и огляделся: вокруг, на выступах стен и потолка пещеры, висели тысячи сереброкрылов-самцов. Плотно завернувшись в крылья, они крепко спали. Шейд задержал дыхание, прислушиваясь. Он не знал, что разбудило его — звук или какая-то вибрация в скале. Может, это был Чинук, который храпел рядом, или Кассел, его отец, который что-то бормотал во сне.
Шейд взглянул на длинную вертикальную щель, которая была входом в пещеру; судя по свету, до заката оставался час или около того. Сегодня в полночь Орион, старейшина-самец, выберет тех, кто отправится в Древесный Приют. Шейду хотелось быть одним из них.
Он хотел увидеть своего сына.
Гриффин. Шейд знал только имя и то, что малыш благополучно родился весной. Разве этого достаточно? Однако так было заведено издавна. Каждую весну самки обосновывались в Древесном Приюте, где давали жизнь новому поколению, а самцы проводили лето в Каменной Крепости, в сотнях тысяч взмахов крыльев к юго-востоку. Казалось, ни один самец не стремится повидать свою подругу и детенышей; они были совершенно счастливы вдалеке от них, им хватало новостей, принесенных посланцами, которые несколько раз за лето летали туда и обратно. Но ведь прошло уже несколько месяцев! Как могли они выносить такую долгую разлуку? Это было неестественно. Ему отчаянно хотелось снова увидеть Марину — и сына.
Шейд вздохнул. Ну вот, проснулся. Только на минуту ему показалось, что он ощутил слабую вибрацию, будто кто-то невероятно могучий зашевелился под землей, пробуя свою силу. Потом это ощущение пропало. Возможно, это просто ветер с океана или непрерывное движение моря, а может быть, тому виной его собственное беспокойное состояние.
Ему захотелось выйти наружу. Сорвавшись с насеста, он расправил крылья, пронесся сквозь щель и тут же оказался над морем. Солнце еще стояло довольно высоко над горизонтом, готовое опуститься в пылающую воду. Шейд резко повернул и полетел вдоль берега, изрезанного бесчисленными бухточками и заливчиками. Прилив здесь был очень сильным, и море вырезало в высоких обрывах узкие щели. Каменная Крепость находилась внутри самой высокой и мощной скалы; на ее покрытой мхом вершине росло несколько живописно изогнутых ветром сосен.
Вдалеке Шейд услышал небольшое стадо китов, поющих свои странные песни, одновременно скорбные и восторженные. Он пронесся над густым лесом и теперь сосредоточился на охоте. Большой ворон посмотрел на него с верхушки сосны, когда он пролетал мимо, но ничего не сказал. Шейд внимательно наблюдал за ним. Он давно обнаружил, что разрешение летать при свете солнца не слишком приветствуется птицами.
Хотя совы и согласились на перемирие с летучими мышами, Шейд и другие сереброкрылы днем по-прежнему чувствовали себя неуютно. Многие вообще избегали этого, предпочитая охотиться ночью, как это делалось тысячелетиями. Иногда Шейд удивлялся, какой смысл был бороться за то, чтобы вернуть солнце. Но он понимал, что важен был не сам солнечный свет, а свобода. Свобода выбора — летать днем или ночью, и главным образом свобода от страха перед совами.
Шейд развернулся и схватил бабочку-данаиду. Это одно из преимуществ дневной охоты — можно поймать жуков и бабочек, которых ночью не встретишь.
— Ты сегодня рано проснулся, — послышался позади голос, и Шейд, оглянувшись через крыло, увидел Кассела.
