Судорожно выдохнув сквозь сжатые зубы, он включил переднюю скорость. Чертова Эрика! Нужно же было поставить свой чудовищный внедорожник именно на том месте, где он не мог его объехать. Теперь придется опять подниматься в дом, искать ключи, отгонять «навигатор» и все начинать снова. Как будто он не спешит. Как будто у него нет важных дел. Эрика не понимает этого, у нее сроду не было ничего важного.
И теперь уже не будет.
Эта мысль слегка улучшила его настроение, но три минуты спустя, когда он вновь подошел к «навигатору», раздражение вспыхнуло снова. Запас времени сокращался.
Он с силой повернул ключ зажигания, согнув его, выжал до отказа акселератор и включил заднюю скорость. Широкие шины внедорожника завизжали, когда машина рванулась назад, стирая резину на известняковом щебне подъездной аллеи. Не поворачивая, он продолжал ехать прямо на безупречный газон. Колеса, оставляя глубокие рытвины, подбрасывали в воздух пучки блестящей зеленой травы.
Бросив «навигатор» с работающим мотором, он гораздо осторожнее вывел «БМВ» на пустынную улицу пригорода. Он слегка успокоился, почти покончив с этой неприятной задачей и все равно опережая свой график.
Но когда сел в «навигатор», чтобы вернуть его на место, струя холодной воды из дождевателя обдала спину, замочив сшитый на заказ пиджак от плеч до талии.
Его синие глаза вспыхнули от ярости, и он едва не ударил по рулю ладонями. Но вовремя вспомнил о сеансах психотерапии по управлению гневом, принять участие в которых ему посоветовали несколько лет назад. Женщина-психолог учила его подавлять разрушительную ярость: вести обратный счет от десяти, глубоко дышать, стискивать кулаки, внушая себе, будто давит сок из апельсинов.
«Сжимайте апельсины, — явственно вспомнился ему ее спокойный голос. — И слизывайте, слизывайте, слизывайте сок».
Он попытался это сделать. Сжимал и слизывал. Сжимал и слизывал.
Струя дождевателя снова устремилась к «навигатору», брызнув ему в лицо через открытое окошко.
— Я покажу тебе управление гневом, безмозглая тварь! — прорычал он и нажал на педаль акселератора.
Разбрасывая траву и куски известняка, внедорожник промчался по гаражу и врезался в заднюю стену на скорости тридцать пять миль в час. Грохот был такой, словно в телефонной будке взорвалась бомба, стойки треснули, пыль от сухой кладки заклубилась в воздухе.
Он выключил зажигание и протиснулся наружу. Теперь все было тихо, если не считать шипения треснувшего радиатора и негромкого шелеста дождевателей на газоне.
— Это будет ей уроком, — сказал он.
И замер.
Урок. Учитель.
Вот оно — превосходное имя, которое он искал!
— Эрика, наконец ты сделала что-то полезное, — негромко произнес он.
Затем достал «трео» из кармана мокрого пиджака и включил его.
В конце объявления о своей миссии, под словами «С наилучшими пожеланиями», он отпечатал на светящемся экране: «Учитель».
В последний раз проверил список получателей, убедившись, что адрес «Нью-Йорк таймс» верен.
И нажал «отправить».
Он сунул «трео» в карман и побежал по красиво изогнутой подъездной аллее к ждущему «БМВ».
Неужели это дело наконец-то сделано?
Он — Учитель, люди — его ученики, и занятия вот-вот начнутся.
Глава пятая
Учитель въехал на автостоянку для жителей Локаст-Вэлли возле железнодорожной станции Лонг-Айленд, поставил «БМВ» между «мерседесом СЛ-600» с откидывающимся верхом и «рейнджровером»-внедорожником. «В Локаст-Вэлли даже машинам нужны богатые соседи», — подумал он.
Заглушив мотор, он осмотрел пиджак, расстеленный на заднем сиденье для просушки. При теплой, солнечной погоде превосходная ткань быстро высохла. Никто не заметил бы легкой оставшейся влажности.
К нему вернулось хорошее настроение. Можно даже сказать превосходное. Дела вновь пошли как ему нужно. Он властвовал над миром. Насвистывая арию из «Идоменея» Моцарта, он взял мягкий портфель с пассажирского сиденья и вылез из машины.
Подходя к платформе, он увидел высокую беременную женщину, с трудом вкатывающую детскую коляску по ступеням.
— Давайте, помогу вам, — сказал он и, взявшись свободной рукой за переднюю ось, помог женщине поднять коляску на платформу. Это была замысловатая модель «Бугабу» — дорогая, как и все здесь. В том числе и мать — тридцати с лишним лет, белокурая, привлекательная, с бриллиантовым браслетом, ярко сверкающим на правом запястье. «Замечает она, что груди почти вылезают из тесной кружевной кофточки над выпирающим животом? — подумал Учитель и решил: — Да. Они весьма соблазнительны — именно то, что надо».
Он улыбнулся, когда женщина оценивающе оглядела его костюм от Живанши, туфли от Прада и загорелое точеное лицо. Конечно, она осталась под впечатлением. У него был лоск, дающийся только деньгами, безупречный вкус и мужская привлекательность. Сочетание достаточно редкое.
— Большое спасибо, — сказала она и обратила взгляд на своего спящего ангелочка. — Знаете, мы вчера прилетели с Мальдив. Сегодня у меня встреча за обедом в ресторане «Жан Жорж», которую нельзя отменить, а наша няня во время перелета уволилась. Нужно было бы ее там и оставить. — Она понизила голос до соблазнительного заговорщицкого: — Не хотите приобрести годовалого мальчика?
Учитель долго спокойно смотрел ей в глаза, этот взгляд говорил: он обладает всем, что она нашла в нем, и еще многим, очень многим. Она восхищенно смотрела на него, чуть приоткрыв губы.
— Я определенно взял бы его на час-другой, если бы с ним пошла мама, — ответил он.
Полнотелая красавица по-кошачьи изогнулась, одарив его лукавой улыбкой.
— Вы порочны и сексуальны, так ведь? — сказала она. — Я два-три раза в неделю езжу в город, обычно в это время и одна. Может, мы еще встретимся, порочный мужчина.
Эталон современного материнства подмигнула и пошла плавной походкой в своих туфлях-лодочках с открытым носом, демонстрируя ему длинные, крепкие ноги и виляя бедрами.
Учитель застыл в недоумении. Порочный? Он хотел своей фразой оскорбить эту шлюху, пристыдить ее, показав, как ему отвратительна ее распущенность. Неужели она не уловила сарказма? Очевидно, нет.
Но он выразился совершенно ясно. Проблема в том, что пристыдить не имеющих стыда невозможно.
В не столь уж далеком прошлом он воспользовался бы своим неотразимым обаянием, чтобы соблазнить ее, — повел бы в отель и дал бы там волю своей похоти, распаленной ее беременностью.
Но человека, каким он был когда-то, уже не существовало — он уничтожил его, ступив на тропу, сделавшую его Учителем.
Теперь он мог ясно вообразить, как до смерти избивает эту женщину детской коляской.
Поезд, шедший в Нью-Йорк, приближался с нарастающим грохотом, сотрясая бетонную платформу.
— Посадка заканчивается! — крикнул кондуктор.
«Следующая остановка «Откровение»», — подумал Учитель, заходя в вагон с остальными пассажирами.
Глава шестая
Примерно через час Учитель вышел на станции метро «Тридцать четвертая улица». Восемь тридцать пять утра, самый пик, и грязная платформа была забита людьми.
Он подошел к ограничительной линии со стороны посадки к центру города. Справа от него стоял бездомный, от которого несло, как из открытой канализации, слева юная девица, громко говорившая по сотовому телефону.
Учитель пытался не обращать на них внимания. Ему требовалось думать о чрезвычайно важных вещах. Но если в отношении бездомного он преуспел, то заставить замолчать бесстыжую девчонку, раздражавшую всех подробностями своей скучной, бессмысленной жизни, было невозможно.
Он наблюдал за ней краем глаза. Высокая, тонкая, лет восемнадцати-девятнадцати, и вместе с пронзительным голосом все в ней было направлено на привлечение внимания — темный загар, неестественная белизна волос, слишком яркие тени и короткая розовая куртка с капюшоном, открывающая спереди сверкающую блямбу на животе, а сзади непристойную татуировку над ягодицами.
Поедая рогалик с луком, она громко болтала об операции по удалению грыжи у чистопородной таксы, и он обнаружил, что невольно отступает к дурно пахнущему бездомному.
В туннеле показались фары приближающегося поезда. Учитель расслабился — близилось избавление от этой мелкой неприятности.
Но тут девица подошла к краю платформы, небрежно задев его, и капля сливочного сыра из ее рогалика шлепнулась на носок его ботинка от Прада.
Учитель в изумлении уставился сперва на свои туфли, стоившие шестьсот долларов, потом на девицу в ожидании извинений. Но та, увлеченная вульгарной пустотой своей жизни, либо не заметила, что оскорбила человека, либо ей было наплевать.
Он ощутил в животе внезапную легкость — ненависть и презрение, значительно превосходящие обычный гнев.
