Дедичев вскочил.
- Побывали бы вы на моем месте! Когда зал удачный, я все могу! Сегодня чуть сам за шариком не улетел... Слушайте, а это ведь из-за вас! Вы ведь под конец помогали мне, верно, доктор? Идите ко мне в партнеры! Мы такое сделаем!
Саврасов поднялся, взял со столика шляпу и перчатки. Вздохнул.
- Простите меня. Юрий Петрович. Собственно, я знал, что не выйдет, но попытаться должен был. Вы убедили меня в своей правоте. Да, вы делаете прекрасное дело. Оно свято и необходимо, как любое искусство. И нельзя, конечно, заставить художника вместо картин рисовать таблицы для проверки зрения, а скульптора - лепить гипсовые повязки... Жаль лишь, что мне не удалось доказать вам свою правоту...
Он повернулся и пошел к двери. Остановился на пороге.
- Вот сейчас у меня лежит больной Фомин. Осколок в сердечной сумке. С войны... Осколок неприятный, начал поворачиваться, давит... Сейчас апрель. Раньше июля я за него не возьмусь - не наберу форму. Разомкну ткани, осколок выведу. Но хватит ли сил сомкнуть? И хватит ли у него сил до июля?.. Вчера положили больную... ну, фамилия не важна... по поводу рака матки. Уже четвертый раз - я не умею обнаруживать и ликвидировать метастазы. Ей тридцать семь лет. Мечтает родить... Вы правы: мир - для здоровых. Им нужно давать восторг и радость. А я, когда вижу больного, об этом забываю. Может ли быть в мире восторг и радость, когда человек страдает? Наверное, может, но не для меня. Если я могу лечить людей, как же мне делать что-то другое? - Он вздохнул и добавил скороговоркой: Извините, что побеспокоил. Я искренне сожалею об этом, Юрий Петрович. Прощайте. Кстати, номер у вас чудный...
- Постойте, - тихо отозвался Дедичев. - Подумать дайте...
Он стоял, опершись рукой на стол, опустив голову. Саврасов физически ощущал напряжение - как перед грозой. Наконец Дедичев выговорил:
- Знаете что, дам я вам мазь. Штука хорошая, считайте, вдвое сильней импульс будет. Конечно, к ней привыкнуть надо. Потренируйтесь, на собачках, что ли... не жалейте, я еще пришлю и рецепт дам... - он вытащил из чемодана баночку. - Держите!
- Спасибо, Юрии Петрович. Поклон вам земной. Я понимаю, как много вы даете, - сказал Саврасов стесненным голосом и проглотил комок.
- Да погодите! Скажите лучше: завтра к полудню успеете этих двоих приготовить? Только я давно без практики, да и пациенты неизвестные...
- Успею. Я заеду за вами без четверти. Но скажите: вы хорошо обдумали свое решение?
- Какое решение? Ни черта я не решил! - буркнул Дедичев. - Просто завтра утренника нет, что ж не помочь...
Саврасов молча глядел на него. Да. Можно отказаться от своего дара лечить. Можно. Но это - пока разговор вообще. Пока не появились конкретный Фомин и конкретная Петракова... И, видно, нелегко было этому мальчику оставаться один на один со своей волшебной силой. Вот потому он и не закрыл дверь, бедный мистер Икс...
А Дедичев охватил пальцами лицо, похлопал глазами и вдруг спросил:
- Слушайте! А скажите-ка, доктор... неужели им в тридцать семь еще рожать хочется?
Саврасов вздохнул.
- Вам сколько лет, Юрий Петрович?
- Двадцать три.
Саврасов снова вздохнул.
- Хочется, Юра. Очень хочется. Вы себе не представляете, до какой степени...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
