Мальчик рос в нищете, на одной картошке, хилым, слабым и маленьким. Однажды, не в силах дождаться, пока картошка сварится, Рудик попытался достать ее, опрокинул на себя горящий примус вместе с котелком и попал в челябинскую больницу. Здесь кормили вдоволь, так что уходить при выписке не хотелось. Но главным было все-таки не это. «Чувство, что обо мне заботятся, как если бы я был единственным больным в госпитале, было первой большой радостью в моем детстве», — много лет спустя вспоминал Рудольф.
Радостью оказалась и музыка. Единственным ее источником в доме было радио, привезенное с собой из Москвы. Рудик мог часами просиживать около него, тихо слушая красивые классические мелодии. Именно благодаря им мальчик мысленно переносился из комнаты с множеством ее обитателей, убегал из одинокого детства в свои мечты. По признанию Нуреева, с самых ранних дней он смотрел на музыку как на друга, как на религию, как на путь к лучшему будущему. У него и в мыслях не было, что из этого увлечения вырастет другая страсть, единственная, которая заполнит всю его жизнь, — танец.
Очень любила музыку и старшая сестра Рудика, Лиля. Но девочке не повезло: в раннем детстве она, простудившись на холоде, переболела менингитом и потеряла слух. Несмотря на свою глухоту, Лиля очень любила петь, у нее это неплохо получалось. Когда по радио играла музыка, глухая девочка останавливалась и прислушивалась, как будто слышала что-то. Каждый из этих двух детей был счастлив по-своему…
В 1943 году Нуреевы перебрались в Уфу, где поселились вместе с семьей брата Хамета Нуреева. Жили в маленькой клетушке — три семьи в одной девятиметровой комнате! Можно сделать смелое предположение: маленький мальчик вполне мог вынести из детства самые негативные представления об отношениях мужчины и женщины. Скорее всего, так и было. Впоследствии Нуреевым выделили отдельное жилье, но и тогда им всем пришлось ютиться в одной комнате в четырнадцать метров, где стояли две кровати: одна для родителей, вторая — для четверых ребятишек.
В памяти Рудольфа о тех годах преобладало одно чувство: сосущий голод. Он вспоминал бесконечные, длящиеся по шесть месяцев зимы без света по вечерам и почти без еды. Так же помнил, как мама уходила в метель, чтобы принести домой несколько фунтов картошки, на которые их семья должна была жить неделю.
Воспоминания детства… Они всегда остаются одними из самых ярких в жизни каждого человека.
Однажды мать ушла, ничего, по обыкновению, не сказав Розе, навестить дальних родственников, живущих недалеко от Уфы. Весь путь туда и обратно она проделывала пешком. Была середина зимы. Фарида вышла на рассвете и к ночи дошла до небольшого леса как раз перед самой деревней. Она была совершенно без сил, когда вдруг заметила вокруг маленькие желтые огоньки, которые двигались парами на некотором расстоянии от земли. И вдруг Фарида поняла, что это. Вернее, кто. Нуреевы слышали в Уфе рассказы о том, что голодные волки в эти военные времена настолько осмелели, что заходят даже в деревни. Серые силуэты окружали женщину все теснее и теснее. Но Фарида, не привыкшая сдаваться в любой ситуации, и здесь не растерялась: сняла с себя шерстяное одеяло, в которое была укутана, и подожгла его. Увидев пламя, волки поджали хвосты и исчезли в лесу. Фарида добралась до родственников, запаслась кое-какими продуктами и поспешила домой. Боясь напугать детей, она рассказала им об этом происшествии только много времени спустя…
«В некотором роде эта история характерна для нашей семьи. В конце пути может быть даже смерть, и знаешь это, однако продолжаешь идти, находишь новые силы, новые решения там, где другие положились бы на провидение. Я не могу не гордиться этой чертой в нашей семье»[3].
Рудольф хорошо помнил свой первый день в детском саду, очень грустный день. Семья Нуреевых оказалась настолько бедной, что у мальчика не нашлось никакой подходящей одежды. В частности, не было обуви. «Мама вынуждена была отнести меня в садик на спине, и я очень сильно страдал от сознания необычности такой ситуации, — рассказывал Рудольф годы спустя. — Я был гордым ребенком, и как наша бедность, так и унизительность нашего положения причиняли мне поистине физические страдания. В этот первый день мама одела меня в Лилино платье, и нет ничего другого, что бы могло заставить 6-летнего мальчика чувствовать себя глупо, чем заставить его надеть платье сестры. На мне была так же одета девчачья пелерина с крыльями, и я выглядел и чувствовал себя клоуном».
Платье сестры, пелерина с крыльями… Психологи и сексологи утверждают: весьма рискованно одевать мальчиков в их раннем возрасте подобно девочкам — последствия могут быть необратимыми. Не эта ли трагическая закономерность произошла и с Рудиком Нуреевым?.. С самого раннего детства ему пришлось донашивать одежду сестер, а Фарида даже не пыталась перешить из нее что-нибудь более подходящее для мальчика (может, не умела?). До самой школы Рудик ходил в сестринских вещах, и даже в первый класс пошел в пальтишке своей сестры. Об этом факте и спустя годы в один голос вспоминали все соседи Нуреевых.
Тогда, в далеком детстве, потрясенный мальчик понял: многие дети в садике живут более обеспеченно, чем он, лучше одеты. Эти ребятишки были, вероятно, из семей, постоянно живущих в Уфе. Они не вели такую неустроенную жизнь, как Нуреевы, уехавшие из Москвы и оставившие почти все свое имущество дома.
Однажды Рудик упал в садике в голодный обморок. Дома нечего было есть с предыдущего утра, и мама вместе с его сестренкой Розой отправилась в один из своих походов за едой. Все, что мог сделать маленький голодный мальчик, — постараться пораньше уснуть. На следующее утро, проснувшись, он почувствовал головокружение, но мужественно пошел в садик и там упал.
Все вышесказанное известно из рассказов Рудольфа о своем детстве и частично — со слов его сестры. Но на чудом сохраненной старой фотографии, снятой в свое время воспитательницей детского сада Розой Сабитовой, маленький Рудик внешне ничем не отличается от других мальчиков, стоящих рядом. Все они — в аккуратной одежде, напоминающей военную форму.
* * *
Тридцать первого декабря 1944 года Фарида Нуреева, достав только один билет, повела своих детей на балетный спектакль Башкирского театра оперы и балета. У входа в театр стояла огромная толпа, и в образовавшейся давке все пять Нуреевых, мать и четверо детей, весьма удачно прошли на спектакль по одному билету.
«Это было как раз в конце войны, — рассказывал Рудольф английскому журналисту, обобщая под словом «русский» представителей всех национальностей Советского Союза. — Врожденная в каждом русском любовь к музыке и балету стала за эти годы еще сильнее. Каждый надеялся хотя бы на время уйти от кошмара повседневной жизни. Безграничные духовные ресурсы русских, глубина их внутренней жизни, способность, с которой они могут вырваться из убогости повседневной борьбы, являются, по моему мнению, главным объяснением того громадного успеха, который вызывает в Советском Союзе почти любое проявление искусства».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
