Ко Чи Та утешал меня тем, что, мол, все образуется, что, когда мы будем жить отдельно, я стану вести хозяйство по своему разумению и что помогать бабушке Мьин мы перестанем. Я же видела только один выход — поскорее устроиться на работу.
Теперь мы твердо решили, что деньги, которые лежали в банке, мы не станем тратить до тех пор, пока не поселимся отдельно. Однако найти подходящий дом оказалось делом довольно сложным: требовался аванс, который был нам не по карману, — три тысячи джа. Так что пока оставалось только одно: терпеть, стараясь не обострять отношений с многочисленными родственниками мужа. Мне иной раз хотелось навестить мать, но Ко Чи Та не отпускал меня одну. А когда я думала о том, что придется рассказать ей о своем невеселом житье-бытье, то и у меня самой пропадало желание ехать в Пегу. Жаль было маму огорчать. В письмах я уверяла ее, что у нас все в порядке, что живем мы хорошо, но она все прекрасно понимала и обещала наведаться к нам, как только мы обзаведемся жильем.
Таким образом, поступившись всеми своими интересами в угоду нашей с Ко Чи Та любви, я продолжала исправно выполнять свои обязанности, с нетерпением ожидая лучших времен. Однако как я ни старалась сохранять добрые отношения со всеми, мне это не удалось, — возник конфликт между мной и Эй Мья, с которой мне как раз очень хотелось ладить.
Однажды До Ту За принесла с базара свежую рыбу. Ма Кхин Ма зажарила ее и приготовила кислую подливу к рису. Семья у нас, как известно, была большая, и, когда я делила рыбу на порции, мне пришлось проявить немало изворотливости. В результате всем досталось по маленькому кусочку.
Пришло время обеда.
— А где моя рыба? — донесся из кухни ворчливый голос До Ту За.
Я поспешила в кухню и стала объяснять:
— Я разложила рыбу по порциям. В одной тарелке было два куска.
— Значит, ее съела Эй Мья. А мне так хотелось рыбы! Специально на базар за ней ходила, — продолжала ворчать До Ту За.
Я чувствовала себя виноватой оттого, что сама уже поела. Когда из школы вернулась Эй Мья, опять возник разговор про рыбу.
— Я заглянула в свои судки, — пояснила она раздраженно, — смотрю, есть нечего. Я и взяла в школу остатки рыбы. В этом доме теперь никогда досыта не поешь. — И она окинула меня взглядом, исполненным такой ненависти, что у меня мурашки забегали по коже. «Ей объяснять бесполезно, — подумала я, — все равно ничего не поймет».
— Какой прок от университетского диплома? — рассуждала бабушка Мьин. — С ним работу найти так же трудно, как и без него. А если и найдешь — все равно гроши платят. Нигде больше ста двадцати шести джа не получишь.
Возразить было трудно. Мне так надоело безденежье, что я готова была торговать на базаре, зарабатывать шитьем — одним словом, делать что угодно. Я подумывала: не начать ли мне давать уроки? И вдруг обнаружилось, что у нас с Ко Чи Та будет ребенок. Только этого еще не хватало! Ни своего угла, ни работы, ни денег, — и на тебе, ребенок. Что я буду делать с ребенком среди чужих людей?
Беременность моя проходила трудно. Я не могла выносить ни вида, ни запаха еды, в течение месяца меня беспрерывно рвало. Целыми днями я лежала пластом, и никакое лекарство мне не помогало. Да, мне решительно не везло! Другие женщины рожают чуть ли не каждый год и понятия не имеют о рвоте.
— Дохлая она какая-то, — слышала я осуждающий голос бабушки Мьин. — Сколько раз я рожала, со мной никогда ничего подобного не случалось.
— И у меня всегда все было просто, — поддакивала ей Ма Кхин Ма. — Чуть подташнивало, и только. А тут! С ума можно сойти!
— Так выворачивать наизнанку может только безнадежно больного. Ох и намучается же с ней мой племянничек, — брезгливо скривив губы, вещала До Ту За.
Она была убеждена, что я притворяюсь, чтобы Ко Чи Та меня жалел. Но мне действительно было худо, и это понимал только врач. Он успокаивал меня и обещал, что месяца через три все пройдет, а для поддержания сил велел сделать два укола глюкозы.
Мне очень не хватало моих родных. Они-то поняли бы меня и пожалели. А тетка обязательно приготовила бы что-нибудь такое, от чего бы меня не тошнило. Здесь же я никому не нужна, кроме мужа.
— Я забегал днем. Ты спала. Мне не хотелось тебя будить. Принес виноград. Видела на кровати?
Сегодня утром мне вдруг захотелось чего-нибудь кисленького, и я попросила Ко Чи Та купить на базаре немного винограда.
— Нет, не видела. А куда ты его положил?
— Рядом с подушкой.
Я обшарила всю постель, но винограда не нашла. Тогда Ко Чи Та заглянул под кровать и обнаружил на полу бумажный пакет, а в нем косточки от винограда.
— Это дело рук мартышек! Эй, Чо Чо! Ну-ка поди сюда! — позвал Ко Чи Та старшего из племянников.
— Не надо. Не трогай его. Он ведь ребенок. Завтра купишь еще.
— Нет. Я этого так не оставлю. Они окончательно распустились. Мать ими совсем не занималась, вот они и делают что хотят.
Ребята дядю боялись больше, чем собственных родителей. Когда его увещевания не помогали, он мог прибегнуть и к рукоприкладству. За мою бытность в доме этого, правда, еще не случалось.
Появился Чо Чо. Достаточно было взглянуть на него, чтобы понять, кто съел виноград, однако он пытался убедить нас в обратном.
— Ты съел виноград? — строго спросил его Ко Чи Та.
— Никакого винограда я не видел, — ответил он, отводя глаза в сторону.
— Оставь, Ко Чи Та, — вмешалась я. — Видишь, он не виноват. Ступай, Чо Чо.
— Нет, погоди. Ты же знаешь, что я не потерплю лжи. Никто из ребят сюда не ходит. Один ты целыми днями здесь вертишься. Говори, ел виноград?
— Не ел, — продолжал упорствовать Чо Чо.
— Признайся, или я сейчас всыплю тебе как следует!
— Ко Чи Та, оставь его в покое, — снова вмешалась я.
Чо Чо осмелел.
— Только попробуй! Меня даже папа не бьет.
— Что? Что ты сказал, негодный лгун? — И не успела я опомниться, как Ко Чи Та ударил Чо Чо по затылку. Тот заревел.
— Что тут происходит? — примчалась на крик бабушка Мьин. — За что ты обидел ребенка?
— Мало того, что он съел наш виноград, он еще и грубит.
— Чо Чо, пойдем со мной, — строго сказала бабушка, уводя внука.
В следующую минуту появилась Ма Кхин Ма.
— Как ты смеешь бить нашего ребенка! Надо было сказать, я бы купила вам виноград.
— Дело не в винограде. Дети должны знать, что им можно делать, а чего нельзя. А тебе не возмущаться надо, а благодарить меня за то, что я занимаюсь воспитанием твоих детей!
— Я в твоей помощи не нуждаюсь. У тебя есть жена. Вот ее и воспитывай. А со своими детьми я как-нибудь сама разберусь.
— Когда в семье появляется посторонний, — поддержала ее До Ту За, — покоя не жди. Со своими-то всегда найдется общий язык.
Ко Чи Та, громко хлопнув дверью, ушел. Мне же не оставалось ничего иного, как терпеть и молчать. Я испытывала неловкость. И в довершение ко всему Ма Кхин Ма отшлепала Чо Чо, и теперь он орал на весь дом.
Тут опять появилась бабушка Мьин.
— Прекратите сейчас же этот гвалт. Зачем только я вас к себе в дом пустила! Убирайтесь все к чертовой матери!
Ма Кхин Ма мгновенно умолкла, а я, прикрыв уши подушкой, заплакала.
— Ко Чи Та, неужели нам так и не удастся познать счастье семейной жизни? — спрашивала я вернувшегося с работы мужа. — Я поеду к маме. Побуду там месяц, отдохну немного и вернусь. Может быть, ты подыщешь дом за это время.
— Мне не хотелось бы отпускать тебя в таком настроении. Что твоя мать обо мне подумает?!
— Я ведь не жаловаться еду. Просто я по ней соскучилась, мама у меня хорошая. Расскажу ей, как у нас обстоят дела с домом, — она все поймет правильно. И потом, она и так уж обижается на меня. Ведь мы не виделись с ней со дня свадьбы. Скажет: вышла замуж — и мать не нужна.
— Делай как знаешь. Только лично я против того, чтобы ты ездила в Пегу.
Поступать вопреки желанию мужа мне не хотелось.
— Хорошо. Если ты не отпускаешь меня к маме, я хоть недельку поживу у подружек в общежитии. Когда появится ребенок, мне будет не до них. Отдохну немного, а ты ко мне будешь приезжать. Как в былые времена — на свидание.
— Это дело другое. Я согласен. Поезжай. Кстати, там осталось кое-что из твоих вещей.
Я была безмерно рада возможности переменить обстановку. Мы с Ко Чи Та договорились, что он скажет своим родителям, будто подруги так настойчиво приглашают меня погостить, что отказаться было бы неловко. Про себя же я решила оставаться в общежитии до тех пор, пока у нас не появится собственный угол.
Женское общежитие университета находилось на улице Пром, неподалеку от озера Инья. Здесь жили и студенты, и аспиранты, и те, кто уже давно получил диплом и работал. С первого курса вплоть до дня своей свадьбы жила здесь и я.
