чашей было плетеное кресло, а на его спинке висел длинный шарф. Он узнал его. И только тогда отвернулся.
Женщина не замечала идущего к ней человека, она стояла лицом к морю, уперев основание ладони в подбородок и сосредоточенно смотрела на воду. Алексей остановился. Так близко. Еще несколько часов назад было так далеко, а теперь вдруг стало так близко. На мгновение он забыл, как и почему оказался в тюрьме, забыл вчерашний бессмысленный суд и просто стоял и смотрел на ее спину. Женщина обернулась резко и неожиданно.
Пожав плечами, он протянул к ней открытую ладонь. Женщина прищурилась, провела рукой по глазам, подалась всем телом вперед, словно рассматривая облупившуюся штукатурку на старой стене и, помотав головой, так же резко отвернулась.
Алексей не выдержал и засмеялся. Она повернула в пол-оборота голову и прислушалась. Потом опять часто-часто помотала головой и уставилась на воду.
— Смешная, — прошептал он и непреодолимо захотел оказаться рядом. Прямо сразу. В эту же секунду. До ломоты во всем теле.
Гонимый одним только этим желанием, бывший заключенный сорвался с места и побежал. Их разделяли всего лишь несколько десятков метров. Женщина, стоя к нему спиной и пожирая округлившимися глазами пустоту перед собой, слышала эти гулкие песчаные удары шагов, отдающиеся в почву ритмичной вибрацией. Она боялась пошевелиться, боялась обернуться, боялась спугнуть мираж. Пусть это будет мираж, неважно. Лишь бы стоять вот так, с комом в горле, смотреть на воду, не видя воду, и осознавать, что он бежит к ней.
Мгновение.
Колыхнувшийся сзади воздух толкнул ее в спину и, обхватив, сжал тело, принеся вместе с собой сильные забытые мужские руки. Она узнала все: объятия, запах, движение. Перемешиваясь и хватая друг друга за шеи, головы, руки, они кое-как вывернулись и тыкались носами в лицо и губы, что-то вскрикивая и шепча. Она почти не открывала глаза, она наслаждалась им, как сухая земля дождем.
* * *
— Нам пора.
Старик стоял рядом и смотрел на Алексея.
Заключенный поднял голову.
Изо всех сил стараясь не дрогнуть ни одним мускулом лица, старик сильно сжал полы и так уже замученной шляпы.
— Нам пора возвращаться, — повторил он.
Алексей постарался улыбнуться:
— Не переживайте. Ведь вам не положено по статусу переживать.
— Ко всему привыкаешь. К возможности сопереживания тоже.
Проведя руками по лицу, словно стирая усталость, Алексей встал:
— Я готов.
Он осторожно высвободил руку из ладони жены, которая оставалась сидеть на песке и не отрываясь смотрела на мужа, и положил свою руку в карман.
— Не тяни, — попросил он.
Старик выставил вперед открытую ладонь и коснулся груди заключенного. Сразу же с легким, как и в прошлый раз, шумом из-за его спины стал накатывать темный тюремный воздух, сгущаясь перед его глазами и поглощая бескрайнюю вечернюю лазурь моря, чистоту неба и тростниковые домики со съеденными завтраками.
Они снова стояли в камере. Возле той же темной тюремной стены, под тем же самым крошечным окошком, друг напротив друга. Алексей то ли дохнул, то ли хохотнул и закрыл лицо ладонью. Постояв так какое-то время и стараясь собраться с мыслями, он снова взглянул на старика.
— Нужно сделать выбор, — попросил гость. Его взгляд был неумолим.
— А что если переговорный процесс принесет какой-то результат, и прямо завтра все изменится? — хватаясь за последнюю надежду, спросил Алексей.
— Переговоров не будет, — твердо качнул головой старик, — то, что вы видите — это не переговоры. Это игра.
— Я могу еще подумать?
— Да, вы можете думать вплоть до начала «мероприятия». Правда, не очень хотелось бы, чтобы вы исчезли прямо на глазах у надзирателей. Если вы пропадете ночью, то это одно, это просто побег. А вот если прямо во время убийства, то это уже другое. Желательно, чтобы событие не противоречило естественному ходу вещей.
Сделав паузу, старик немного склонил голову набок и присмотрелся к собеседнику:
— Но что-то мне подсказывает, что вы уже сделали свой выбор.
— Я не вижу для себя другого выхода.
— Он есть. Я его предлагаю.
— Я не хочу бросаться высокопарными словами и говорить, что жизнь — борьба, что нужно идти к своей цели и далее в таком же духе. Ваше предложение из разряда сверхъестественного, само ваше появление из разряда сверхъестественного, я до сих пор борюсь с мыслью, что это всего лишь видение. Но все так реально, что моему мозгу проще верить, чем нет. Поэтому я сейчас говорю с вами, как с настоящим.
— Я настоящий.
— Знаю. И это троекратно, а то и больше усиливает важность моего правильного выбора. Само ваше появление подтверждает не мою уникальность, а значимость события, которое мы все организовали. Все, к чему я стремился, все мои убеждения и мысли, которыми мне удалось заразить многих людей, с вашим появлением стали еще более значимыми и правильными. Стала видна осязаемая цель. Поэтому я не могу воспользоваться вашим предложением. Здесь нет человека, который нуждается в спокойной старости. Во мне нет этого человека.
Алексей развел руками и замолчал.
Старик закрыл глаза, глубоко вздохнул, потом медленно открыл их и посмотрел на шляпу. Заботливо, как у хрупкого бумажного кораблика, он расправил в ней полы и медленно провел пальцами почти по каждой трещинке. Потом отряхнул, промял на верхушке ложбинку и надел на голову, стараясь украдкой вытереть слезящиеся глаза.
Он посмотрел на Алексея. Открыто и просто. Как всегда это делал. И протянул руку вперед:
— Я рад. Спасибо.
Алексей пожал руку в ответ.
— Какой шанс, что я проснусь завтра утром и все, что вы говорили, окажется просто дурным сном?
— Никакого, — непосредственно и по-детски усмехнулся старик и, неожиданно смазавшись и качнувшись поплывшим силуэтом, вдруг исчез.
Алексей первый раз увидел его явное исчезновение.
В дверь камеры, быстро проскородив по стене, тут же ударили дубинкой. Алексей дернулся от неожиданности и поморщился.
— Заключенный, к стене! — послышался противный рявкающий голос.
Все задвижки и ключи скрипнули и провернулись. Охранник вошел в камеру. Остановившись у входа, он задумчиво помахивал дубинкой, то поднося ее почти к лицу, то едва-едва касаясь стены, и жевал жвачку.
— Ты не знаешь, что нельзя разговаривать в одиночке?
— Я не разговаривал.
Охранник протянул руку с дубинкой и ткнул ею заключенного, стоящего лицом к стене, в бок. Потом хихикнул.
— Ты самый разговорчивый заключенный, — и снова хихикнул мелким истеричным смешком, — тяжело, да? Да? Да?
На каждое «да» он меленько хихикал и толкал дубинкой в бок.
— Молчать тяжело? Да?
— Ты плохо закончишь Демьян, преступники всегда плохо заканчивают, — громко ответил Алексей.
— Не сметь! — несдержанно и надрывно вызверился Демьян.
