— Оставьте меня!
Хотя приказ прозвучал еле слышно, но оба денщика и старый слуга-кабардинец выскочили из шатра быстрее, чем легендарный джинн из бутылки и князь остался один. Никто не заметил горячечного блеска в глазах Бековича-Черкасского, и на изменившиеся интонации в его голосе, сочтя это последствием перенесенного горя — ведь всем известно, как оно порой ломает людей, изменяя не только их облик, но и поведение. А тут такое несчастье обрушилось, что в пору с ума сойти.
— А ведь получилось, — удовлетворенно прошептал князь, — теперь он это я, а я, соответственно, это он. И что интересно, его память во мне полностью, вот только открывать ее опасно — сразу видение жены и дочек приходит, с ума начинаешь сходить. Так что дверцы шкафа лучше держать закрытыми, да еще подпереть, чтобы случайно не распахнулись, а все необходимое доставать через верх, откинув крышку. Другой аналогии как-то не подберешь сразу, но эта более-менее подходит. И что отнюдь не смешно, а совпадением трагично — я ведь по отцу тоже Бекович, и по имени Александр, только Рашидович, если по русской традиции брать с отчеством.
Бекович прошелся по шатру, несколько раз присел, ощущая, что тело ему полностью подвластно. И раскрыл ларец, достав оттуда несколько свернутых бумаг, с подвешенными на шнурках печатями. Развернул одну из них, и как оказалось, самую важную. По ней шла резолюция — «Быть по сему», а внизу короткая подпись — «Петр».
Развернув царский указ, Бекович принялся его читать про себя. Внимательно просматривал текст повеления, и понимал, что теперь предстоит сделать. Ведь одно дело читать историческую литературу об этом злосчастном походе, а другое работа с «первоисточниками», как сказал бы его знакомый преподаватель с кафедры истории КПСС в начале 1970-х годов, когда ему довелось учиться в университете.
«Князю Черкасскому данные пункты, от Его Царского Величества, и по оным как поступать, будучи в Хиве:
1. Надлежит над гаваном, где бывало прежде устье Аму-Дарьи реки, построить крепость человек на тысячу, о чем просил и посол Хивинский.
2. Въехать к Хану Хивинскому послом, а путь иметь подле той реки и осмотреть прилежно течение оной реки, також и плотины, ежели возможно оную воду паки обратить в старый пас; к тому же прочие устья запереть, которые идут в Аральское море, и сколько к той работе потребно людей».
Бекович усмехнулся, разгладил пальцем усы — читать такой текст оказалось интересно. Не выдержав, хмыкнул:
— Царь Петр мог бы устроить экологическую катастрофу с Аральским морем на два с половиной века раньше. В принципе затея интересная — замена Каракорумского канала на протоку в озеро Саракамыш, а потом по руслу Узбою пустить воды в Каспий. Вот только вся штука в том, что такое технически невероятно сложно. И не только бесполезно это занятие, но и вредно в самой своей сути — драгоценная вода канет в песок.
Сейчас старый профессор в новом своем облике прекрасно понимал, что затея со строительством крепости на косе в Красноводском заливе, не самодурство Бековича-Черкасского. Выпор пал на абсолютно неприемлемое для жизни место — ведь там не имелось пригодной для питья воды — не от глупости кабардинского князя, в которой его упрекал лейтенант Кожин, а являлся скрупулезным выполнением царского повеления. Впрочем, самоуверенный и заносчивый моряк мог там еще несколько лет пресную воду искать, пока бы даже для самого тупого не дошло — ее там просто нет, да и быть не может. Только опреснители ставить, но то задача только для будущих времен, с иным уровнем технических возможностей, которые появятся только через полтора столетия.
«3. Осмотреть место близь плотины, или где удобно, на настоящей Аму-Дарье реке для строения ж крепости тайным образом; а буде возможность будет, то и тут другой город сделать».
— Толмача толкового и умного советника у тебя нет, царь Петр Алексеевич. И образование нормальное отсутствует. Первый тебе бы объяснил, что «дарья» и есть река, а так тавтология получается — «экономика должна быть экономной», как сказывал незабвенный Леонид Ильич, а «масло масляным», как приговаривали во времена Горбачева, — усмехнулся Бекович, вот только глаза его сузились от едва сдерживаемого гнева.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вот только хивинского хана или бухарского эмира за конченных дебилов держать не нужно — ни один нормальный правитель независимого государства не станет спокойно смотреть, как на его земле чужеземцы начнут крепости свои ставить, чтобы потом за глотку взять. Европейцы завсегда слишком самоуверенными были, смотря на другие народы как на дикарей. И это не от образования, не от культуры — от наличия пулемета, как приговаривал Рерьярд Киплинг.
Бекович прикрыл глаза, пытаясь сдержать гнев. Бывая в Москве он, будучи заместителем министра, порой сталкивался там с такими «товарищами», которые относились к коллегам из Средней Азии с плохо скрываемым высокомерием, примерно как англичане к туземцам. А ведь первые цивилизации появились именно в Азии, в зоне «междуречий», где основой жизни являлось поливное земледелие со строительством сложных ирригационных сооружений. Таких древнейших государств, появившихся за три десятка веков до явления Христа, было несколько, можно перечислить только главнейшие — на берегах Янцзы и Хуанхе, Инда и Ганга, Евфрата и Тигра, Амударьи и Сырдарьи. Да еще Нил, что совсем близко примыкает.
Все дело в том, что при поливном земледелии требуется участие всех жителей, для проведения масштабных работ — рытье и содержание каналов и арыков — настоятельно нужна организационная составляющая, такая как государство, причем централизованное.
Последнее несло культуру и прочее — письменность и школы, строительство и архитектуру, регулярную армию с боевыми колесницами и слонами, деньги и торговлю, города и ремесло, искусство в конце-концов. И это в то время, когда предки англичан, немцев и прочих там шведов прятались в лесах, носили на себе шкуры, и пребывали в первобытной дикости, в которой еще несколько тысячелетий оставаться будут.
«4. Хана Хивинского склонять к верности и подданству, обещая наследственное владение оному; для чего представлять ему гвардию к его службе, и чтоб он за то радел в интересах наших.
5. Буде он то охотно примет, а станет желать той гвардии, и без нее ничего не станет делать, опасаясь своих людей, то оному ее дать сколько пристойно, но чтоб были на его плате; а буде станет говорить что перво нечем держать, то на год и на своем жаловании оставить, а впредь чтоб он платил».
Александр Бекович прикрыл глаза, зло усмехнулся. Взял из банки тлеющий фитиль, раздул его, раскурил заранее набитую денщиком трубку с длинным чубуком — князь пристрастился к курению, так как в окружении Петра сия вредная привычка буквально насаждалась.
Негромко прошептал, не скрывая сарказма:
— Неужели царь сам верит в то, что написано?! Если так, то он, как правитель, должен понимать, что ни один азиатский владыка, особенно мусульманин, не удержится на престоле, если его единственной поддержкой будут только иностранные штыки?! Даже англичанам подобные трюки не удавались и веком позднее, а ведь методики их были куда искуснее, и действовали более изощренно и коварно. Так что советникам действительно головы отрубить нужно — они дурные, и пользу не принесут, один вред о них только ожидать приходится. Хотя…
Князь затянулся табаком, пыхнул дымком. Задумался, кривая улыбка заиграла на губах.
— Царь ведь скуп, да и денег в казне нет, приписка одна о годичном содержании многого стоит. Да и войск выделено недостаточно для полномасштабной войны, а вот в авантюру пуститься вполне хватит. Половина воинства казаки и бывшие шведские драгуны, русская пехота в крепостях оставлена и там вымирает от безводья и непривычного климата. Такое ощущение, что царь их заранее всех списал в убыток — выгорит дело, то хорошо, а погибнут — и не жалко. Как там ему фельдмаршал Шереметев сказал после взятия Орешка — «бабы еще нарожают»!
