Эмили подождала, пока чернила высохнут, и закрыла толстую тетрадь в синем кожаном переплете.
Она начала вести дневник в двенадцать лет, после того злосчастного падения, когда ее тоненькая ножка переломилась сразу в двух местах. А что еще остается, когда целые дни проводишь в постели? В ожидании, пока сломанные кости срастутся, Эмили прочитала едва ли не все книги из библиотеки отца, какие смогла получить, не только те, которые ей соглашалась принести гувернантка, но и неподобающие для чтения в ее возрасте романы, присылаемые ей жалеющим сестру Реджинальдом.
За долгие месяцы Эмили вдоволь наслушалась глубокомысленных хмыканий и безнадежных вздохов докторов, прежде чем надежда на то, что она вновь сможет бегать, покинула ее. Нога так и осталась слабой и искривленной, к тому же чуть короче другой.
– Это господь покарал вас за неблаговидное поведение, – заявила Перкинс, старая нянька, заботившаяся еще о матери Эмили. – Для чего вам понадобилось подсматривать за кузеном и мисс Кромби?
Конечно, любимицей няньки была хорошенькая послушная Луиза, но это обстоятельство не давало Перкинс права быть такой жестокой по отношению к бедняжке Эмили. Всю жизнь расплачиваться за детскую шалость – не слишком ли даже для карающей длани провидения?
Эмили и прежде не любила своего кузена Джеффри Хатчинсона, он казался ей скучным, и от него всегда скверно пахло, но Хатчинсоны были богаты, и родители мисс Кромби ни за что не позволили бы дочери упустить такую прекрасную партию. В тот день все в доме пребывали в уверенности, что Джеффри сделает мисс Кромби предложение, и Эмили готова была отдать свои лучшие игрушки, лишь бы услышать, что ответит бедная девушка. Увы, игрушки остались в детской Эмили, позабытые хозяйкой, а сама девочка дорого заплатила за любопытство.
Кузен Джеффри не нашел лучшего места для объяснения, чем старая беседка на краю небольшого искусственного озера, и Эмили без труда взобралась на крышу, сквозь щели в которой ей прекрасно было видно и слышно все происходящее внизу. Мисс Кромби едва успела раскрыть рот, чтобы ответить на выспреннее, лишенное всякого чувства предложение Джеффри, как чуть ли не на голову ей свалилась Эмили – прогнившая деревянная кровля не выдержала веса хрупкой девочки.
От испуга у мисс Кромби случился истерический припадок, на время избавивший ее от необходимости отвечать Хатчинсону, но к тому времени, как Эмили впервые смогла сделать несколько шагов по садовой дорожке, мистер и миссис Хатчинсон уже уехали в свадебное путешествие.
Лорд Уитмен глубоко сожалел, что так и не успел отдать приказание снести беседку, хотя уже давно собирался построить на ее месте павильон для летних чаепитий, и злосчастная постройка была наконец сломана, но избавить дочь лорда от хромоты так никто и не сумел.
Свойственная Эмили живость искала выхода, и девочке пришлось нелегко, прежде чем она научилась с должным смирением относиться к своей участи. Леди Уитмен была уверена, что ее средней дочери придется остаться старой девой, к счастью, весьма состоятельной, но Эмили все-таки вышла замуж, и способствовала этому замужеству, по воле прихотливой судьбы, другая семейная трагедия.
– Луиза, если ты слышишь меня там, на небесах, попроси господа быть милостивым к нам, прежде всего к твоему сыну, – этими словами Эмили каждый день заканчивала свои вечерние молитвы.
В такие дни, как сегодня, когда она могла весь день находиться в обществе мужа, молитвы не приносили Эмили утешения. Ее мог утешить единственно его ласковый взгляд, но именно этой радости она была лишена.
Она с трудом поднялась с колен, неуклюже забралась в постель и задула свечу. Надо хотя бы немного поспать, назавтра Гренвиллы приглашены на обед к Пауэллам, и Эмили придется трястись в душной карете целых шестнадцать миль! Хорошо еще, дорога туда относительно хорошего качества, иначе эта поездка стала бы для нее сущей пыткой. Но отказаться она не могла, мистер Пауэлл – давний друг лорда Гренвилла, а Эмили согласна была пересечь полграфства пешком, лишь бы доставить Уильяму удовольствие.
Сьюзен в этот вечер никак не могла заснуть в своей миленькой спальне, отделанной голубыми обоями с маленькими розовыми бутонами. Она сидела в оконной нише, обнимая свою старую куклу, одну из трех, что обычно располагались в кресле возле ее кровати. Рядом лежал исчерканный лист бумаги.
Чудесный день закончился для юной девушки отнюдь не на радостной ноте. Во время легкого ужина, поданного на стол к ее возвращению домой, дядюшка Энтони внезапно решил прервать восторженные излияния племянницы относительно празднества у Эмили и кое-кого из ее гостей следующим высказыванием:
– Как отрадно видеть, что ты счастлива, моя дорогая! И мне хотелось бы и впредь видеть тебя счастливой.
– Конечно, я счастлива! У меня очень милые и добрые друзья и самый лучший в мире дядя! – Сьюзен благодарно улыбнулась доктору.
– Счастье – очень хрупкая вещь, дитя мое, и иногда его нужно охранять и беречь, – ответил на это доктор Вуд.
– Охранять? От чего? – Порой подобные философские высказывания казались девушке чересчур глубокомысленными, а позже она понимала, что дядюшка всего лишь хотел добродушно поддразнить племянницу.
На этот раз он был серьезен.
– От тех, кто может ненароком отколоть от него кусочек или даже и вовсе разрушить.
– Кого вы имеете в виду? – Сьюзен начала догадываться, но не могла поверить, что дядя и впрямь решил предостеречь ее именно от этого человека.
– Любого, кто может ворваться в твой мир и причинить тебе боль. – Мистер Вуд не спешил выразиться прямо и определенно, и это начало раздражать Сьюзен.
– Вы подразумеваете Ричарда? – быстро спросила она.
– Я знаю, что тебе не по душе, когда о нем говорят дурно, и не собираюсь этого делать.
– Тогда… я просто ничего не понимаю! – Молодая леди покраснела от смущения и досады.
Надо сказать, иногда она даже радовалась, что у нее нет матери или суровой тетки, которая наставляла бы ее, как надо вести себя в обществе, следила бы за каждым словом, указывала, какой из джентльменов является для нее подходящей партией. К чести девушки, очень скоро ей становилось стыдно, и она молила покойную матушку простить ее за недостойные помыслы, но все же она взрослела, пользуясь большей свободой, чем ее ровесницы, не осиротевшие так рано. Дядя смотрел сквозь пальцы на маленькие отступления от правил приличий, и Сьюзен вполне хватало мягких наставлений Джейн или Эмили, чтобы не совершать непростительных промахов.
И вот дядюшке Вуду с чего-то вздумалось порадовать ее нотацией, причем совершенно необъяснимой.
– На самом деле его судьба меня не интересует, я не стану ни порицать, ни хвалить его. – Доктор, казалось, не замечал недовольного вида племянницы. – Единственное, что меня заботит, это твое будущее. Я предлагаю тебе задуматься ненадолго и представить, с каким человеком тебе бы хотелось провести всю свою жизнь в покое и довольстве.
– Вы полагаете, я никогда еще не пыталась себе этого представить? – Сьюзен чуть улыбнулась – все же дядя порой бывает так наивен! Неужели он и правда думает, что в ее годы она не воображала себе черты своего избранника?
– Ты не поняла меня, дорогая, – улыбнулся и дядя Энтони. – Я не подразумевал, что ты должна подумать об известных тебе людях. Просто опиши мысленно, а еще лучше, отрази на бумаге те черты характера и привычки будущего супруга, которые позволят тебе чувствовать себя рядом с ним счастливой. А заодно можешь записать и те, которые тебе будет трудно стерпеть. Не думай при этом ни о мистере Соммерсвиле, ни о ком-то другом, кто тебе нравится или не нравится. Постарайся быть беспристрастной.
– И зачем я должна это делать? – Сьюзен невольно задумалась над словами доктора Вуда.
– Когда этот список будет у тебя перед глазами, примерь его к молодым джентльменам из твоего круга и отметь, какими качествами, хорошими или дурными, обладает каждый из них. Если у кого-то нужных тебе черт будет хотя бы вполовину больше, чем у остальных, об этом юноше ты можешь думать как о человеке, более или менее подходящем тебе по складу характера. Посмотри также на его дурные склонности и представь, как скоро они смогут лишить тебя безмятежности, а затем реши, стоит ли тебе и впредь считать это знакомство полезным. Возможно, поначалу будет трудно, но со временем ты поймешь, какие качества супруга для тебя важнее всего.
– По-моему, это очень легко! – возразила Сьюзен. – Я могу назвать их сразу. Он должен быть веселым, красивым, щедрым, хорошо танцевать, заботиться обо мне и наших будущих детях. И ни в коем случае – не злым, жадным или ворчливым!
– Не думаю, что этого достаточно, – снисходительно улыбнулся дядюшка. – И я объясню тебе, в чем заключается поверхностность твоих рассуждений. Веселый человек – душа общества, и мы всегда рады быть с ним рядом, прекрасно проводить время. Но представь, что этот весельчак захочет каждый день устраивать пирушки и всевозможные развлечения, в его доме постоянно будут толпиться гости. Найдется ли у него время на жену и детей? Не устанут ли они от бесконечных празднеств? Не говоря уж о том, что излишняя щедрость может нанести урон состоянию и наследникам останется слишком мало средств? А в чем, по-твоему, должна состоять его забота о тебе и детях? Если он не станет давать в долг всем знакомым или тратить деньги на роскошные кареты и лошадей, откажется построить новую оранжерею или потратиться на бриллианты для тебя, ты, конечно, назовешь его жадным и злым, но это может оказаться всего лишь разумной экономией, которая позволит ему сохранить деньги на более важные цели – расширение своих владений, приличное образование для сыновей и приданое для дочерей.
