понял — его клиент.
— Петр? — спросил он вошедшего.
— Да, — мужчина пошел в сторону Шорина.
— Рад знакомству!
— Да, — слабая худая ладонь пожала протянутую руку. Щеки вновь вошедшего были такими же щербатыми, как материя пальто, глаза блекло смотрели из-под шапки. — Расскажите подробнее, что она может?
— Все, что сможете придумать, — Шорин подвинул гостю стул. — Может, и больше.
— Пиво, виски, ром, крепче? — спросила грузная барменша, возникнув по ту сторону стойки.
— Пиво, светлое, пожалуйста, — чуть слышно ответил мужчина.
— Нету у нас. Один сорт, стаут. Будете?
— Давайте, — он мял узловатыми пальцами салфетку.
Женщина кинула на стойку бирдекель и стала наполнять кружку темным напитком. Струйка журчала медленно, испытывая терпение Шорина. Он чувствовал шероховатую полосу в своей вспотевшей ладони и старался не показывать нервозности.
— Что было у вас? — мужчина, не снимая шапки, ерзал на стуле рядом.
— Разное было, — процедил Шорин. Он метнул взгляд в барменшу, и клиент понимающе закивал.
Та неторопливо вытерла салфеткой капли, пролившиеся на кружку, и поставила пиво на стойку рядом с танцующими пальцами гостя. Потом пристально посмотрела на Шорина и уплыла на другой конец бара, листать журнал.
— Полоска всякое творит, что понадобится, — пожал плечами авантюрист, когда женщина скрылась из виду.
— Например, что? — мелкие жадные огоньки бегали в глубоких тенях глазниц клиента.
— Например, на той неделе я разгружал составы, — Шорин отпил из своего бокала виски. — Я, знаете, всякой работой занимаюсь, какая подвернется.
Собеседник кивнул. Пена медленно опадала с темного пива в кружке перед ним.
— Так вот, ящик попался какой-то дурной, поломанный что ли он был…, — обладатель сокровища гипнотизировал таящее пивное облако. — В общем, порезался я, насквозь почти. Вот прямо тут, — Шорин оставил полосу, осторожно вынул руку из кармана и ткнул в середину второй ладони пальцем. — Товарищи уже бросились звонить в скорую. Понятное дело, я отмахнулся и пошел в сортир. Там достал полосу, замотал ей рану и пошел работать, — он развел руками и спрятал их обратно в куртку. — Когда вечером пришел домой, снял повязку, смотрю, а раны как не бывало!
— Да ну? — мужчина поправил шапку, открыв удивленные редкие брови и загоревшиеся голубые глаза. — А еще?
— Еще? Хм, — Шорин картинно задумался. Потом покивал и продолжил: — вот, месяц назад. Я на своей тарантайке заехал на улицу с односторонним движением, да попал «против шерсти», бывает, знаешь, — хохотнул он и глотнул виски. — Все этот идиотский навигатор вечно путает карты! То, говорит, дорога, а ее нет, то вот двухстороннее, а там уже третий год за это штраф. Короче, опустил я стекло, высунулся из машины да и размотал полосу вперёд. Ну и дал по газам. Теперь-то было можно. Выехал на другую улицу, вышел и смотал обратно. Вот такие дела!
— Покажете? — спросил мужчина, расстегивая пальто.
— Да не вопрос! — Шорин закивал и полез в карман за своим богатством. — Вот она.
Клиент раскрыл глаза, уставившись на обычный обрезок белой материи.
— Пусть она сделает что-нибудь, — не сводя с нее глаз, потребовал рябой мужчина.
— Ладно. Вот сейчас она прикидывается салфеткой, потому что мы тут с вами выпиваем. Ну, например, вот, — Шорин вытащил одной рукой ремень из брюк и положил на стол. Затем встал, из-под освободившегося пояса показалось темное белье. Полоса тут же удлинилась, отрастила пряжку и обрела форму ремня. — Видите?
— Невероятно! — мужчина не спускал глаз с белого аксессуара, его пальцы без остановки сплетались и расплетались.
— То-то и оно! — Шорин свернул полосу и убрал во внутренний карман. Потом вдел обычный ремень в брюки и застегнул его.
— А еще?
— Еще? — все шло по плану, но нужно было выказать некоторую степень недовольства. — Ну, еще так еще, — пожал плечами Шорин и обратился к барменше: — Нась, выключи-ка свет?
Нася что-то буркнула, поднялась из-за стола, за которым читала журнал и, хрустнув шеей, пошла в сторону выключателя. Через несколько секунд бар погрузился во тьму.
Шорин снова достал полосу и одним резким движением расправил ее, словно заправский ковбой, выпускающий лассо. Полоса в его руке застыла длинной галогенной лампой, осветив во мраке помещения обескураженное лицо рябого мужчины. Тот в восторге захлопал в ладоши. Шорина это растрогало, но отступать он не собирался.
— Так что, берешь? — спросил он, посветив в глаза клиенту.
— Конечно, конечно, беру! — тот перешел на фальцет и зашелестел бумажками под стойкой.
— Сорок косых, да? — удостоверился Шорин. — Ну-ка, посчитай на столе!
Мужчина положил деньги на стойку и начал перекладывать банкноты, считая вслух. Лампа в руках Шорина стала ультрафиолетовой, подсветив водяные знаки на купюрах, что привело покупателя в еще больший восторг. Бегая глазами с денег на лампу и обратно, он сбился, а когда хотел начать заново, свет внезапно погас. В кромешной тьме что-то загрохотало, вскрикнула Нася, и размаху хлопнула входная дверь. Через пару секунд барменша включила свет. В баре не было ни Шорина, ни его волшебной белой полосы, ни пачки банкнот, лежавшей перед покупателем.
Петр вздохнул, встал из-за стойки, вынул телефон и начал набирать чей-то номер. Грузная барменша застыла в дверях. Посетитель с разочарованным лицом беспокойно начал оправдываться перед кем-то по телефону. Когда он вышел в холод морозного вечера, Нася поспешно закрыла за ним дверь на запор и по привычке стала молиться.
Шорин, запыхавшись, влетел на третий этаж, распахнул дверь своей квартиры и ввалился внутрь. После диверсии в баре он дворами побежал домой. Сделал приличный крюк, чтобы запутать следы и через полчаса сидел, тяжело дыша, в своей маленькой кухне. Казалось, план удался. Петр был приезжим и вряд ли стал бы его искать. Судя по словам одного из парней со склада, он был провинциальным подкаблучником, приехавшим с женой в столицу, отметить ее юбилей. Такие люди редко вставали на тропу войны — это Шорин знал по опыту, ведь он был аферистом со стажем. Да и сумма была смехотворной, чтобы тратить время на поиски шарлатана.
Он отдышался, выпил стакан воды и полез в карман за своим сокровищем. На ладони, освещенной тусклым желтым светом, лежал черный скомканный обрывок. Шорин положил его на стол, разгладил. Перед ним была его полоса, но теперь она стала черной. Он вздохнул и пошел ставить воду под макароны.
Со стороны могло показаться, будто Шорин расстроился, но это было далеко от реального положения вещей. Будучи по жизни находчивым малым, почерневшей полосе он быстро нашёл применение: стал выбрасывать в неё всякий хлам, как в чёрную дыру. Среди пропавших в бездонной прорези оказался вчерашний мусор, пара штрафов за стоянку, лишний болт, оставшийся после починки машины, и товарищ по цеху, отдавивший ему ногу, пролезая
