Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ларсен и девочка вздрагивают. Ларсен идет в спальню, по дороге машинально что-то переключив на приборном щитке у двери.
— Давно не спишь? — Ларсен поднимает одеяло, лежащее на полу, укрывает жену.
Анна резким движением сбрасывает одеяло на пол. Ларсен садится на край постели.
— Уже утро? — спрашивает она.
— Да. Сейчас Тереза сделает тебе укол, и я уйду, попробую достать лекарство.
— Лекарство… — издевательским тоном повторяет за ним Анна и осекается, с напряженным ожиданием следит за приближением девочки с подносом в руках.
Та останавливается у постели. В тот же миг Анна, приподнявшись, изо всей силы бьет снизу по подносу. Шприц и ампула летят на пол. Девочка стоит в полной растерянности, потом бросается подбирать осколки.
— Оставь меня в покое… — стонет Анна. — Я тебе говорила… Сделай мне другой укол, другой!
Девочка встает, с пальца ее течет кровь. Уходит.
— Извини нас, — говорит Ларсен ей вслед.
— Я устала… — едва слышно продолжает Анна, — Это же издевательство. Ну что тебе стоит? Ну я прошу тебя. Ты не представляешь… Больше нельзя терпеть. И незачем, незачем! Это ужасно… Через несколько часов начнется опять.
— К этому времени я вернусь, принесу лекарство.
— Ты же знаешь, что никакого лекарства нет и быть не может! Я умру. Понимаешь? Почему ты думаешь, что для меня будет сделано исключение?
— Ты могла бы сделать такой укол мне? — помолчав, спрашивает он.
— Да, — не задумываясь, отвечает она. — Да! Да!
— Мы все умираем, ты же знаешь, — говорит он. — Одни чуть быстрее, другие медленнее. Надо надеяться…
Она хрипло, отрывисто смеется:
— Мне жить осталось день — два, может быть часы, а ты читаешь мне мораль. Меня тошнит от тебя, от всех вас… Устала…
Она закрывает глаза и лежит неподвижно. Ларсен продолжает сидеть рядом.
— Прости, — чуть слышно, как во сне, говорит Анна.
— Я понимаю, — тихо отзывается Ларсен. — Постарайся уснуть.
Ларсен поднимает с пола осколок ампулы, оглядывается, куда положить его, но ничего подходящего не видит, сидит, держа осколок в ладони. Затем замечает, что Анна смотрит на него.
— Зачем тебе акваланг? — спрашивает она торопливо — Ты что, собрался лезть под воду? Ты сумасшедший? Не понимаешь, что вода наверняка активна? Ну, я спрашиваю тебя! — В ее голосе звучит отчаяние.
Ларсен молчит, виновато опустив голову.
— Могли уцелеть сейсмографы. — Он чуть вздохнул, словно извиняясь за то, что говорит. — Я даже знаю, где… В лаборатории, рядом с нашим домом. Там, конечно, теперь все затоплено, но ведь дамба разрушилась не сразу… Значит, и затопить их могло не сразу. Несколько часов сейсмографы должны были работать… Если это была война, то должны быть зафиксированы повсеместные землетрясения. А если нет…
— Ты дурак? — резко перебивает его Анна. — Ты думаешь, можно найти доказательство, что мир не погиб, и он от этого воскреснет? Ты что, слепой? Не видишь, что вокруг тебя происходит? — Она вдруг начинает плакать. — Что со мной, ты тоже не замечаешь. Боже! Все сошли с ума… Все… Не могу больше.
Она отворачивается. Лежит, медленно проводя пальцем по стене.
— Уйди, — шепчет она. — Очень тебя прошу… Ларсен встает, поднимает одеяло, кладет его на край постели в ногах Анны и уходит. Он поднимается по винтовой лестнице, сворачивает в полутемный коридор, останавливается возле одной из дверей, стучит. Никто не откликается. Ларсен открывает дверь. В пустой комнате чернеет койка у голой стены. На ней, укрывшись грудой тряпья, спит человек. Неподалеку стоит стул, рядом виолончельный футляр. Больше в комнате ничего нет.
— Ив, — довольно громко зовет Ларсен и несколько раз бьет рукой по открытой двери. — Ив, проснитесь…
Виолончелист что-то бормочет со сна и с головой ухолит под ворох одежды. Ларсен выходит из комнаты.
На полках шкафчика — масса каких-то склянок, баночек, мятых упаковок. Женщина роется среди них, близоруко подносит к глазам упаковки, читая названия. У нее молодое лицо, коротко стриженные волосы.
— Просто не знаю, где искать, — проговаривает она, — просто не знаю…
Ларсен сидит на диванчике рядом с пожилой женщиной. Перед ней стоят чемоданы. Они открыты, везде следы беспорядочных сборов. Возле чемоданов стоят дети — мальчик и девочка, с интересом смотрят на Ларсена. Он сидит, чуть повернув голову, стараясь не смотреть в центр комнаты, как бы стыдливо отводя глаза. Женщина чувствует это, поглядывает на Ларсена, но молчит. Наконец не выдерживает.
— Может быть, вы поговорите с ним, — говорит она сквозь слезы, — это же невозможно… День и ночь, не переставая…
Ларсен растерянно пожимает плечами.
— Марио! Перестань! Ты слышишь? Марио! — кричит женщина в глубь комнаты.
Там, между шкафом и столом, среди оторванных досок пола видна зигзагообразная траншея. Над краем свежевырытой ямы виднеется лысая голова, мелькает лопата, размеренно выбрасывающая на пол землю — ком за комом.
— Марио! — вздыхает женщина. — Как глухой…
Дети перешептываются, смеются. Ларсен отводит глаза.
— Мы хотим идти сегодня. А вы? — спрашивает женщина.
— Куда идти? — Ларсен удивленно смотрит на нее.
— Разве вы не знаете? Приходили военные из центрального бункера. И у пастора были тоже… Все должны явиться в центральный не позже десятого. Это отлет? Как вы думаете?
— Возможно.
Молодая женщина наконец находит что искала.
— Вот, это таблетки от головной боли. Но их можно развести, две упаковки на стакан… Это помогает. Когда Ганс умирал… — Она вдруг замолкает. Губы у нее трясутся.
— Перестань, тебе нельзя волноваться, — говорит пожилая женщина.
— Спасибо, благодарю вас. — Ларсен берет таблетки и торопливо выходит: — Очень признателен вам.
В тамбуре убежища при музее Ларсен готовится к выходу в город. Он стоит в небольшой камере, в противогазе в противорадиационном обмундировании. Из длинного сухого человека он превратился в громадный зеленоватый мешок. Под обмундирование он засовывает банку консервов и несколько фляжек с водой. Неуклюжей походкой, на ходу застегивая последние застежки, он подходит к бронированной двери, отпирает засов, напрягаясь, отодвигает дверь и выходит наружу.
Низкий, свинцовый туман висит над опаленной землей. Полутьма. Ни день, ни ночь — странные мутно-серые сумерки. Ларсен выходит из бетонного купола входа в убежище и оказывается в развалинах здания музея. Он уверенно идет среди свисающих балок и перекрытий через один выставочный зал, сворачивает в другой. В полумраке угадываются почерневшие, потерявшие форму каменные изваяния, остатки статуй.
Из развалин музея он выбирается через большой пролом в стене. Неподалеку, возле обломков стены, две фигуры, так же, как и Ларсен, в противогазах и защитных костюмах — отец и сын Хюммели. Они что-то бережно заворачивают в резиновый плащ. Рядом — лопаты, разрытая земля. Ларсен кивает им. Они отвечают чинным приветственным поклоном.
Он идет среди обожженных стволов деревьев, стоящих густым частоколом. Мертвый, черный лес. Ветер поднимает над ним тучи золы и пепла.
Мелкая злая рябь лежит на реке, атакуя берег. Ларсен подходит к лодке, прикрытой рваными железными листами. С усилием сдвигает лодку в воду, вставляет весла в уключины, торопливо гребет короткими веслами и вскоре исчезает в тумане…
…Через некоторое время Ларсен приближается к радарной станции. Здесь суматоха. Солдаты поспешно грузят в военные грузовики какие-то ящики, приборы. Эвакуация радарной станции идет полным ходом. На Ларсена никто не обращает внимания, только один солдат, пробегая мимо, едва не наталкивается на него, в руках у него — плоский, тускло блестящий прибор.
Ларсен направляется в аппаратную.
— У нас ничего нет. Ничего, — пожилой грузный человек отводит глаза, стараясь не смотреть на Ларсена.
- Нога - Кожушаная Надежда Павловна - Киносценарии