— Да, да, — подтвердила сутулая фигура с большими отвислыми усами.
И только статуя с бронзовой книжкой сказок в руке покачала головой и печально промолвила:
— Не надо, не надо, господа. Вас же лепили интеллигентные люди.
Хозяева начали теснить пришельцев, когда к ним пришло подкрепление. С той стороны Сены вдруг повалили боги и полубоги, человеко-быки и обнаженные безголовые девы. Их было так много, что они сразу смяли авангард противника и крылатой бронзовой колесницей врезались глубоко во вражескую армию. Изредка кого-нибудь из этих всадников сообща заваливала золоченая группа с фонтана «Дружба народов», бронзовые кормчие вылавливали из толпы безголовых дев, но чаще падали под ударами тяжелых крыльев, копыт и кулаков, так и не успев отловить свою жертву. Перевес был явно на стороне хозяев. И напрасно взывала одинокая фигура Медного всадника: «Да где же эти Будды, мать их?!» Клик его тонул в общем шуме. В воздухе свистели гипсовые, мраморные и металлические копья, диски и кувалды. Одна такая кувалда снесла голову могучему мраморному Зевсу, и по рядам хозяев прокатился ужасный рев.
А подкрепления, которого ждали пришельцы, все не было.
Тем временем две гигантские женщины отошли от Эйфелевой башни, которая им только мешала. Все кругом замерли, когда в небе в очередной раз загромыхало. На какое-то время обе армии будто заключили соглашение. И те, и другие молча наблюдали за передвижением колоссов, потому как исход боя во многом зависел именно от них. И даже вертолеты, образовав широкий круг, зависли над всем этим безобразием на безопасном расстоянии.
Давя и своих, и чужих, колоссы отступали к набережной. Они примеривались друг к другу, словно борцы, топтались на месте, превращая ухоженный бульвар в разбомбленное снарядами поле.
Первой начала статуя с Мамаева кургана. Она размахнулась погнутым мечом и, сделав большой шаг вперед, ударила. Где-то на высоте тридцати метров над землей огромный меч столкнулся с факелом статуи с острова Либерти. От удара у женщины с Мамаева кургана отломилась кисть руки вместе с мечом. То же самое произошло и со статуей Свободы, после чего меч с факелом, пролетев несколько сот метров, исчезли в клубах пыли обвалившихся зданий.
Бой внизу возобновился. Остатки армий успели построиться в полки и под боевой клич двинулись друг на друга. И тут по рядам пришельцев пронеслось: «Царь-пушку везут! Царь-пушку!» Действительно, передние ряды вдруг отхлынули назад, и на образовавшейся площадке оказалась чугунная Царь-пушка. Быков, которые ее притащили, быстро развели в разные стороны, и два дюжих бронзовых молотобойца вкатили в жерло пушки чудовищное ядро. Зрелище это было настолько ужасным, что противник дрогнул, и в передних рядах богов началась паника.
— Ну, милая, хоть раз послужи! — крикнул один из молотобойцев. Ядро при этом выкатилось из жерла прямо на кричащую статую, расплющило ее и откатилось в сторону.
Пришельцев уже начали было рассеивать по близлежащим улицам и переулкам, когда в небе опять загрохотало: «Ребята, давай!» Долгожданная команда как будто удвоила силы пришельцев. Около сотни гипсовых пионеров подняли свои бутафорские горны, поправили облупившиеся барабаны, и поплыло над Парижем гулкое: «Вставай, вставай, дружок…»
А тем временем одновременно в нескольких местах более пяти тысяч низкорослых крашеных статуй швырнули на землю гипсовые кепки и зашагали к Эйфелевой башне.
С долгим криком «Ур-рра!» бросился резерв пришельцев на армию хозяев, но те вдруг выпустили свои запасные части, и поползло по улицам черт-те что: какие-то железобетонные динозавры, гигантские Микки Маусы, кафельные слоны, черепахи и мозаичные герои киноужасов. А за всем этим зверьем двинулись совсем непонятные фигуры, не имеющие ни формы, ни, может быть, даже содержания.
Армия пришельцев пришла в движение. Кто-то маленький, гипсовый и с большими усами крикнул: «Братва, абстракция поперла!» И тут же несколько сот таких же усатых, в наглухо застегнутых френчах, бросились с обоих флангов вперед. Им удалось обогнать вражескую армию и, миновав статую с Мамаева кургана, они окружили женщину с острова Либерти. Сотни полторы повисло их на ногах Свободы, а та принялась отмахиваться от разъяренных усачей, как от мух, единственной целой рукой.
Вскоре почти все усатые были раскрошены и раздавлены, но статуя с Мамаева кургана сумела воспользоваться случаем: она ухватила противницу за шипы головного убора. Отбиваясь культей, статуя с острова Либерти уцепилась свободной рукой за пояс противницы, улучила момент и пнула ее ногой в каменный живот. В воздухе послышался такой грохот, что несколько вертолетов замертво упали на землю, два истребителя столкнулись в воздухе, а обе армии отхлынули друг от друга.
Лицо статуи с Мамаева кургана сделалось ужасным. Она покачнулась, отступила на несколько шагов назад и со страшным грохотом повалилась к Сену.
Жуткий рев потряс Париж. Кричали все, кто еще имел такую возможность, и даже головы, отбитые от своих каменных туловищ, разинув рты, хрипели и шипели.
И тут же к женщине с острова Либерти кинулись все, кто хоть как-то мог противостоять ее могучей силе. Сверкая на солнце нержавеющей сталью, «колхозница» швырнула свой серп на землю и протаранила головой вражескую Свободу. «Рабочий», вслепую размахивая молотом, ударил ее по ноге. Несколько бронзовых скульптурных композиций, из тех, что помощнее, бросились Свободе под ноги. Отовсюду слышались крики: «Гипс за гипс, бронза за бронзу!»
Наконец, статую с острова Либерти повалили на землю, и она, ударившись головой о здание, утонула в клубах пыли.
Хозяева бросились было защищать поверженную Свободу и уже отбили ее неподвижное тело, но тут противник резко отступил.
«Зовите его! Зовите ЕГО!» — кричали пришельцы, и вместе с тем они отходили все дальше и дальше в глубь улиц и переулков, а затем разделились на два потока, образовав посередине широкий проход.
Обе армии на какое-то время замерли. Только вертолеты да самолеты нарушали зловещую тишину высоко над городом. Наконец послышались тяжелые шаги, а вскоре в образовавшемся проходе показались два бронзовых матроса, увешанные гранатами и пулеметными лентами. Они несли на своих могучих руках гигантский гранитный бюст человека с усами и маршальскими погонами.
«А-а-а-а!» — нестройно заорали пришельцы. Потрясая оружием, они шли за усатой головой плотными шеренгами. А гранитный бюст зловеще покачивался на руках у бронзовых матросов, и при виде этой странной головы хозяева дрогнули. Динозавры и Микки Маусы, слоны и черепахи попятились назад. Боги и полубоги сгрудились под Эйфелевой башней и как загипнотизированные наблюдали за приближением усатой головы.
Но тут великое множество бесформенных скульптур хлынуло вперед, и оба бронзовых матроса были сбиты с ног, а гигантский бюст рухнул на мостовую.
К упавшей голове подбежал огромный мраморный атлант, поднял ее над собой и швырнул вслед отступающей вражеской армии. В рядах гипсовых вождей и колхозниц образовалась широкая просека, голова прокатилась по ним как каток, оставляя позади себя мелкую щебенку. А когда ветер унес пыль, в конце этой просеки, среди поверженных собратьев, лежало лишь гранитное красное ухо величиной с корыто.
Наблюдая за боем с крыши кафе, бронзовые фигуры постепенно исчезали, они уходили по очереди через люк, через который и попали туда. И лишь одна из них — курчавый мужчина в длинной накидке — склонив голову, печально прогудел: «Во что Париж превратили!»
Еще на улицах и в переулках Парижа шли бои, когда на опустевшее поле сражения, словно гигантский танк, выполз охранитель царских усыпальниц — древний сфинкс. Он равнодушно осмотрелся, затем подполз к поверженной Свободе и лизнул ее своим шершавым каменным языком.
После этого египетский получеловек-полузверь с грохотом подполз к останкам женщины с Мамаева кургана и, вытянув каменную шею, лизнул и ее.
Солнце клонилось к закату. Париж утопал в пыли, словно после невиданного извержения вулкана. А по улицам города, среди белых холмов гипсовых и мраморных осколков, среди нагромождений расплющенных, искореженных статуй бродили спятившие от ужаса и горя парижане. Им было жалко своей столицы и Эйфелевой башни.
В начале июня, а именно пятого числа, Павла Ивановича повезли на открытие памятника жертвам сталинских репрессий. Павел Иванович с удовольствием отказался бы от этого хлопотного мероприятия, но он был автором проекта.
Памятник вышел грандиозным. Только для того, чтобы накрыть его, понадобилось около тысячи квадратных метров брезента. Когда же брезент автомобилями стянули с памятника, собравшиеся ахнули: памятник впечатлял. Группа изможденных людей, каждый из которых был не менее семи метров росту, стояли, прикованные многопудовыми цепями к постаменту.