Немного погодя Бен медленно вынул из папки книгу, открыл ее и подвинул ближе к Слоуну. Тот пробежал глазами название и принялся читать.
Тайсон закурил, стараясь сосредоточить внимание на корешках книг.
Прошло какое-то время, прежде чем Слоун с безучастным выражением лица отложил книгу.
Тайсон понял желание Слоуна обойтись без комментариев, поэтому заговорил первым.
– Джон Маккормик показал мне ее сегодня утром в поезде.
Слоун безразлично кивнул, однако не снял напряжения Тайсона. Бен не особенно любил этого человека, но отец Слоуна на протяжении многих лет являлся поверенным семьи Тайсонов. Казалось естественным, что Филипп Слоун занял отцовское место и взял ведение их дел на себя.
– Я просто хотел подготовить тебя на тот случай, если ты будешь получать сведения из разных источников. Если скандал разразится, я дам тебе знать.
Слоун колебался, бесцельно двигая руками.
– Присядь, Бен. Я еще могу задержаться на пару минут.
Да, черт возьми, ты можешь, подумал Тайсон, да ты просто мечтаешь об этом. Он остался стоять.
Слоун заговорил доверительным тоном.
– Ну я понимаю, это ужасно. – Он задумался на минуту, потом добавил: – Полагаю, ты намерен предъявить иск.
Но Тайсон слушал вполуха, потом резко оборвал:
– Может ли это дело дойти до суда?
Слоун молчал, уставившись на Тайсона, наконец выдавил:
– Как сказать. Все зависит...
– От чего?
–Очевидно, от того, правда ли то, что написано в книге. – Он помедлил. – Ты не присядешь, Бен? Дай-ка мне еще раз взглянуть на нее.
Тайсон сел и достал книгу.
Слоун изучил выходные данные, прочел оглавление и текст на клапане суперобложки.
– Крупный издатель. Книгу выпустили с благожелательными рецензиями, есть ссылки на библиографию. Похоже, что труд достаточно весом.
Тайсона передернуло.
Слоун продолжал:
– Видишь ли, Бен, что бы мы сейчас здесь ни говорили, это огласке не подлежит. – Слоун сделал глубокий вдох.
– Ну? – Тайсон не хотел недомолвок: – Слушай, единственное, что я хочу знать, – могут ли меня... или тех, кто служил со мной... могут ли нас призвать к ответу?
Голос Слоуна был на грани срыва:
– За что? Ты же не ответил мне!
– За убийство!
Слоун откинулся на спинку стула.
– Существует закон о давности срока по убийствам.
Лицо Тайсона выражало полное безразличие.
Слоун продолжал:
– Как бы там ни было, а в данном случае юрисдикцию осуществляют вооруженные силы.
– В каком это смысле?
– Они постараются заполучить тебя.
Тайсон покачал головой.
– Могут ли они это сделать?
– Как сказать. Если им это не удастся, тогда ни один гражданский суд не сможет привлечь тебя к судебной ответственности. Видишь ли, ты попал в клещи. Одно из двух: либо ты предстанешь перед американским военным трибуналом, либо вовсе избежишь процесса. Ведь существовали такие прецеденты.
– Я уверен в этом... – Тайсон размышлял. – О'кей. Допустим, они арестуют меня. Ну и что тогда?
– Вся загвоздка в свидетелях. Найдется ли хоть один человек из твоего бывшего подразделения, который станет давать показания против тебя?
– Видимо, да.
Слоун покачал головой.
– Беседа с писателем и показания в суде – не одно и то же.
Тайсон молчал. Слоун повертел в руках карандаш.
– Послушай, мы здесь разбираем предполагаемое убийство, на которое автор проливает свет спустя семнадцать-восемнадцать лет... Боже мой, неужели это было так давно? Этот самый Пикар упоминает о трех источниках информации: о двух безымянных солдатах, которые, как он утверждает, воевали в твоем взводе, и монахине, известной под именем сестры Терезы, он утверждает, что именно она является единственным уцелевшим свидетелем. – Слоун очень выразительно посмотрел на Тайсона. – Ты знаешь сестру Терезу?
Бен помешкал, прежде чем ответить.
– Я допрашивал одну монахиню.
Не вдаваясь в подробности, адвокат заключил:
– Так или иначе, в книге голословно описывается преступление, совершенное на территории иностранного государства, с которым мы на сегодняшний день не поддерживаем отношений.
– Я знаю это.
– И обвиняют не именно тебя, нет, ты символизируешь одного из тех, кто попустительствовал этой кровавой бойне.
Все было именно так, но на столе лежала книга.
– О'кей, теперь перейдем к наихудшему.
Слоун подался вперед.
– Ты как командир...
– Я несу ответственность за действия своих солдат и так далее. Да, я знаю.
– Ты в кого-нибудь стрелял?
– Нет.
– Присутствовал при расправе?
Тайсон хотел было возразить, но передумал:
– Пикар утверждает, что я был там.
– Зато Пикара там не было? Я спрашиваю тебя.
– Нет, меня там не было. Вопрос закрыт?
– Боюсь, что нет, лейтенант, – Слоун постучал карандашом по столу. – Ладно, позволь мне снова сыграть роль адвоката или военного прокурора, если желаешь. Опираясь на то, что прочел, я, как прокурор, хочу знать следующее: действительно ли вы отдавали приказытем убийцам или предпринимали какие-либо действия, чтобы помешатьим? Мне необходимо выяснить: зналили вы о тех убийствах, и если знали, то сообщилили об этом? Даже если убийство было совершено вашими подчиненными, обязаныли вы знать о нем или предвидетьего? Потому что, окажись это правдой, военный трибунал будет судить тебя вместе с настоящими убийцами, так, будто эти преступления совершил ты.
Повисло тягостное молчание, затем Тайсон вздохнул и заметил:
– Военная служба имеет свои привилегии.
Слоун встал, подошел к одному из стеллажей, снял с полки толстый том, вытер пыль.
– Любое дело, которое тебе отважится шить трибунал, будет частично зиждиться на прецедентах: нюрнбергском процессе над нацистами и Токийском процессе над японскими военными преступниками.
– Да, в хорошую я попал компанию.
Слоун продолжал листать книгу:
– Безусловно, целью этих судебных разбирательств всегда было стремление затянуть потуже петлю на шее наших врагов. Имея прецедент, можно спокойно преследовать американскую военщину. – Он сделал паузу. – Вот громкое дело генерала Ямашиты, командующего японскими вооруженными силами на Филиппинах. Американцы обвиняют его «в преступном равнодушии и невыполнении своего долга как командира». Под его началом «творились бесчинства и совершались жестокие преступления». – Слоун поглядел на Тайсона. – Нигде не подтверждается, что Ямашита лично совершилхотя бы одно из злодеяний, или что он приказывалэто делать, или даже что он имел какое-то представление оних. Подсудимые просто заявляют, что за время своего командования он оказался не способным предвидетьто, что могут сделать его люди, а ему следовало бы знатьоб этом, и не сумел обеспечить эффективный контроль за своими подразделениями, как требовали того обстоятельства. – Слоун закрыл книгу. – Генерала Ямашиту признали виновным и повесили.
– Спасибо за воодушевляющую беседу, Фил.
Слоун посмотрел на часы.
– Мне пора к себе. – Он поднялся с места. – Послушай, вот в том месте насчет «следовало бы знать» есть что-то эзотерическое. Трибунал не станет предъявлять тебе обвинение после всех этих лет, если ты действительно не присутствовал при этом инциденте. Тебя там не было?
– Вполне возможно. – Тайсон встал.
– Ты в каждом деле активно участвовал? Я еще не совсем выяснил, какая роль отводится тебе в этом вымысле.
Тайсон взял папку.
– Это было так давно, Фил, что мне придется поломать голову над своей ролью.
Казалось, Слоуна обидел столь уклончивый ответ. Он пошел к выходу, но у двери обернулся.
– Лучшее средство защиты – нападение. Оно приемлемо в футболе, на войне и в суде. Прежде чем возбуждать дело против Пикара, тебе надо бы все серьезно обдумать. Если ты не предъявишь иск, такое отметят правительство и армия. А это может здорово повлиять на их решение – преследовать или нет тебя в судебном порядке. – Не дождавшись ответа, он добавил: – А еще тебе стоит подумать: если ты не предъявишь иск за клевету, как на это посмотрят твои друзья, сослуживцы, семья?
К этому моменту Бен все уже взвесил. Он знал, что Слоун хочет расколоть его, задавая косвенные вопросы.
– Конечно же, я предъявлю иск, – заявил Тайсон.
Слоун кивнул.
– Хорошо, Бен. Держи меня в курсе, если делу дадут ход. Оставь мне почитать эту книжку, а себе купи другую и сделай то же самое. – Он вышел за дверь, Тайсон последовал за ним. Он расстались в коридоре. Слоун сказал на прощание: – Не делай никаких заявлений.
Тайсон бросил через плечо:
– А я и не собирался.
– Лучше всего посоветуйся с Марси.
Бен вышел из офиса и зашагал по тенистой улице. Теперь, когда опасность стала ощутимее, реальнее что ли, он почувствовал облегчение. Да, но ведь дело может принять другой оборот, и зубы правосудия могут оказаться крепче, чем он думает.
