вся беда была в том, что в большинстве контор набором кадров ведали дамы не первой молодости… И моя внешность, которую Верочка с мамой называли суперзвездной или голливудской, им была как кость в горле, вот мне и отказывали.
Сама я на многочисленные шутки и анекдоты о блондинках не обижалась. Во-первых, на это не хватило бы и всей жизни, а во-вторых… если честно, не все из этих анекдотов понимала сразу, а некоторые оставались недоступны пониманию и после подробного растолковывания.
Но это мелочи жизни. Я прекрасно себе уживалась в своем маленьком мире вещевого рынка, ездила за товаром в город из районного центра, а иногда и в Москву, дружила с Верочкой, часто сидела с ее уже пятилетним сыночком Мишенькой, которого моя подруженька растила одна, и чувствовала, что жизнь, в общем-то, не так плоха. Ну, до определенного дня, когда Верочка приходила ко мне домой с бутылочкой вина и очередной профессиональной наградой в честь отменной статьи или к празднику День печати, и я погружалась ненадолго в пучину депрессии от своего недалекого ума и слабеньких способностей.
Депрессия легко лечилась Мишенькой, и мы все вместе летом отправлялись на пляж, зимой-на лыжную базу, а весной или осенью ездили в город в развивайки или в кино, потому что в нашем районном центре отродясь ничего веселее мелких ЧП вроде пожаров или драк алкоголиков не было.
Все было хорошо в дружбе нашей, если бы не постоянное упоминание Верочки о своем брате Пашеньке. Хотя сейчас, да и тогда, когда я с ним познакомилась, на Пашеньку он совершенно не тянул, а являлся настоящим Павлом. Вот так, с придыханием, Пааавел, я и называла его какое-то время. До тех пор, пока он не умер для меня. Совсем.
Глава 4. Паша
Вера дозвонилась до меня только с пятого раза. Предупредить, что едет ко мне в гости. Да не одна, а с чемоданом без ручки. Со своей подружкой. Ленкой Тряпкиной. Не очень хорошо помню её, только как что-то очень похожее на прозрачную моль.
Блондинка, она была похожа на вытянувшуюся макаронину — прозрачную, длинную. И всегда смотрела на меня, замирая.
Это раздражало ужасно. Глянешь из окна — вроде бы веселая девчонка, смеётся, болтает, а как придет к нам в дом — молчит и смотрит во все глаза.
Довольно непривлекательные зрелище.
Так. Да что я о ней думаю, как приедет, так и уедет. Другое дело, что наконец-то Вера согласилась привести моего родного племянника — Мишеньку.
— Вер, слушай, тут такое дело, может быть, лучше я к вам приеду? — решил сделать ход конем.
— Паша, ты обещаешь и обещаешь. А приезжаешь редко. Так что в этот раз я сама приеду. Вернее, мы, — в голосе Верочки смех и веселье.
— Да я же о вас забочусь! — пытаюсь достучаться до ее здравого смысла, но ничего не выходит.
— Думаешь, нас испугает бардак в твоей берлоге? — она смеётся, даже не представляя, насколько далека от истины. Их бардак не испугает, потому что моя берлога давно превратилась в волчью нору. Их испугает ВСЕ.
Чешу макушку, думая, какие ещё слова найти, чтобы отговорить сестру от поездки к себе. Или просто предложить ей жить с гостями в гостинице в Петрозаводске, обещая полную экскурсионную программу. В любое место, кроме моего дома, разумеется.
— Паша, мы приедем ненадолго, ты можешь не переживать.
Да, увидя мой дом, они сбегут оттуда в первые полчаса. Пешком. Сквозь буераки.
— Вер, а может быть…
— Никаких "может", — обрывает меня Верочка. — Мы уже купили билеты. Скоро будем.
Я вздыхаю.
Ну как донести до нее мысль, что жить у меня — не лучшая идея? Что тут может выжить только умалишенный, или отщепенец какой, или умалишенный отщепенец.
Ну или волк, как я.
Мне-то все эти удобства побоку. Я сросся со своим внутренним зверем. Мы с ним нашли общий язык.
Я даже выкупил территорию вокруг заповедного леса, возле волшебной липы, чтобы сюда приезжало как можно меньше людей, никто не обживался и не заполнял тут пространство своими домами, детьми, машинами.
Волк должен жить в лесу, в берлоге, без всяческих изысков.
А тут чутье мое подсказывает, что вся моя жизнь сразу перевернется, как только ДВЕ женщины и один ребёнок окажутся в моем доме.
Да дом перестанет походить сам на себя, это точно. Все встанет с ног на голову и ещё какой-нибудь позой.
Черт, и ведь никак не отделаться от них.
— Ладно, буду вас ждать. Вер, а что ты с собой эту Тряпкину-то тащишь? Нафига она тебе?
Верочка смеётся.
— Ну, на самом деле, это была ее идея.
Тут я застываю, удивленный. Надо же! С чего бы этой бессловесной моли ехать ко мне в лес, в деревню?
— Дело в том, что молодой человек Леночки готовится сделать ей предложение, и она…
— Согласилась и не поедет сюда? — перебиваю, обнадеженный.
— Конечно, нет! — голос ее звучит грубовато и безапелляционно. — Она хочет все обдумать, в тишине и покое, чтоб никто не влиял и не отвлекал.
Я злюсь.
— Ну так пусть едет в Африку какую-нибудь!
— Паша, ты очень жесток, — Верочка обижается. — Ленка мне как сестра. Она во всем помогает мне и поддерживает. И я тоже хочу ее поддержать. Она не признается в том, что сомневается, что боится принять такое решение. Просто я иду к ней навстречу.
Мне хочется зарычать. А что, и зарычу. Попозже. В лесу.
— Ладно, черт с тобой. Делай, что хочешь!
— Паша, я думаю, тебе пора немного социализироваться. Ты слишком груб. — В Вере снова просыпается мамаша, которая следит за всем и готова делать замечания на всё подряд, а это значит, что пора прекращать болтать и пора прощаться.
— Ладно, ладно. Буду социализироваться. — Она не знает, что мне этого не нужно. Вернее, никак не поймет. Думает, что мне чего-то не хватает: общения, людей.
На самом же деле, чем меньше людей вокруг меня, тем лучше. Мне хватает и пары оборотней для того, чтобы дружески пообщаться и снять сексуальное напряжение.
Кстати, о последнем. Натали пропала и уже давно не приезжала.
Не то, чтобы я скучал по этой стерве, но пока только она отлично справлялась со своей ролью подружки волка.
Мимолётные связи в клубах с молоденькими партнершами не давали такого эффекта, как секс с Натали. С ними нельзя было позволить себе все, что хотелось.
А хотелось многого…
Черт. Бестолковые мысли. Бестолковые разговоры.
Даже не прощаясь с Верочкой, обрываю связь. Бросаю телефон
