моего рождения. Она выглядела как все Хилфигеры, но благодаря рыжим волосам, голубым глазам и веснушкам была более яркой, чем остальные дети. Бетси отличалась не только редкой красотой, она была нежной, доброй и заботливой. Организованная и дисциплинированная, копия моей матери, она стала ее главной помощницей. Если я приходил домой из школы и на стойке лежало свежее печенье, или пирожные, или торт, — значит, Бетси и мама потрудились. Бетси стала летописцем Хилфигеров; если кто-нибудь хотел узнать что-либо о семье, у нее имелась наготове нужная информация.
Мой брат Уильям Генри родился через год после появления Бетси. Дотошный от рождения, Билли любил рисовать и делать наброски и превосходно знал математику. Когда мы заработали свои первые деньги, сестры и я отправились что-нибудь купить. Билли же экономил каждый цент. Рано или поздно деньги у меня и сестер заканчивались.
— Билли, можешь одолжить мне десять долларов?
— Да, но их нужно вернуть ко вторнику, или я буду начислять проценты.
Через два года после Билли появился Бобби. Он был сгустком энергии и сломал несколько детских кроваток: он тряс их и разламывал на части только потому, что просто не хотел оставаться внутри!
Бобби всегда был тощим и хилым ребенком, но в старших классах начал поднимать штангу и наращивать мышечную массу. Через год он неплохо накачался. Это был великий спортсмен и сорвиголова, которому неведомо чувство страха. У Бобби был забавный и милый характер, но, когда он вырос, начал попадать в неприятности. У нас был моторизованный мини-байк, всеми нами любимый детский транспорт, и отец всегда говорил: «Запрещаю выезжать на нем на дорогу». Но Бобби садился на него и делал по-своему, выезжая на дорогу. А когда возвращался и отец пытался поднять на него руку, Бобби отталкивал отца или убегал. Я никогда не мог решиться на это.
Бобби зачислили в команды по футболу и реслингу. В первом классе старшей школы он был звездой реслинга. В выпускном классе выиграл чемпионат штата Нью-Йорк и получил стипендию начального/неполного колледжа Государственного университета Нью-Йорка в Дели. Бобби дважды входил в сборную США по реслингу Национальной спортивной ассоциации начальных/неполных колледжей в Дели и установил рекорд по количеству побед в национальном турнире по реслингу NJCAA. Его избрали в «команду десятилетия» по реслингу в 1970-х в Регионе III, и он заслужил место в Зале славы реслинга. В 1979 году Государственный университет Нью-Йорка в Дели назвал его спортсменом года. Он перевелся в штат зоны Аппалачей, в город Бун, Северная Каролина, и выиграл национальный чемпионат в первом дивизионе. У моего отца наконец-то появился сын, успехами которого можно похвастать. Я был рад за Бобби и счастлив, что мой папа пребывал в хорошем настроении.
Через год за Бобби последовала Мария. Сестра матери, моя тетя Энни, жившая с нами в то время, помогала ухаживать за детьми. Она вызывала у Марии истерический смех, приговаривая: «Д-д-д-д-д-д-д-д-дорогая девочка!» Очень скоро Марию стали называть Ди-Ди. Сестра выросла и стала суперпопулярной. Она, как и Кэти, Бетси и Сюзи, уделяла много времени моде, которая проложила себе дорогу в наш дом. В западной части Элмайры в то время в моде была опрятная одежда, а дети одевались в стиле «преппи»[3]. Они посещали все местные семейные магазины — Rosenbaum, Gorton Coy, Sportogs, Schwartz, Iszard — и носили одежду таких марок, как Villager, Ladybug, John Meyer of Norwich. Я видел, в чем щеголяли мои сестры и что они давали друг другу поносить, из-за чего ссорились.
— Ты растянула мой свитер! — орала Сюзи на Кэти.
— Я же не носила его долго!
— Ладно, ты его больше никогда не наденешь!
— Отлично, ты больше никогда не получишь мой килт!
Это были важные вещи!
Дети продолжали появляться на свет. Мне никогда не нравилось видеть мою маму в платье для беременных, потому что это означало, что должен родиться еще один Хилфигер, а значит, мне достанется меньше маминого внимания и в доме будет гораздо больше беспорядка. По соседству жило полно больших семей, какие были в свое время у многих католиков, поэтому про миссис Хилфигер, беременную шестым или седьмым ребенком, никто не сказал бы: «Боже мой, сколько же у них детей?» Она скорее могла услышать: «У вас только девять? У Шихансов уже одиннадцать!»
Мой брат Энди, восьмой по счету ребенок за двенадцать лет, был на десять лет моложе меня. Думаю, папа чувствовал, что этот малыш уже лишний, и все-таки любил мою сестру Вирджинию-Джинни — она была последней из выводка и на тринадцать лет моложе меня. Долгое время мы называли ее «крошка Джинни». Она была воплощением очарования.
У папы имелись любимчики. Он был очень мил со Сюзи, Билли, Бобби, Бетси и Джинни. Тяжело приходилось Кэти, Энди, Ди-Ди и мне. Позже я стал посещать психотерапевта по имени Роберта Сорвино. Раньше никогда не видел психотерапевтов. Она оказалась невероятной женщиной, обладавшей мудростью и способной к состраданию. Даже сейчас, тридцать пять лет спустя, Роберта остается моим близким другом. Именно она указала на одно обстоятельство, которое, как мне представляется, многое объясняет: все папины любимчики носили имена членов его семьи, а остальные (за исключением Кэти) были названы в честь родственников по другой линии, к ним он относился иначе. Возможно, психологически это повлияло на его отцовские чувства, хотя думаю, что он ненавидел меня, потому что я не отвечал его ожиданиям (я так и не смог выяснить, в чем причина его скверного отношения к моей сестре Кэти). Я заметил, что отец начинает воспринимать Энди так же, как и меня. Когда папина машина сворачивала на подъездную дорожку, каждый вечер я брал этого маленького мальчика, на десять лет младше меня, и занимался с ним чем-нибудь, оставаясь вне поля зрения отца.
Даже бабушка по отцовской линии была настроена недоброжелательно. Бабушка Дороти жила со вторым мужем, Эндрю, в Джексонвилле, штат Флорида, и изредка приезжала, чтобы навестить нас. Она была жестокой, раздражительной и властной в отношении меня, но обожала Бетси, которая выделялась своей красотой. «Выйди из комнаты, — говорила она мне, — я разговариваю с твоей матерью. Мы должны тебя видеть, но не слышать». Бабушка позволяла моей сестре сидеть с ними, но только не мне: «Выйди и поиграй».
— Но на улице холодно, там три фута[4] снега…
— Меня это не волнует. Поиграй на улице.
Как послушный мальчик, я вышел на улицу. Когда вконец замерз, вернулся домой и постучал в дверь, а моя мать позволила мне войти.
Бабушка злилась, что ей пришлось капитулировать.
Когда мне исполнилось одиннадцать, Кэти, Сюзи и Бетси (тринадцати, десяти и восьми лет на тот момент) были
