Ведь прежде ради такой цели, ради навязывания иной державе своей воли нередко велись кровопролитные войны. 24 июня 1812 г. Бонапарт перешел через Неман не ради территориальных прирезок за счет России и не ради контрибуций. 600-тысячная Великая армия шла в русский поход ради того, чтобы изменить политику России. Бонапарт более не мог терпеть того, что Александр I лукавит, и, вместо того чтобы ценой гибели русской торговли и русского рубля твердо осуществлять континентальную блокаду, он откровенно ее саботирует. Будь великий император знаком с Джорджем Соросом, Джином Шарпом, иными теоретиками и практиками оранжевых революций, не было бы ни Бородина, ни пылающей Москвы. Всего-то и надо было, что собрать майдан на Дворцовой площади С. – Петербурга, где в присутствии международных наблюдателей из Саксонии, Вестфалии, Голландии и Австрии революционные массы выкликнули бы правильного всероссийского императора, который будет строго соблюдать континентальную блокаду.
Подобно тому как атомная бомба, примененная на деле всего дважды, принципиально изменила военное дело (да ведь и прежде так бывало – артиллерия, автоматическое оружие, паровой флот меняли все способы ведения войны), так и оранжевое изобретение, создавая абсолютно новые возможности навязывания своей политической воли другой стране, столь же принципиально меняет способы ведения политики. Не обязательно завтра применять эту методу – как и в случае с бомбой достаточно уже самого наличия угрозы, чтобы поменялось все, и достаточно сильно. Подобно бомбе, оранжевую методику навязывания внешней воли невозможно изобрести обратно, и с этим теперь надо жить. Следственно – понимать, что новые способы отъема суверенитета на порядок (если не больше) эффективнее прежних.
СУВЕРЕНИТЕТ ВСЮДУ ЕСТЬ, ЕГО НИГДЕ НЕТ, И ОН НИКОМУ НЕ НУЖЕН
Когда это неприятное открытие стало делаться достоянием русских умов, встречная мысль (ведь с иллюзиями расставаться всегда не хочется, а уж каждый день куда-то идти на бой за какой-то суверенитет не хочется вдвойне) тут же выдвинула сразу несколько успокоительных соображений. Во-первых, суверенитету ничто не угрожает – посмотрите, сколько стран всячески кобенятся против единственной оставшейся сверхдержавы и при этом никто их особо не трогает. Во-вторых, в современном взаимозависимом мире понятие суверенитета вообще утратило свою актуальность – вместо национальных государств теперь сети и структуры. В-третьих, чего тужить о суверенитете, которого уже все равно нет и не будет, когда и без него совсем неплохо. Сколько есть государств, хоть в той же Европе, вполне себе счастливых, процветающих и при этом (хотя по инерции они все еще называются королевствами) давно уже de facto лишенных самостоятельной государственной воли и сделавшихся субъектами местного самоуправления. Гражданин одного из таких счастливых государств, голландский физик Г. – А. Лоренц еще в августе 1914-го сказал: «Я счастлив, что принадлежу к нации, слишком маленькой для того, чтобы делать такие большие глупости».
Призывы брать с Голландии пример и равняться на нее по сей день являются стандартным общим местом, тем более что в бывшем королевстве, а ныне субъекте местного самоуправления жизненный уровень и без всякой государственной воли замечательно высок, а в России он низок, и к тому же Россия со своей этой самой волей все время делает большие глупости. Пора бы и поумнеть, да и вообще
«Хорошо тому живется,У кого одна нога.И портка его не рвется,И не нужно сапога».
УДОБСТВА ЭВТАНАЗИИ
В последнем рассуждении много жизненной правды. Действительно, на склоне своего исторического возраста народам бывает присуще желание впасть в тихое постисторическое засыпание. Жизнь в истории и реализация своей государственной воли – занятие совсем не такое сладостное и зачастую сопряженное с немалыми проблемами и неудобствами, тогда как эвтаназия своего исторического бытия избавляет от многих проблем. Бывают очень благоустроенные богадельни, и отчего же не попробовать – попытка не пытка – приписаться к одной из таких. В конце концов список исторических приключений России таков, что после столь сильного разнообразия однообразное засыпание может показаться вполне приятным. Все-таки суверенитет – это, возможно, и самостоянье, и залог величия, но это самостоянье регулярно требует крови, пота и слез, а историческая эвтаназия ничего такого не требует. А если это даже и не демократия суверенного народа, но всего лишь выборное местное самоуправление (дозволяемое при самых разных и не обязательно демократичных государственных устройствах) – так не в терминах счастье.
Суверенитет – это, возможно, и самостоянье, и залог величия, но это самостоянье регулярно требует крови, пота и слез, а историческая эвтаназия ничего такого не требует
В принципе оно бы и хорошо, и сладостно (по крайней мере, на первый взгляд, за более углубленный не поручимся), но беда в том, что и рады бы в рай (если это точно рай, а не что другое), да грехи не пускают.
В нашем случае грех России – это уже хотя бы ее величина. Впрочем, история с географией тоже вносят свою лепту. Россия в ее нынешнем виде никак не годится на роль десуверенизированного субъекта местного самоуправления. Слишком много населения, слишком большая территория (десять часовых поясов – такого вообще нигде в мире нет), слишком протяженные границы и слишком проблемные соседи.
Историческая эвтаназия возможна только по частям, потому что целиком такой кусок никто заглотить не в состоянии. Не Европа с ее компактными владениями.
ТЕРМОЯДЕРНЫЙ АНЕКДОТ
В принципе возможен и вариант вхождения в прекрасный новый мир по частям, хотя в этой связи вспоминается недавний жизненный анекдот. Один видный реформатор начала 90-х встречался с прогрессивной общественностью, и ему был задан прямой вопрос: имеет ли он какие-нибудь возражения против разделения России на множество компактных демократических государств. Реформатор отвечал, что имеет, и в духе уже старинного анекдота о том, как было двенадцать причин, почему пушки не стреляли, причем первая заключалась в том, что не подвезли пороха, указал на первую причину: Россия есть ядерное государство, и при ее раздроблении неизбежно возникнут проблемы, допустим, между Псковским и Новгородским княжествами насчет того, как делить боеголовки. Данная перспектива представлялась ему столь нежелательной, что об остальных одиннадцати причинах он считал говорить излишним. На это последовало: «И это все, что вы можете сказать?»
Судя по этому анекдоту, покуда было принято считать деятелей начала 90-х исчадиями ада, явилось племя младое, незнакомое и при этом вполне чуждое былым предрассудкам и опасениям. Реформатор, отвечая племени младому, исходил из того, что его спрашивают, как будет распадаться суверенная (а какая же еще?) держава с ядерным потенциалом. Совопросник же явно презюмировал, что ядерный потенциал (существенная часть суверенитета, между прочим) будет надежно контролироваться некими международными силами (а как же может быть иначе?), и оттого был разочарован глупостью реформатора, не понимающего столь очевидных вещей.
НЕУДОБНЫЙ ЯЗЫК, НЕУДОБНАЯ КУЛЬТУРА
Штука, однако, в том, что в случае с Россией не поможет даже и такой для иных вполне очевидный ход, как одностороннее и полное ядерное разоружение. Допустим, что проблема с боеголовками снята этими самыми международными силами и под благодетельным контролем сил Россию нарезали на удельные княжества, вполне пригодные в качестве постепенно ассимилируемых субъектов местного самоуправления. Двадцать или тридцать Словакии и Молдавии. И тут ничего благостного не получится, потому что сработает эффект теста и топора. Легко раздроблять (естественно, когда время пришло) лоскутную империю из разноплеменных подданных. Менее понятно, как раздробить – и притом навсегда, ибо на время не имеет смысла – титульную нацию России, с тем чтобы евростандартные русские княжества не вздумали вновь воссоединиться. Аналогия с республиками СССР тут не имеет смысла. Наряду с общей советской идентичностью (вполне успешно размываемой временем) нерусские народы СССР имели идентичность свою, что и позволило распаду сделаться окончательно свершившимся фактом.
У русских дело принципиально иное, поскольку со времен М. В. Ломоносова, отмечавшего, что мекленбуржец баварца не разумеет, тогда как помор астраханца разумеет прекрасно, не изменилось ничего. Язык на десять часовых поясов до удивительности один и тот же, культура, национальные и исторические мифы – одни и те же. Между тем для того, чтобы законсервировать раздробление, необходимы достаточно существенные различия в идентичности, что-то на глубинном уровне должно расклинивать бывшие части единого народа – но этого чего-то не наблюдается. Новую дюжину разных русских языков и русских культур не изобретешь. Единственный способ предотвратить соединение разрубленного теста – жесткое и непрестанное внешнее насилие, как это было с Австрией, которой версальские победители специальным пунктом мирных трактатов запретили воссоединяться с Германией, или с послевоенным разделом Германии, кончившимся, однако, воссоединением.
