на туго натянутом канате, перекинутом над пропастью между двумя уступами социопатии — насилием и противлением насилию, — она уяснила одно: начинаешь терять хладнокровие — уноси ноги.
— И это наш консультант? — спросила Маркони у Шонесси, кивком указывая на спину удалявшейся Гретхен. — Взаправду?
Шонесси что-то забубнил, но Гретхен его не слушала. За годы их совместной работы ему так часто приходилось объяснять людям, кто она такая, что они оба вызубрили эти набившие оскомину фразы назубок.
Более десяти лет назад Шонесси пригласил Гретхен Уайт, доктора психологии, статистики и криминологии, в качестве консультанта по одному уголовному делу, где подозреваемый, по мнению Шонесси, вел себя наподобие Гретхен. Расследование удалось на славу, и Шонесси продолжал обращаться к ней за помощью: вначале осторожно, затем более и более охотно. Его примеру последовали другие детективы, и вскоре Гретхен стала довольно известной, хотя и не особо любимой персоной в Бостонском полицейском управлении. За минувшее десятилетие она помогла раскрыть несколько серьезных преступлений, поэтому на ее сомнительное прошлое в управлении глядели сквозь пальцы.
В начале девяностых, задолго до получения ученой степени и работы консультантом, Гретхен числилась главным подозреваемым в первом крупном деле об убийстве, доверенном детективу Патрику Шонесси. Гретхен едва вышла из младенческого возраста, а детектив, не успевший отрастить брюхо и облысеть, щеголял пышной светлой шевелюрой и золотым обручальным кольцом на пальце левой руки.
Жертвой убийства была Роуэн Уайт, тетушка Гретхен, а убийцей, как полагал Шонесси, — разумеется, Гретхен.
Однако доказать этого Шонесси так и не смог.
Во имя объективности, которой Гретхен не часто баловала детектива, надо отметить, что их знакомство прошло не совсем гладко: Шонесси увидел Гретхен, когда она склонилась над бездыханной тетушкой, одной рукой стискивая окровавленный нож, впоследствии признанный орудием убийства, а другой — сжимая края отверстой раны на теле убитой. Причем на лице ее, вопреки ожиданиям, Шонесси не заметил присущего детям испуга, а лишь пытливый интерес исследователя, ощупывающего пальцами разодранную плоть.
Масла в огонь добавили и расползшиеся по району слухи о ее странностях. Мол, соседи боялись взглянуть ей, маленькой девочке, в глаза и перебегали на другую сторону улицы, заметив ее приближение.
Вскоре она поняла, что ни ее возраст, ни ее взгляд не имели никакого значения. Просто нормальные люди, которых она величала «эмпатами» в пику тому, как они обзывали ее «социопаткой», обладали шестым чувством, позволявшим им безошибочно определять затесавшегося в их ряды чужака, волка в овечьей шкуре, нацепившего маску добропорядочности, дабы сойти за полноправного члена общества.
Поэтому, когда убили тетушку Роуэн, Гретхен стала единственной подозреваемой. С годами Шонесси дорос до порядочного копа, но в те времена отличался узостью мышления. К тому же его ослепляла уверенность в виновности Гретхен. Он не желал раскидывать мозгами, не желал искать ответ на вопрос, кто в действительности совершил преступление.
А то, что Гретхен ничего не помнила, лишний раз убеждало его в собственной правоте: Гретхен — исчадие ада и непревзойденная лгунья, ловко обманывающая взрослых.
Он с первых же минут увидел в ней волка в овечьей шкуре. Увидел и постоянно об этом напоминал.
Убийство перешло в разряд «висяков», но Шонесси не успокоился. И если бы не изуверская жестокость в его одержимости, Гретхен нашла бы его зацикленность на ее особе хоть и назойливой, но все же забавной.
Бессильный ее арестовать, Шонесси не спускал с нее глаз. Гретхен язык намозолила, вдалбливая ему в голову, что великое множество людей с диагностированным диссоциальным расстройством личности не агрессивны и не проявляют насилия. Тщетно. Для Шонесси она навсегда осталась девчушкой с непроницаемым взглядом, склонившейся над обезображенным мертвым телом.
Когда в новостях прозвучало сенсационное сообщение о деле Виолы, Гретхен, потрясенная ошеломительным сходством убийства Клэр Кент с убийством тети Роуэн, ушла в трехдневный запой. Невероятно: окровавленная жертва, нож и главный подозреваемый — маленькая девочка! Конечно, хватало и отличий, однако тождество двух преступлений немало ее взбудоражило, и она принялась докучать Лене просьбами поделиться информацией о Виоле. Лена неизменно отвечала отказом.
«Вы с ней одного поля ягоды».
Лена позвонила в четыре утра, но Гретхен, погруженная в глубокий сон, не взяла трубку. Разбудил ее требовательный гудок автоответчика.
Лена долго молчала, и в трубке висела томительная, нарушаемая статистическими помехами тишина. Будь это кто-то иной, а не Лена, Гретхен прервала бы сообщение и, запустив телефоном в другой конец комнаты, завалилась бы обратно спать.
Но тут раздался тихий, сдавленный всхлип:
— Я наломала дров, Грета.
У Лены заплетался язык, даже имя «Грета» она произнесла запинаясь. «Вино или таблетки», — подумала Гретхен.
— Вы с ней одного поля ягоды, — пробормотала Лена. — Она… она — это ты.
— Кто «она», милая? — прошептала Гретхен, боясь упустить хоть слово.
— Я наломала дров, — повторила Лена совсем не свойственным ей глухим и печальным голосом. — Исправь все вместо меня, ладно?
Гретхен сжала губы в прямую линию. Голос Лены дрожал, дыхание сбилось.
Да чем там Лена себя одурманила?
Молчание затягивалось, и Гретхен испугалась, что подруга рухнула в обморок, не выключив телефон. Но трубка ожила вновь.
— Ты всегда все исправляла…
— Что мне исправить на сей раз? — спросила Гретхен, понимая бессмысленность своего вопроса.
— Дело Виолы Кент, — мгновенно отозвалась Лена, будто услышав ее. — Гретхен… Виола Кент невиновна.
На этом сообщение обрывалось.
Прерывистый голос Лены так испугал Гретхен, что она подумывала набрать телефон службы спасения. Но подними она ложную тревогу — и Лена ее убила бы: всеведущие журналисты наверняка пронюхали бы об этом и тотчас разместили новость о неадекватном поведении адвоката Виолы Кент на первых полосах газет. Так что Гретхен запрыгнула в машину, подкатила к дому подруги и открыла дверь запасными ключами, которыми ее снабдила Лена.
«Лена просто перебрала, Лена вовсе не наширялась», — успокаивала она себя, мчась по пустынным улицам Бостона.
Однако, бешено гоня машину, стремительно пересекая вестибюль и подпрыгивая в нетерпеливом ожидании бесконечно ползущего лифта, Гретхен словно воочию видела маленький пакетик, засунутый в полупустую упаковку с тампонами, которую она откопала в шкафчике в Лениной ванной.
Рассудив, что Лена имеет полное право расслабляться, как ей вздумается, после напряженной и изматывающей работы, Гретхен ничего не сказала подруге и запихнула упаковку обратно на полку.
И теперь очень об этом жалела. Ну почему она не забрала чертов пакетик и не смыла таблетки в унитаз! Обнаружь Лена пропажу, Гретхен сделала бы морду кирпичом и от всего открестилась бы. Вранье никогда не вызывало у нее затруднений.
Наконец Гретхен переступила порог Лениной спальни, выдержанной — если не считать ломившуюся от книг полку, раскинувшуюся почти во всю стену, — в таком же спартанском стиле, как и остальная квартира.
Странно, но
