– Мы долго думали и решили, что это самое лучшее место для твоего отдыха. Если призраки, которые, по слухам, посещают это место, и не появятся, ты по крайней мере сможешь насладиться окрестностями. Я лично убедилась, что люди, которые вместе с тобой примут участие в своеобразном развлечении леди Крейчли, столь же респектабельны, как и ты.
– Огромное спасибо, – вежливо улыбнулась Харриет.
– Ты совершенно не понимаешь, о чем мы говорим, правда? – спросила Эмили.
– Вы меня отсылаете подальше?
– Уголок обычно строгого рта Эмили снова задергался.
– Дортеа Крейчли раз в полгода принимает в своем особняке посетителей. Утверждают, что те, кому позволили туда приехать, проводят время в обществе привидений и призраков. И, разумеется, за минимальную плату.
Изабель вежливо улыбалась, пока официант убирал пустые бокалы и чашки, потом наклонилась вперед и зашептала:
– Говорят, это имение просто населено призраками. Похоже, в этом особняке еще полно неупокоившихся душ.
– Подарок от всех нас, Харриет, – добавила Эмили. – Даже Изабель внесла свою долю.
– Честно говоря, – хмуро произнесла Изабель, – я всегда тревожилась из-за твоего интереса ко всем этим ужасным историям об убийствах, увечьях и могильных призраках. – Ее лицо просветлело. – Но это всего лишь мое мнение.
– Что ж, это радует. – Харриет с трудом удерживалась, чтобы не засмеяться вслух. – И объясняет появление саквояжа и дневника.
– Мы подумали, что у тебя нет сумки, а Августа предположила, что тебе захочется записать свои приключения.
Харриет перевела взгляд с подруг на приглашение, все еще лежавшее у нее на коленях, и почувствовала, как сердце затрепетало в груди. Ее жизнь могла бы пойти совершенно по-другому, не встреть она остальных владелиц книжной лавки «Драгоценные тома». И когда она заговорила, голос ее звучал необычно торжественно.
– Лучшего подарка я еще никогда не получала.
– Значит, он как раз для тебя, – заключила Эмили, – потому что ты самая лучшая из всех известных мне женщин.
Харриет, у которой когда-то имелась статуэтка обнаженной женщины и которая без колебаний рылась в мужском нижнем белье, порозовела, услышав этот комплимент.
Глава 3
– Бенедикт!
Он давным-давно не слышал, чтобы его так громко окликали по имени. Раньше его таким образом звали к обеду или на помощь, когда требовалось вытащить детей из неприятностей, с которыми мать сама справиться не могла. И хотя с тех пор прошло больше десяти лет, Бенедикт понял, что его зовет Вильгельмина Фергюсон, и опустил уже занесенную в карету ногу.
Он обернулся и увидел, что она бежит по переулку, большая корзинка шлепает ее по животу, а одна из самых младших внучек держится за ее юбки. Лицо Вильгельмины покрылось потом, а весь подбородок и щеки малышки измазаны шоколадом.
– Я боялась, – задыхаясь, остановилась Вильгельмина, – что не поспею вовремя.
– Что-то случилось? – Бенедикт спустился со ступенек кареты.
– Нет. Я просто хотела дать тебе с собой в дорогу немного еды.
Еда в семействе Фергюсон, как хорошо знал Бенедикт, означала много сахара, пряностей и всяческих деликатесов, которые приберегаются к особым случаям. Может, именно поэтому он мог долго преследовать вора, а Гарфилд пробегал дюжину шагов и останавливался, хватаясь за коленки и тяжело дыша.
– Я чуточку съела. – Девочка отпустила юбку бабушки, на которой были видны коричневые отпечатки ладошек.
– Я только утром узнала, что ты уезжаешь из города, – продолжала Вильгельмина, – поэтому у меня было совсем мало времени на выпечку. Тут парочка мясных пирогов, немного фруктов и шоколадные лепешки.
– Я их попробовала! – просияла малышка, демонстрируя зубы и язык, покрытые толстым слоем коричневой липкой массы.
– Вижу, Феба, – отозвался Бенедикт.
– Феба, – Вильгельмина показала на живую изгородь перед городским домом Бенедикта, – мне показалось или там и впрямь скачет очень зеленая и скользкая лягушка?
Голубые глаза девочки широко распахнулись от радости. Она помчалась к кустам и хлопнулась там на коленки, ничуть не заботясь ни о приличиях, ни об аккуратности.
Вильгельмина понизила голос, сунув корзинку в руки Бенедикта.
– Ты уверен, что ехать необходимо?
Бенедикт чуть не уронил корзинку – та весила едва ли не столько же, сколько пожилая леди, которая приволокла ее от своего дома.
– Больше у меня нет никаких зацепок, – ответил он.
Она посмотрела на него, поджав розовые губы.
– Я волнуюсь, что ты едешь туда один. А если ты и вправду найдешь что-то, касающееся смерти Гарфилда?..
– Не тревожься. – Бенедикт сказал то, что Гарфилд говорил своей жене сотни раз.
Она поморщилась и покачала головой:
– Бенедикт, я от души надеюсь, что ничего ты в том особняке не найдешь. Уж лучше проведи следующую неделю или сколько там, подольше валяясь в постели и допоздна играя в карты с другими джентльменами. – Она протянула обветренную руку и погладила его по щеке. – Гарфилд хотел бы, чтобы ты был счастлив, а не тратил все свое свободное время на поиски того, кто отнял его у нас.
– Это единственное звено, которое ведет к тем проклятым часам. – Бенедикт говорил сквозь зубы, хотя гневался вовсе не на Вильгельмину, бывшую ему вместо матери. – Я не могу просто наплевать на это и дать убийце исчезнуть.
– Понимаю, – прошептала Вильгельмина и опустила голову. – Но мне так хочется, чтобы ты думал не об убийстве, а о более приятных вещах. – Она посмотрела на него сквозь ресницы. – Может, о жене? И несколько малышей лишними не будут.
Бенедикт подавил стон. Просто поразительно, как Вильгельмина умеет перевести разговор на женитьбу и семью.
– Бабуля, – подскочила к ним Феба, чьи ручки теперь были измазаны не только шоколадом, но и грязью. – Я не нашла лягушку. Зато у меня есть вот что! – Она разжала ладошку и с гордостью показала им жирного извивающегося червяка.
Бенедикт вскинул бровь и посмотрел на Вильгельмину.
– Просто прелесть, милая. Очень симпатичный малыш. – Вильгельмина взъерошила янтарные кудряшки девочки. – И как мы его назовем?
Феба посмотрела на Бенедикта, подмигнувшего ей, и заявила:
– Бенедикт!
– Здорово придумано, – одобрила Вильгельмина.
– Мне пора. – Бенедикт затолкал корзинку в карету и позволил Вильгельмине запечатлеть у себя на щеке быстрый поцелуй. – Не тревожься, – повторил он, и та кивнула.
Карета тронулась, и он успел расслышать беседу Фебы и ее бабушки.
– Как ты думаешь, дядя Бенедикт рассердился, что я съела лепешку?
– Нет, Феба. Он очень редко сердится и никогда не жадничает.
