Даже не удивляюсь.
— Так вот, твой отец брал большой кредит на строительство дома. Но, к сожалению, в связи с болезнью не смог его выплатить. О чем твоя мать не знала. За все время накопились очень большие проценты. И даже продажа дома не смогла покрыть нужную сумму. Судебные тяжбы только усугубили ситуацию, и сумма вновь выросла. Твоя мать, конечно, выплачивает по мере возможности… Но это кабала для нее.
Резко сажусь, не веря своим ушам. Да, это правда. Но мама говорила, что продажа дома все покрыла и мы ничего не должны.
— Так вот, — холодно продолжает он, отодвигая шторы и всматриваясь в окно. — Будет очень жаль, если завтра к ней явятся коллекторы и начнут давить, я слышал, она у тебя сердечница… Не помню точный диагноз. А если она вдруг лишится квартиры и останется на улице…
— Неправда, ты лжешь! — вскрикиваю я, соскакивая с кровати. — Она ничего не должна!
— К сожалению, должна и не просто банку с госучастием, а конторе, которая накручивает космические проценты и не гнушается выбивать долги со старушек.
— Нет… — слезы всё-таки скатываются из глаз от бессилия, шока и грязного шантажа.
— Я могу быть холодным и расчётливым ублюдком… но не лжецом, — он вынимает из кармана мой телефон и кидает его на кровать. — Позвони матери, узнай. Но всего этого можно избежать, если ты станешь сговорчивее и примешь мою реальность.
Поднимаю на него глаза и ничего, кроме ненависти, не чувствую. Калинин преодолевает расстояние между нами и хватает меня за талию, резко впечатывая в себя.
— Что бы ты обо мне ни думала сейчас, не все так мерзко, как тебе кажется. Я не хотел до этого опускаться, но ты не оставила мне выбора. Переосмысли все этой ночью. Твоя мать обретёт спокойствие, достойную и сытую старость. А ты – безграничные возможности и достойную жизнь. Ты очень красивая девушка с правильными ориентирами и принципами, которая достойна лучшего. Ты оценишь это, когда наберёшься ума и все проанализируешь, — проговаривает мне в лицо хриплым шепотом. Наклоняется, но я резко отворачиваюсь, и его горячие губы впечатываются мне в ухо. Вздрагиваю, когда он больно прикусывает мою мочку и тут же целует. — И да, я учел твои претензии по поводу Валерии. Ты права, очень некрасиво, имея невесту, трахать любовницу. Это порочит мою репутацию и оскорбляет тебя. У нас должны быть полноценные отношения, — шепчет мне на ухо, глубоко втягивает запах моих волос и отпускает. — Спокойной ночи, Елизавета, надеюсь, завтра ты будешь покладистее, — разворачивается и уходит, а я так и стою посреди большой шикарной спальни, всхлипываю и больно щипаю себя, пытаясь понять, не сон ли это.
ГЛАВА 4
Елизавета
Очередное утро не несёт ничего хорошего. И даже солнечная погода за окном не радует. Переворачиваюсь на живот, обнимаю подушку, закрываю глаза, пытаясь вновь уснуть. Но сна совсем нет. Болезнь отступила, температура больше не поднимается. Да и выспалась я вчера. Вновь переворачиваясь, сажусь в кровати, кутаясь в одеяло. Еще рано. Горло все равно болит, и хочется горячего чаю. Нужно позвонить маме и все аккуратно разузнать, но я не решаюсь. Еще есть маленькая надежда, не хочется ее терять.
В дверь тихо стучат. А я не хочу никого видеть. Словно, пока я под одеялом, это все неправда, а как только выйду, сразу окунусь в реальность. Дверь открывается, и в комнату входит женщина, которая вчера меняла мне белье. Простая, обычная женщина, в теле, милая, круглолицая.
— Доброе утро, извините за беспокойство, — говорит она мне, а я просто киваю. В ее руках ваза с белыми лилиями.
— Цветы?
— Да, Роман Константинович просил поставить у вас, — улыбается, размещая цветы на комоде. Раньше я тоже улыбалась, принимая цветы от Калинина, а сейчас понимаю, что это все неискренне. Это расчет. — Роман Константинович ждет вас в столовой к завтраку, — сообщает мне женщина.
— Передайте Роману Константиновичу, что я не хочу завтракать с ним, — недовольно бурчу, а женщина распахивает глаза и смотрит на меня так, словно я выругалась в церкви. Встаю с кровати и демонстративно ухожу в ванную, запираясь там.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
В душ очень хочется. Но, наверное, еще нельзя. Умываюсь, чищу зубы, расчесываю запутавшиеся волосы, вновь заплетая их в косу. Вынимаю из кармана пижамы телефон, присаживаюсь на край ванны и набираю маму.
— Доброе утро, мамочка, — стараюсь говорить как можно спокойнее.
— Доброе, Лиза. Как у тебя дела? Как новая работа? — интересуется она. А работа у меня… теперь иная – изображать невесту начальника. Карьера пошла в гору.
— Все хорошо. Мама, у меня к тебе вопрос… Только ты не волнуйся.
— Что случилось? — сразу в панике спрашивает она.
— Мам, со мной все хорошо! — стараюсь быть убедительной. — Я хочу спросить о тебе… Правда, что ты так и не выплатила кредит? Был суд, и мы по-прежнему много должны?
— Ох, Лиза… — пауза. Ей больше не нужно ничего говорить. Все уже и так понятно. Кусаю губы до боли, чтобы не разрыдаться. — Откуда ты узнала? Они уже добрались до тебя?
— Мам, неважно, как я узнала. Ты только не волнуйся. Все будет хорошо.
— Нет, Лиза, я думаю продать квартиру и подыскать комнату в общежитии, я не потяну такую сумму… Здоровье подводит, — виновато сообщает мама. Дышу глубоко, прикрывая телефон рукой.
— Мам, ничего не нужно продавать. Я получила повышение и скоро смогу выслать тебе денег.
— Лиза, ты что?! Не хватит этих денег. Да и отнимать у тебя, когда ты там одна крутишься, я не смогу.
— Мам, все будет хорошо, — слышу шаги за дверьми. — Мне пора… на работу. Я позже позвоню. Ничего не продавай. Слышишь?!
— Я слышу, но…
Скидываю звонок, оставляю телефон на раковине и выхожу в комнату. Калинин стоит возле комода, рассматривая лилии. Весь такой свежий, как всегда, идеальный, в костюмчике. Оборачивается, внимательно рассматривая меня.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально.
— Тогда одевайся и спускайся к завтраку! — холодно велит он, указывая на кровать, а там уже лежит шерстяное платье, похожее на длинную водолазку. Новое, с биркой.
— Я не хочу есть, — упрямо повторяю я. Хотя на самом деле очень хочу, а чаю горячего особенно. Но во мне просыпается упрямый ребёнок. Я не могу получить свободу, но и покладистой тоже не буду.
— А я не спрашивал тебя, чего ты хочешь. Это платье все рано окажется на тебе, сам переодену и завтрак тоже скормлю сам, но уже насильно. Так что лучше сама, детка. И не зли меня, тебе не понравится. Поторопись, кофе остывает! — повышает тон, разворачивается и выходит из спальни. Хватаю платье в желании швырнуть его Калинину вслед, но сдерживаюсь.
Иду назад в ванную. Снимаю пижаму и понимаю, что у меня нет белья. Было вчера, я оставляла его здесь, а сейчас ничего нет.
Я должна надеть платье на голое тело?
Извращенец!
Он собирался меня переодевать?
Больной извращенец!
Надеваю бежевое платье. Оно длинное, ниже колен, но очень облегает фигуру. Соски выделяются, такие явные, твёрдые, как назло. Нервно вытягиваю платье, но ткань качественная и вновь ложится по фигуре. Глубоко вдыхаю, понимая, что обуви у меня тоже нет. Они тут все расхаживают в обуви. Натягиваю носки и выхожу из комнаты.
Он ждет меня в столовой…
Еще бы знать, где в этом доме столовая. Просто иду вперед, минуя коридор с дверьми, очевидно, это спальни. Знать бы, где здесь комната Романа, и обходить ее стороной.
Спускаюсь по большой деревянной лестнице, хватаясь за перила. Скользко, шерстяные носки не придают устойчивости. Внизу стоит женщина, которая принесла цветы, и вновь мне мило улыбается. Интересно, она настолько рада мне или здесь так принято всем улыбаться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Меня зовут Тамара, я провожу вас в столовую, — сообщает мне женщина. Ах, вот оно что, она специально ждала меня. У Калинина все дрессированные. Киваю и иду за женщиной.
Столовая тоже в светлых тонах. Похоже, хозяин этого дома любит чистоту, пытаясь себя обелить. Стол большой, человек на десять. Но накрыто на двоих, Калинин во главе, а по правую сторону накрыто для меня. Роман не обращает на меня внимания, что-то листает в планшете и попивает кофе из большой белой чашки. На столе что-то похожее на молочную кашу, рядом мед, два вида варенья, французские вафли, сыр, масло и сок.
