— Значит, он был как обычно пьян.
Лайм молча кивнул в знак согласия.
— Кто его нашел? Ты?
— Нет, он сам выбрался из оврага и добрался до замка.
С хладнокровием, словно речь шла о лошади, Джон спросил:
— Надеюсь, он умер быстро?
Усилием воли Лайм отогнал мысль о брате, чье израненное тело лежало сейчас в спальне.
— Медленно. Слишком медленно.
Многозначительно кивнув головой, сэр Джон сочувствующе улыбнулся и, снова сосредоточенно уставившись на перчатки, сказал:
— Ну, что же, наконец-то с этим покончено. Эшлингфорд теперь твой, Лайм. Жду — не дождусь, когда смогу называть тебя лордом.
Рыцарь принадлежал к числу тех немногих людей, которым Лайм безгранично доверял. Только одному человеку он доверял больше, чем Джону — сэру Хью, управляющему. Но сейчас, не совсем еще оправившись от потрясения, Лайм не хотел делиться своими чувствами ни с кем. Только не сейчас. Может быть потом, позднее, когда он все осмыслит и успокоится.
— Нет, Эшлингфорд мне не принадлежит. Пока не принадлежит.
— Я не совсем понимаю.
— Мейнард оставил замок сыну, рожденному в законном браке.
У рыцаря от удивления округлились глаза.
— Не может быть! Ты ведь не мог не знать о его женитьбе! Оглашение…
— Оглашение имен вступающих в брак было совершено в Розмуре, где он и венчался. Или не было совершено совсем.
— Видимо, он купил разрешение, — пробормотал Джон. — Но это не меняет дела. Мы же все знали об обещании, которое он дал тебе. Он…
Лайм нетерпеливо перебил рыцаря:
— Примерно через час я отправляюсь на юг. Ты едешь со мной?
— Конечно. Но что ты собираешься делать?
Действительно, что он, незаконнорожденный сын Монтгомери Фока, собирался делать?
— Я собираюсь вернуть то, что должно принадлежать мне по праву.
Лайм резко повернулся и зашагал прочь.
— Уильям!
Натянув поводья, Лайм остановил коня перед подъемным мостом. Дюжина верных рыцарей, которые выразили желание сопровождать его в пути, последовали его примеру и тоже оглянулись.
Лошадь, на которой восседал Иво — а это именно он окликнул Лайма — была слишком хороша для безобидного и миролюбивого священника. Меч, покачивающийся на его бедре, в той же степени, что и боевой конь, не соответствовал его сану. Но именно таким всегда знал Лайм Иво. Достигнув сорока девяти лет, этот некогда красивый мужчина продолжал идти по жизни с именем Бога на губах, корыстью в мыслях и жадностью в сердце. Он был и оставался священником только по положению.
Тщательно скрывая раздражение и гнев, Лайм спросил:
— Разве вам не нужно заняться погребением?
Приблизившись, Иво остановился рядом с племянником.
— Нужно, — выдавил из себя священник. — Но, так же как и ты, я не могу отложить поездку в Розмур.
Только теперь Лайм заметил покрасневшие глаза Иво. Видимо, священник искренне оплакивал умершего Мейнарда.
— Ну что же, воля ваша. Если вы так хотите, то поезжайте.
— Непременно отправлюсь, но только с тобой. — Губы Иво искривились в горькой усмешке.
Поведение священника удивило Лайма. Почему Иво не бросился на поиски денег, спрятанных где-то Мейнардом? Так как дело касалось довольно большой суммы — она составляла солидную долю казны Эшлингфорда — это могло означать только одно: золото спрятали так надежно, что оно могло и подождать.
— Но я не нуждаюсь в услугах священника, — заявил Лайм.
— А я их и не предлагаю, — спокойно парировал Иво. Драгоценные камни, богато украшавшие распятие на его груди, ярко засверкали в солнечных лучах.
«О, Господи Всемогущий, — мысленно взмолился Лайм, — дай мне силы сохранить терпение!»
Рыцарь готов был вот-вот дать волю чувствам. Только присутствие подданных, которые больше смерти боялись пролить хоть каплю святой крови, сдерживало его. По праву или нет, он все еще оставался их господином.
— Я не нуждаюсь в ваших услугах, — повторил Лайм.
— Ты же направляешься в Розмур, не так ли?
— Да.
Иво склонил голову набок.
— Значит, я тебе нужен.
— Позвольте спросить, зачем?
— Для того чтобы обеспечить безопасность наследника Эшлингфорда и проследить, чтобы он добрался до замка живым.
Живым?! В душе Лайма всколыхнулась буря негодования. Разве он мог пойти на убийство ради того, чтобы получить то, что и так уже принадлежало ему? Хотя Иво прямо и не упрекнул племянника в злом умысле, в его голосе прозвучало обвинение.
— А вы думаете, что мальчик может не доехать сюда живым? — возмущенно спросил рыцарь.
— В дороге с детьми часто случаются неприятности, — воздев руки к небесам, уклончиво ответил священник. — Поэтому я должен позаботиться о том, чтобы с ним ничего подобного не произошло.
— Так как я не собираюсь брать его с собой в дорогу, могу заверить, что ваша тревога необоснованна, дядюшка, — заявил Лайм обманчиво спокойным голосом. — Я направляюсь в Розмур лишь с одной целью: убедиться в существовании этого ребенка и в законности брака Мейнарда.
— А что ты будешь делать потом?
— Вы задаете слишком много вопросов, дорогой дядюшка.
— Ты собираешься отправиться в Лондон к королю и заявить свои права на титул барона и замок?
Лайм не посчитал нужным ответить на вопрос Иво.
— Оставайтесь здесь и займитесь похоронами своего любимого племянника. Ребенку ничего не угрожает.
Иво мрачно усмехнулся.
— И все же я предпочту убедиться в этом лично.
Надменно вскинув голову, он тронул коня с места и двинулся по мосту.
Лайму безумно хотелось догнать святого отца, стащить с лошади и запереть в одной из дальних комнат башни до своего возвращения. Однако осознавая, что за подобную вольность ему придется нести ответ перед церковью, он сдержал порыв. Пусть, пусть старый черт тоже едет в Розмур. Скоро он пожалеет о своем упрямстве. Пришпорив коня, Лайм приказал:
— Вперед!
Глава 2
— Осторожно, не трогай!
— Почему?
— Видишь шипы? Они очень острые.
— Ух, ты!
— Если дотронешься пальцем, то уколешься и будет больно.
— А почему?
— Потому что… — Джослин вздохнула. — Ах, Оливер, я ведь тебе уже говорила.
— Скажи еще раз.
Женщина ласково похлопала пальцем по носу любопытного малыша.
— Нет, не скажу, молодой человек. Иди, поиграй немного один. У меня есть дела.
Обиженно шмыгнув носом и надувшись, мальчик повернулся и побрел по саду.
— Не забудь взять свой совок, — крикнула ему вслед Джослин.
Подобрав игрушку, Оливер понес ее в конец обнесенного высоким деревянным забором сада, туда, где еще несколько минут назад самозабвенно играл, оставляя после себя ямы и кучки земли. Он намеренно громко, чтобы услышала мать, вздохнул, уселся и принялся рыться в земле. Если его одежда и тело в некоторых местах совершенно случайно до сих пор оставались чистыми, то теперь мальчуган вывозит в грязи и их.
