После окончания школы перед обладателем золотой медали были открыты все двери. Конечно, будь жив отец, он бы наставил маленького Мишу на литературный путь. А так – за компанию с друзьями – вперед, на биологический факультет МГУ. Именно там, у памятника Ломоносову, познакомились они – мои будущие мама и папа. Благодаря чему вскоре появился и первый на курсе ребенок. При выборе имени для которого вариантов не было.
Мама, закончив биофак, пришла на работу в Институт высшей нервной деятельности и нейрофизиологии РАН. Где на базе Института нейрохирургии имени Бурденко и работает по сей день. Уже в течение 60 лет! Доктор наук, профессор, лауреат Государственной премии, Галина Николаевна Болдырева записывает и расшифровывает биотоки мозга для выявления опухоли или другого заболевания. Мама – активно живущий человек: прополка дачного участка, все новые и новые цветы и клумбы, с недавних пор – скандинавская ходьба. И конечно же, регулярный бассейн. Ну а как, скажите, может отказаться от занятий плаванием чемпионка МГУ, однажды принесшая своему курсу победу на водной глади в очной дуэли с таким серьезным соперником!
Каким? Вы прекрасно знаете Владимира Познера. Правда, тогдашний студент биофака и будущий телеведущий после финиша утверждал, что река в районе университетской базы в Звенигороде, где биологи проходили практику, была очень мелкой и он задевал коленками за дно. Замечу, что мама, возможно, превзойдя в выборе тактики одного из самых мудрых людей на нынешнем ТВ, плыла на спине…
Папа посвятил свою жизнь биофаку, воспитал сотни студентов и проработал деканом родного факультета более 30 лет. Профессор Гусев был видным микробиологом и экологом, членом комиссии ЮНЕСКО. Иногда я достаю из письменного стола его статью о правильном, с точки зрения взаимоотношений человека с природой, устройстве мира, по сути дела, ставшую научным завещанием. И поражаюсь тому, как активно повсюду заговорили на эту тему. Сейчас. А ведь папы нет с нами уже второй десяток лет.
Остались его коллекция марок, подшивки любимого еженедельника «Футбол», тематические вырезки из «Советского спорта» и «Спорт-экспресса». Есть книги, книги и еще раз – книги.
И есть 13-летний мальчишка. Внук, которого он, к счастью, успел застать в этой жизни. Пусть совсем ненадолго – чуть больше года… Его тоже зовут Мишей.
Ученый Михаил Гусев на протяжении всей жизни оставался гуманитарием. Говорит об этом даже стиль его научных работ. А сразу после окончания университета папа предпринял попытку вырваться из стеклянного королевства пробирок и колб, отправившись на радио. В качестве первого испытания потенциальному сотруднику весьма заботливо дали задание на знакомую для него тему: очерк о человеке, собравшем уникальную коллекцию жуков.
Через несколько часов небольшой материал под одновременно служившим анонсом заголовком «Тысяча жуков в коллекции ученого» лег на стол редактора, а Михаил пошел в буфет, чтобы перед озвучкой прочистить горло горячим чаем. Вернувшись, он нашел на столе свою работу с визой «в эфир» и даже каким-то лаконичным, но приятным комментарием.
Редактором были внесены всего две правки. Обе – в заголовок. Теперь он выглядел так: «Миллион жуков в коллекции советского ученого!»
Однажды я спросил папу, почему же его карьера репортера так и не была продолжена? «Знаешь, что-то сразу расхотелось», – улыбнулся отец. В мире бактерий и водорослей приспосабливаться не требовалось.
От Африки до Антарктиды – самые суровые жизненные испытания в моей голове превращались в захватывающие жюль-верновские приключения. Потому что обо всем этом он мне уже когда-то читал. А там – всегда невероятно интересно и просто не бывает плохого конца.
Книги про мужественных и благородных. И то самое стихотворение Евгения Евтушенко, строчки из которого – со мной на всю жизнь:
И если сотня, воя оголтело,кого-то бьет, – пусть даже и за дело! –сто первым я не буду никогда!
А мама поет мою любимую колыбельную: «Ему приснилось, что он моряк…» Это – навсегда. В какой стороне я ни буду…
Последний ответ ПрустуКстати, о Познере. Все забываю сказать Владимиру Владимировичу одну вещь. На съемках и просто при встречах в коридорах Останкино возникают другие темы, а об этой вспоминаю лишь когда в очередной раз сажусь смотреть программу «Познер». Где последним из «вопросов Марселя Пруста» почти всегда бывает: «Что вы скажете Богу при встрече?»
Ответы звучат разные. И о раскаянии, и об отрицании по разным причинам самой возможности такой встречи, и, чаще всего, о благодарности…
А меня продолжает удивлять, почему же ни один из собеседников не дал столь очевидный ответ.
Вот он: «А где здесь у тебя все мои? Где папа, где сестренка? Где бабушки с дедушками – ведь я думаю о них каждый день! Проведи меня к ним, дай обнять».
Неужели этого хочу только я?
Ведь про раскаяние и благодарность, согласитесь, можно и после…
Глава вторая
Волосы и портвейн
Пьющие школьники учатся хуже, чем непьющие.
С советского агитационного плаката 1930 года
Розги по-советскиВ моей школе пороли детей. В год первого полета человека в космос.
Точнее, пороли не всех. А если совсем точно, то одного. Нет, не меня. Остроухова. При этом со значительной долей пафоса водружая его на учительский стол. Наказывали ремнем, но, уверен, не больно. Во-первых, серых, мышиного цвета (а иногда, казалось, и происхождения), штанов не снимали: как-никак время раздельного обучения было уже позади, и в классе имелись девочки. Во-вторых, на лице нашего однокашника никогда не было слез, а вот задорные гримасы присутствовали. Ну и, в-третьих, – банальное: если бы Остроухову было действительно больно, то он вряд ли продолжил бы совершать свои хулиганские поступки. Или, во всяком случае, не делал бы этого с таким приводящим в бешенство учителей упорством.
Поводом для одной порки невольно стал я. Дело в том, что я попал в эту «простую» школу исключительно из-за своего знака Зодиака. По тогдашним правилам спецшкол ребенку должно было исполниться 7 лет строго до 1 сентября. Поэтому мне, родившемуся 27 октября Скорпиону, путь в заветную «с преподаванием ряда предметов на английском языке» был заказан. Родители решили однозначно: год терять нельзя, а в «английскую» можно будет перескочить и следующей осенью.
Так доморощенный Витюша из «писательского дома» в Лаврушинском переулке, бегло читавший с пяти лет, оказался в одном классе с ребятами из подвалов и коммуналок Замоскворечья. Больше всех моему появлению обрадовалась замотанная жизнью учительница. Как минимум три раза в неделю мне выдавалась книга. Читай! Вслух! Сама же классная садилась за парту в уголке и проверяла тетради старших классов, при этом периодически засыпая. В комнате ее коммунальной квартиры с двумя маленькими детьми на руках возможности для нормального сна были ограничены.
Вот и в тот день, стерев с учительского стола воображаемую кровь Остроухова, я устроился на учительском же стуле и взялся за Марка нашего Твена. И, дойдя до хулиганистого беспризорника-бродяги Гекльберри Финна, невольно, без какой-либо задней мысли поднял глаза на него.
За словом мой опальный одноклассник в карман не лез никогда: «Пошел на х…… чтец!» Класс замер от ужаса. Но его руководительница лишь сладко всхрапнула над домашним заданием.
Впрочем, как это обычно бывает, нашлись те, кто доложил. Ведь октябрята всегда стояли за правду (тут, кстати, мне очень интересна лексика доноса). И весьма символическое, к счастью, наказание вновь настигло «несчастного».
В спецшколу меня перевели в середине второго класса. Там читали уже все, а многие даже по-английски. Для бывшего отличника наступили очень непростые времена. Довольно скоро из уст завуча в адрес моей мамы прозвучал почти приговор: «У нас особая школа. Мы готовим будущих переводчиков, журналистов, вообще публичных людей, умеющих общаться. Возможно, даже с большой аудиторией. У вашего сына этих качеств нет. Вам лучше выбрать что-то попроще».
Часто вспоминаю эту фразу и радуюсь, что в итоге все как-то более или менее обошлось.
Ну, за синекдоху!Моя новая школа, навсегда оставшаяся родной и любимой, конечно же, не была лишена заморочек своего времени.
«Ты, что, волосы будешь до ж… растить?» – ласково обратился ко мне директор на торжественной линейке, посвященной возвращению учеников после летних каникул.
И как-то сразу стало ясно, что три прекрасных беззаботных месяца, посвященных футболу, «битлам», «битлам» и еще раз «битлам», уступили место… Чему? Ну, хотя бы необходимости каждый день созерцать монументальное панно, появившееся на школьной стене за время нашего отсутствия. Там был изображен сам директор в позе не Леннона, а Ленина, указывающего молодежи правильный путь во взрослую жизнь.
