Хрустя кирпичиками безе, Оля сосредоточенно думала, как она будет добираться в поселок Прапорный.
Это где-то за городом. По идее, там должен ходить какой-нибудь дачный автобус… Но не первого января. Значит, придется взять такси и заплатить за него теми самыми деньгами, которые мама с папой подарили ей на новые сапоги. Утром первого января такси за город как раз потянет на сапог – туда и сапог – обратно…
Оля вздохнула.
– Стыдись! – воскликнул ее внутренний голос. – Речь идет о спасении близкого тебе человека, единственной подруги, а ты думаешь о том, как соблюсти свои шкурные интересы?!
Оля снова вздохнула. «Шкурные интересы» – это определение идеально подходило к мечте о сапогах из натуральной кожи…
– Пре-кра-тиии! – вдруг простонал Костик.
– Что? – Оля прекратила жевать.
– Ты же как корова!
– Такая толстая?
Оля обеспокоенно оглядела себя сверху вниз и решила, что праздничные застолья еще не сказались на ее фигуре. Но Костик никогда не отличался особым тактом.
– Звенишь, как корова колокольчиком!
– Ой, извини!
Смекнув, в чем дело, Оля поспешно вынула ложечку из чайной чашки, но брат уже проснулся.
– Умммммм…
Он потер виски и прижался лбом к холодильнику.
– Голова болит? – умеренно посочувствовала Оля. – Небось пили все подряд, что нашли, дурачки мелкие!
– Сначала шампанское, потом вино, потом пиво, – припомнил Костик и опасливо покосился на старшую сестру. – Оль, а винное пятно со свитера отстирается или нет?
– Какое вино?
Оля нахмурилась. Красивый бежевый свитер был ее новогодним подарком неразумному младшему брату.
– Розовое, – Костик оценил ее гримасу и скорчил жалобную рожицу. – Ты же отстираешь, Оль? Свитер такой красивый! Я в нем всем девчонкам понравился.
– Прямо уж всем? – Она фыркнула.
– Всем до единой! – Костик повеселел. – Большое тебе спасибо за такой классный подарок! А я тебе тоже кое-что приготовил. Только это будет сюрприз.
– Новый год уже прошел! – напомнила ему Оля и встала.
Ни от брата, у которого нечасто водились деньги, ни вообще от судьбы никаких классных подарков она не ждала.
Такси до Прапорного удалось вызвать без проблем. Очевидно, все нормальные люди еще спали, так что ажиотажного спроса на заказные экипажи пока не наблюдалось.
– Просто чудно и непонятно, Евгения Евгеньевна, как это у такой бабушки, как вы, выросла такая внучка, как Елка! – уже не в первый раз удивилась Оля.
Баба Женя, даже поднятая по тревоге, не металась по квартире с охами и вздохами. Она внимательно выслушала сумбурные Олины объяснения и отреагировала так, словно всю свою семидесятилетнюю жизнь готовилась проснуться утром первого января от бешеного стука в дверь и бежать спасать непутевую внученьку. Открыла сервант – взяла с полочки Дашкины документы, шагнула к вешалке – надела поверх халата длинное болоньевое пальто, сбросила тапки – сунула ноги в винтажных «фильдеперсовых» чулках в теплые боты. Рассовала по карманам кошелек и мобильник, взмахнула перчатками, как полководец:
– Едем, Леля!
Оля с трудом подавила вздох облегчения.
Гневливый тип – голос по телефону – внушал хорошей девушке, незамужней учительнице, смутные опасения, и ехать к нему в поселок Прапорный, на улицу Березовую, восемь, в одиночку она робела. Присутствие деловитой и боевой старушки меняло ситуацию в корне: пусть теперь ОН тревожится и боится! Баба Женя три шкуры спустит с человека, посмевшего обидеть ее единственную кровиночку Елочку, да и Олю-Лелю, как свою, почти родную, она в обиду тоже не даст!
Даже таксист, мужик тертый, жадный и бессовестный (а какой еще стал бы работать утром первого января?), под напором бабы Жени сдулся, как проколотый воздушный шар, и уменьшил первоначально запрошенную сумму почти вдвое. Правда, настроение это ему испортило основательно, и всю дорогу до Прапорного он бубнил что-то нелестное про стервозных и скаредных баб. Железобетонную Евгению Евгеньевну этот монолог нисколько не тронул, а вот Оля краснела и страдала от совокупных мучений: было стыдно считаться стервой, совестно быть жадной и обидно называться бабой в свои неполные тридцать пять.
Худенькая и стройная, Оля обычно слышала в свой адрес гораздо более приятное: «Девушка, а девушка?» Даже школьники за глаза называли ее не Ольгой Павловной, а Олечкой. А некоторые особенно дерзкие старшеклассники, случалось, порывались после занятий проводить «Олечку Палночку» домой, мотивируя смелое предложение необходимостью помочь хрупкой русичке нести тяжелую сумку, туго набитую ученическими тетрадками.
– Приехали! – сказал таксист, резко остановив машину у одинокого столбика с указателем «пос. Прапорный» и при торможении выбросив из-под колеса фонтанчик снега и мерзлой земли.
Синяя табличка с надписью покрылась толстым слоем льда и блестела, как лакированная.
Оля опасливо посмотрела на волнистое белое поле, в отдалении поросшее слабо волновавшимися сизыми дымками, похожими на зарождавшиеся смерчи, и робко напомнила:
– Нам на улицу Березовую, дом восемь!
– Тогда говорите, куда дальше ехать! – Вредный таксист пожал плечами.
По идее, отправной точкой для поиска одноименной улицы могла бы стать какая-нибудь береза, но ни единого дерева в поле зрения не имелось. Сразу за столбиком с обледеневшим указателем дорога разветвлялась на три рукава.
«Направо пойдешь – коня потеряешь, налево пойдешь – голову сложишь, прямо пойдешь – и сам пропадешь, и коня потеряешь», – вспомнилось Ольге Павловне незабываемое, фольклорное.
– А сам ты слепой, что ли?! – грубо, но действенно осадила зарвавшегося водилу баба Женя. – Видишь, две дороги в снегу – по самое дорогое, а по третьей след тянется!
Оля присмотрелась: след тянулся налево. Туда, где «голову потеряешь»!
– Видишь, кто-то тут проехал не так давно! Давай гони туда же, – распорядилась баба Женя.
«Гони» – это было слишком сильно сказано.
Недовольно урча, машина поерзала, приблизительно вписалась в колею и тряско двинулась в направлении дымных смерчей.
Минут через пять стало видно, что они вырастают из присыпанных снегом крыш, затем такси поравнялось с крайним домовладением, и из-за забора послышался бодрый собачий лай. К первому псу охотно присоединился второй, затем третий, и вскоре искрящийся морозный воздух задрожал, сотрясаемый мощным собачьим хором. Судя по голосам, до появления машины четвероногие друзья отчаянно скучали.
– Мы разбудим весь поселок! – без тени вины констатировала баба Женя.
– И нас побьют, – опасливо добавил таксист.
Он еще больше сдулся и притих. Оля тоже помалкивала, высматривая названия улиц и номера домов.
«Березовая, 8» было размашисто начертано мелом на черном металлическом заборе. Без ошибок, машинально отметила русичка Ольга Павловна, но скверным почерком, который неприятно напоминал каракули обаятельного и харизматичного хулигана и двоечника Витьки Овчинникова из пятого «Б».
Нехорошее предчувствие, появившееся у Оли еще в ходе разговора с телефонным грубияном, заметно усилилось. Педагогический опыт подсказывал ей, что человека с таким почерком невозможно обескуражить строгим взглядом и действенно нейтрализовать короткой командой: «Садись, два!»
Вдобавок, приземистый дом номер восемь выглядел ничуть не более гостеприимно, чем военный блиндаж: ворота, калитка и дверь закрыты, а окна не только забраны ставнями, но еще и зарешечены длинными сталактитами могучих сосулек. Они свисали с карниза по всему фасаду, как чудовищные зубы.
– Ждать не буду, через пять минут уезжаю! – оценив обстановочку, предупредил трусоватый таксист.
– Только попробуй! Я еще из ума и памяти не выжила, номер твоей машины хорошо запомнила! Вот как пожалуюсь в администрацию таксопарка, и уволят тебя к чертовой бабушке, будешь тогда на церковной паперти на бензин себе просить! – пригрозила ему в ответ баба Женя, выбираясь из машины.
Таксист пробурчал что-то нехорошее про разных чертовых бабушек и баб, и Оля, спасаясь от позора, поспешно вывалилась в снежную целину. Щеки у нее заалели, как два снегиря.
– Хозя-яяин! Эй, хозя-ааааин! – уже распевалась, вытягивая шею, баба Женя, стоя у непроглядного забора. – Открывай! Вот пень глухой… Просыпайся, черт тугоухий!
Оля нервно тискала варежки.
По ее мнению, все окрестные пни, глухие и не очень, от баб-Жениных воплей должны были пробудиться к жизни, как старый дуб из романа Льва Николаевича Толстого «Война и мир». Собаки в близлежащих дворах лаяли, как крыловская Моська на Слона. Таксист с прямым намеком не глушил мотор машины. Оле очень хотелось провалиться под снег.
Наконец из-за забора донесся долгий зловещий скрип, а сразу за ним – грубый голос:
– Кого там черти принесли?
– Это я! – пискнула Оля, с некоторым облегчением узнав неласковый бас.
