Еще в одном месте он вздумал сам проверять пайку проводов.
Когда осмотр был закончен, Смирнов засел за акты технических подкомиссий. Он был страшно придирчив, требовал подтверждения каждого факта, каждой цифры и, надо сказать, заставил всех поработать. Эта его дотошность каким-то чудесным образом совершенно естественно сочеталась со свойственными ему жизнерадостностью и радушием.
Чем глубже он вникал в цифры и ведомости, тем больше прояснялось его лицо.
- Ну, - сказал он, наконец, с облегчением, вытирая лоб платком и захлопывая записную книжку, - можем доложить строителям: поработали отлично. Пойдемте же. Ведь люди, наверное, ждут, интересуются результатами своего труда.
На митинге, созванном в парке около станции, я увидел Геннадия Степановича еще с одной стороны. Это был прирожденный оратор, но оратор, доходчивость слов которого вызывалась не искусным построением фраз, а простотой и непринужденностью, с которой он разговаривал со слушателями.
- Еще одна новостройка вступила в число действующих в нашей стране, сказал он, между прочим. - Не просто прибавилась электростанция ко многим другим, нет, при строительстве и монтаже этой станции был решен - притом удачно - ряд новых проблем. Каждая новостройка в нашей стране представляет новый шаг вперед в общем развитии науки и техники. И вы можете гордиться тем, что этот новый огромный вклад в науку и технику сделан вашими усилиями. Вы не просто построили станцию, а создали предпосылки для быстрейшего нашего движения вперед.
Во время работы комиссии Смирнов держался со мной так же по-деловому, как и с другими, и только на торжественном обеде, состоявшемся по случаю пуска станции, перешел в разговоре на личные темы. Но мы сидели довольно далеко друг от друга, так что успели обменяться лишь несколькими малозначительными фразами.
... При выходе со станции со мной произошел мелкий эпизод: я споткнулся о какой-то предмет, покатившийся от толчка. На асфальте лежал карманный фонарик. Я нагнулся и машинально поднял его. Это была простая самодельная вещица: помятая алюминиевая трубка с толстой линзой на конце и кнопкой сбоку. Такие фонарики были в ходу давно, во время войны, наряду с зажигалками и табачницами разных систем.
В последней машине у крыльца сидели мои товарищи по комиссии и нетерпеливо ожидали, когда я присоединюсь к ним. Никто из них не признал себя владельцем найденной мной вещицы.
Пожав плечами, я сунул фонарик в карман пальто. Не давать же в самом деле объявление в газеты о такой находке!
VI
Стоя перед раскрытым стенным шкафом, я разыскивал в тесном нагромождении вещей коричневый пиджак, который я собирался отдать отутюжить. Внезапно я обратил внимание на голубое пятно, мелькнувшее перед моими глазами. Пятно было таким ярким, что я отчетливо различал его в полумраке стенного шкафа. Прошло, должно быть, секунд пять, пока я понял, что пятно светится. Затем я обнаружил, что это пятно на синем летнем пальто, в том месте, где находится карман.
Сунув руку в карман пальто, я нащупал помятую металлическую трубку. Это был старенький фонарик, что я нашел на станции.
Последний раз я надевал пальто в тот день, когда наша комиссия закончила работу. Тогда был конец лета, деревья стояли в золотом наряде, первые увядающие листья кружились в воздухе. А сейчас за окном шел снег - с тех пор прошло больше двух месяцев.
Очевидно, фонарик случайно включился сейчас, пока я ворошил в шкафу платье. Я хотел выключить фонарик. Но кнопка не сдвигалась с места.
Махнув рукой на упрямый фонарик, я сунул его в ящик письменного стола и опять забыл про находку.
Несколько дней я не подходил к письменному столу (я уезжал в командировку), а затем, выдвигая зачем-то ящик, я снова увидел фонарик. Яркий холодный свет брызнул в комнату, когда я выдвинул ящик. Фонарик светил так, точно в него только что вставили свежую батарейку.
Я исследовал фонарь. Корпус был заделан наглухо. Вывинтить лампочку тоже не удавалось. Линза, прикрывавшая ее, своим металлическим ободком была припаяна к алюминиевой трубке. Неужели он светит с того дня, что я нашел его на улице? Вертя его тогда в руках, я мог, конечно, случайно сдвинуть кнопку и включить фонарь. А потом кнопка почему-то застряла. Пальто висело в шкафу, карманом к стене, поэтому я и не замечал до сих пор этого "карманного" сияния.
Объяснение было вполне "естественное". Но было в нем одно "но"... Фонари ведь не светят по два месяца. А, как правило, через час, самое большее через два, требуют смены батарейки.
С удивлением разглядывал я фонарик. Что это за маленькое чудо?
VII
Но пора, может быть, сказать о себе немного подробнее.
По своей специальности - бухгалтера - я работаю много лет и при всем желании не могу считать себя молодым человеком. Но и к старым людям я себя не отношу.
У меня есть склонность к наблюдениям и обобщениям, присущая людям зрелого возраста. В то же время, несмотря на серьезность общего склада характера, есть в нем не то что легкомыслие, а какая-то детская черта, чисто мальчишеская привязанность к романтике. Выражается она в том, что я все время ожидаю, что вот-вот случится что-то необыкновенное и интересное.
И действительность очень часто оправдывает мои ожидания. Так что в конце концов я склонен думать, что, может быть, сама наша жизнь, не устающая преподносить нам каждый день что-нибудь новое, по-настоящему романтична.
Я немного изобретатель.
В нашем учреждении я приобрел известность тем, что сконструировал вместе с двумя инженерами машину, которая автоматически производит многие вычисления, встречающиеся в бухгалтерской практике.
В арифмометрах, в свое время пришедших на смену примитивным счетам, много несовершенного. Производя с их помощью не бог весть какие сложные арифметические действия, приходится беспрестанно передвигать рычажки, крутить рукоятку, считать про себя обороты, - словом, загружать и руки и голову.
"Старший бухгалтер" - так назвали мы наш аппарат принадлежит к числу "читающих" машин. С помощью соответствующим образом подобранных фотоэлементов он прекрасно различает цифры. В него можно заложить большую ведомость, и он с быстротой, недоступной никакому другому прибору, сам складывает цифры по всем графам и по всем направлениям и печатает готовый итог в соответствующем месте. Так же быстро может он проверить, если нужно, любую ведомость, сигнализируя о малейшей ошибке. Он выполняет и многие другие операции, облегчая работу бухгалтера. И никакого шума, треска, никакой работы рук или усилий мозга человека.
Последнее требование может показаться странным: ведь труд бухгалтера труд умственный. Но человеческий мозг должен использоваться для творческой работы, чтобы думать, а не для того, чтобы заниматься механическим трудом, даже если он математический.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
