ГЛАВА II
Нас преследуют два судна, от которых мы не можем уйти. — Происходит сражение. — Три акта морской драмы. — Мы разбиты, капитан Витсералль убит. — Я обобран и тяжело ранен.
Спустя недель шесть после только что описанных событий на наши головы обрушилось новое, еще горшее несчастие. Выйдя из испанских вод, мы попутно взяли несколько призов; покончив с последним из них и посадив на него часть нашей команды, мы расстались с забранными судами. Так как «Ривендж» находился вблизи берегов, а с моря дул сильный ветер, то мы вынуждены были спешно уходить, чтобы нас не выкинуло бурей на берег. Всю ночь мы уходили от берега, но на рассвете, когда ветер стих и прояснело, увидели, что ушли очень недалеко по причине сильного встречного течения.
Вдруг марсовый матрос крикнул сверху, что в открытом море показались два паруса. Тотчас же вызвали наверх людей и стали готовиться к погоне. Однако мы вскоре заметили, что и они, со своей стороны, вместо того, чтобы уходить, с самым решительным видом идут прямо на нас. Мы быстро приближались друг к другу, а потому в самом непродолжительном времени могли убедиться, что эти суда были из числа крупных и сильно вооруженных. Одно из них нам было даже хорошо известно; это был французский капер «Эсперанс», несущий шестнадцать орудий крупного калибра и снабженный отборной командой в 120 человек. Другое судно оказалось испанским капером, крейсирующим совместно с «Эсперанс», вооруженным 18-ю орудиями и снабженным хорошим экипажем.
Наше нормальное число людей превосходило несколько число 100, но потеряв в деле немало людей убитыми и ранеными, наш экипаж в настоящий момент едва достигал цифры 55 человек. Видя столь превосходящие силы наших противников, мы приложили все усилия, чтобы уйти, но имея берег с подветренной стороны и неприятельские суда с наветренной, не в состоянии были что-либо сделать, а потому волей-неволей пришлось принять сражение при заведомо неблагоприятных для нас условиях.
Капитан Витсералль, бывший душой своего экипажа, не ударил лицом в грязь и в этом тяжелом случае. Он отдавал свои приказания с величайшим спокойствием и самообладанием; приказал убрать все малые паруса и приготовился встретить неприятеля. Когда все было готово, он созвал весь экипаж на корму и обратился к нам с речью, желая внушить нам тот же пыл и воодушевление, каким был исполнен сам. Он напомнил, что мы уже не раз побеждали врага вдвое сильнейшего, чем мы, что мы не так давно еще отбили атаку этого самого французского капера «Эсперанс», а об испанце и разговаривать не стоит; стоит только нам схватиться врукопашную, чтобы наши тесаки доказали этим дуракам наше превосходство. Далее он стал нам доказывать, что все наше спасение зависит всецело от нашего собственного мужества, так как мы столько наделали зла по всему побережью, и наше последнее нападение на плантацию приняло столь дурной оборот, что мы не можем надеяться ни на какое помилование или снисхождение в случае поражения. Убеждая нас вести себя хорошо и отважно биться с врагом, он в то же время обещал нам победу. И вся команда до такой степени верила в своего капитана, что мы приветствовали его речь троекратным единодушным «ура»! Тогда он скомандовал нам встать по местам и вслед за тем, приказав поднять английский флаг с изображением св. Георгия Победоносца, пошел навстречу врагу.
Французский капер первый поравнялся с нами, и так как дул едва приметный ветерок, то подходил медленно. Капитан его окликнул нас и заявил, что его судно — «Эсперанс», а наш ответил, что это нам хорошо известно, и что им также известно, что его судно — «Ривендж». Тогда француз, подошедший уже совсем близко, лег в дрейф, весьма любезно заявив, что он действительно знает, с кем имеет дело, а также знает, с каким доблестным и отважным моряком его столкнул случай. В ответ на эту любезность капитан Витсералль, стоявший у шкафутов, высоко приподнял свою шляпу в знак признательности за доброе слово.
Действительно, превосходная репутация капитана Витсералля была всем известна, а также было известно и то, что эти два судна — «Эсперанс» и «Ривендж» — должны были столкнуться не на шутку, и что столкновения этого лучше было бы обоим избежать, так как победа, кому бы она ни досталась, будет стоить, несомненно, недешево. Поэтому командир «Эсперанса» обратился снова к капитану Витсераллю, заявив, что Витсералль ввиду явного превосходства, вероятно, поспешит спустить свой флаг и сдастся, не рискуя жизнью своего экипажа. На это наш капитан ответил самым любезным, но вместе с тем и самым решительным отказом.
Теперь суда находились уже совсем близко друг от друга, так что с одного судна на другое можно было перебросить сухарь. Великодушные переговоры между командирами продолжались до тех пор, пока испанский капер не подошел к нам совершенно близко с кормы.
— Теперь вы видите ясно наши силы, — сказал француз, — не вступайте в бой при таких чудовищно неравных шансах; пощадите ваших смелых и преданных вам людей, будьте гуманны.
— В благодарность за ваше доброе отношение ко мне, — сказал капитан Витсералль, — я предлагаю вам обоим пощаду и пощаду вашему частному имуществу, если вы спустите свои флаги.
— Да вы в уме ли, капитан! — воскликнул командир французского судна.
— Вы признаете, что я жил с честью, — продолжал капитан Витсералль, — так признайте же теперь, что я сумею с честью победить вас или умереть, если мне так суждено. Мы теперь сразимся; из любезности я вам предлагаю первому открыть по нам огонь!
— Нет, это невероятно! Это невозможно! — воскликнул француз, почтительно снимая шляпу.
Наш капитан сделал то же, затем сойдя со шкафута, отдал приказание готовить орудия и, дав французу приготовиться, пустил ракету, которую держал в руке как сигнал для начала сражения. Вслед за тем мы открыли бортовой огонь по неприятелю, который отвечал нам тем же. В продолжение четверти часа мы обстреливали друг друга, когда испанец подошел к нам с наветренной стороны с целой тучей людей, повисших на снастях и готовившихся устремиться на абордаж. Но мы вовремя успели предупредить их, повернув судно и открыв по всему борту огонь по испанцам. Орудия наши были заряжены свинцовыми пулями и картечью, а испанцы гроздью висели на снастях, готовясь спрыгнуть к нам на палубу, и потому наш огонь произвел среди них страшное опустошение; вся их палуба была усеяна убитыми и ранеными. Напрасно офицеры старались ободрить людей, которые теперь вместо того, чтобы устремиться на нашу палубу, покинули даже свои места и, как перепуганные овцы, бежали вниз. Француз, видя панику и беспорядок на борту своего союзника и желая дать ему время оправиться, изменил свое направление, подошел к нам с борта, и его люди устремились на наше судно, но мы этого ожидали и были готовы встретить их с честью; в несколько минут очистили от них свою палубу. Тем временем испанец, который запутал свой бушприт в наших снастях, прорубив их, высвободил себя и отошел в сторону. Тогда француз, видя это, также отошел и, забрав ветра, опередил нас.
