самого Малина, и делаем это быстро быстро быстро, как можно быстрее. Инстинкты стучат молотками изнутри. Таня предложила доехать до поворота, неизвестно откуда появившегося. И они доехали. Поворот был на месте. Только он был не один. Теперь это был перекрёсток. Другая такая же дорога длится с другой стороны трассы. А сама трасса будто бы шире и трещин на асфальте тут стало значительно больше. Когда байк едет по дороге, его прилично трясёт на выбоинах и трещинах. Списать на разыгравшуюся фантазию совсем не получается, от этого шевелятся мурашки под кожей и плавают всполохи перед глазами. Это страх. Воздух был вязким, почти ощутимым, везде было это лёгкое марево.
– В плохом фильме герои сейчас бы разделились и поехали в разные стороны, – думает мальчик. Снова внезапно накатывает и отпускает паника, стискивает горло изнутри, стискивает сосуды, сонные артерии. Мальчик сжал свои кулаки. В голове начинает звучать отсчёт, будто кто-то считал, от нуля и дальше.
– Мне страшно, – сказала Таня.
– Нам всё это просто кажется!
– Ну да, не нашёл ничего лучшего сказать!
– Давай съездим по одной и по второй дороге на километр вглубь леса? Других идей у меня нет. А вдруг они заблудились?
Решают ехать, мальчик уныло тянется за Таней. Когда они входили в лес, оба замечают ощущение упругой паутины, в которую они влетели и будто бы порвали, проникая под деревья.
– Наверняка этому всему есть классное объяснение, не волнуйся ты! – но место атмосферное, я оценила! – она начинает вдруг неуместно веселиться и смеяться, а мальчик рад, потому что не на шутку сдрейфил, боялся это слишком явно показать, наверное, в первую очередь, самому себе. В небе вдалеке стало погрохатывать, теперь это похоже на отдалённые звуки грома.
– Давай посмотрим тут и там, и поедем а Малин. Наша электричка скоро.
– А если мы их не найдём – что мы будем делать?
– Найдём. Найдём. Найдём. Мы их найдём или они сами найдутся, а вдруг они обогнали нас, а мы заболтались и не заметили? Это вряд ли могло быть таким. А могло и быть таким. Почему нет. Почему бы и нет? В лесу ничего не было. Там было просто темно. Темно по непонятной причине, темнота как нехватка света, теней почти нет, плотные сумерки, ребята включают фары, но так почему-то только хуже. Свет не отбрасывает тени, свет слепит. Свет казался, выглядел и был тут неуместным, он сделал темноту ещё темнее и ничего толком не освещал. Свет тушат. Звуков нет. Птицы не поют. Насекомых не слышно. Сейчас садится солнце – подумал мальчик, – сейчас самое время для предзакатных цикад и трелей. И где они все? Что за место тут такое? Он споткнулся. О белый кроссовок. О белый кроссовок одного из участников их мини-экспедиции. Белый белый белый кроссовок. Белый кроссовок Анджея. В этот момент мальчику очень, очень страшно, так отчаянно страшно, как не станет ни от какой страшной картинки, нарисованной воображением, а только тогда, когда у воображения закончится ресурс и оно ничего не нарисует. В голове тьма. Голос говорит свой странный отсчёт, многократно сбивается, начинает снова. Таня орёт вовсю:
– Анджей! Братик! Ты где?
Лес внезапно полностью замолкает. Ни шума. Ни шорохов. Ни скрипа деревьев. Лес отвечает сотней голосов:
– Анджей, ты где???!
Завыл и загудел, лес ответил голосом Анджея, утроенным, удесятерённым, будто сотня Анджеев отвечала, сотня Виталек, сотня Дим.
– Анджей, ты где? Витаааалииик? Димка? Это ты?
Сколько всего успело произойти за этот полумиг. Сбоку из-под кустов вылетает второй кроссовок Анджея. Глухо стукнув, он упал под ноги. Рванули, побежали, взлетели на байки и покатили. Выехали, свернули на юг железки и бегом. Бегом бегом бегом, прочь отсюда. До поезда оставалось совсем мало времени, смартфон сел, стремительно стемнело, фонарь гаснет. Танин фонарь ещё горит.
*
В поезд в Малине они ворвались, а не вошли. Они приехали на пол часа раньше на станцию, хотя всю дорогу были уверены, что опоздают. Думать, что теперь делать, не хотелось. Таня сказала, что возможно, всё это чушь, кроссовки чужие, все трое впереди и спешат на поезд, может быть, волнуются, где Таня с мальчиком. Всё получится, всё будет хорошо, обычная гонка за электричкой. Только вот телефоны не работают, дороги появляются непонятно откуда, друзья пропадаю, лес бросается обувью и кричит. По лицу мальчика текли слёзы. Когда приехали на станцию – прятали друг от друга глаза и обнимались.
– Таня, не паниковать! Сколько раз и у многих так было, что терялись с друзьями в чужих городах, просёлочных районах, в горах, в лесах, и все потом находились при посадке на обратный поезд домой, на платформе, в вагоне, всё будет хорошо, нужно верить в друзей! Бывали случаи у других, когда кто-то заблудился, отбившись от группы, и ждал следующего поезда или ловил попутку, автобус. Были варианты, если что! – Мальчик успокаивал Таню. Острая тревога разъедала нутро.
– Мы ничего не фотографировали там, – сказала Таня. Но я сделала несколько фото. Посмотрим. Они у меня там, в смартфоне, я хочу домой, зарядить телефон и посмотреть. Я хочу домой! – лёд таял и тёк болью и ужасом.
Мальчик поцеловал её в темя, обнял с той нежностью, которая, как оказалось, копилась в нём все годы их знакомства. А он об этом и не знал. Поезд пришёл, подхватил их и понёс домой, в мегаполис. Чёрные окна электрички намекали, что ничего не обойдётся, нет, всё будет ужасно, друзья не найдутся, их будут искать полиция, МЧС и собаки, и местные, и родители, и не найдут никогда, не найдут и косточки. – Вы их бросили! – скажут все. Мысли, мыслишки, едкие, жестокие, болючие, злые, ядовитые мучили их обоих, но каждый молчал, переживая свою боль в одиночестве. В какой-то момент нервная усталость взяла верх, тогда вернулась, появилась надежда, как защитная реакция, как крылья у феникса после костра. Они стали шутить, потом нашли остатки еды у Тани в рюкзачки и немного чаю в термосе у мальчика, жизнь вдруг наладилась, вечер нёс сам себя. Сидели напротив и скрестили колени, в мирке на двоих, мальчик поймал себя на мысли, что он счастлив, потому что он здесь, с Таней, жив и не один, цел и избежал того, что… Чего, он не знал, но был рад, что миновало. Он начал думать о маме. Что бы с ней было, если бы с ним что-то случилось. Мальчик чувствовал себя снова маленьким ребёнком, отсчёт в голове давно пропал, может быть, отошёл
