"Но так ли это хорошо, как кажется? - усомнился Динноталюц. - Ведь в верительных грамотах четко написано, кем являюсь я, а кем - Нолак. Впрочем, если я назовусь Нолаком, тогда... тогда, конечно, план Ведомства будет выполнен."
Чтобы утвердиться в своих догадках, Динноталюц повторно обратился к секретарю:
- Я поступлю по-вашему, Нолак, или, если угодно, Динноталюц, но прежде прошу вас ответить мне на один важный вопрос: неужели ваш шаг, побудивший меня бесцеремонно вмешаться в разговор гонцов, тоже был рассчитан заранее?
- Какой шаг?
(Посол восхищенно отметил про себя, что в Ведомстве отменно подбирают притворщиков).
- Вы знаете, что я подразумеваю под этим: прикосновение.
- Послушайте, мне нет дела до тех призрачных картин, которые порождает ваше разыгравшееся воображение, но если вам угодно знать, почему я снял у вас с локтя серую ворсинку - извольте.
Нолак сделал интригующую паузу (у посла от волнения уродливо задергалось веко) и отчеканил:
- Потому что ее вид раздражал меня с самого начала восхождения на тронный ярус.
"Очевидно, Нолак боится, что Главный Гонец полностью понимает нашу беседу, - предположил Динноталюц, успокаиваясь. - Этим можно объяснить как его упорное нежелание переходить на оринский язык, так и очевидную ложь про ворсинку. Да, секретарь умен. Его не удалось обвести вокруг пальца даже Гонцу, изобразившему незнание нашей речи, когда я опрометчиво поинтересовался здоровьем императора. Не удивительно, что Ведомство доверило Нолаку задание такой сложности - в Городе вряд ли наберется еще десяток человек, способных столь умело дурачить императорских вельмож. Игру Нолака требуется поддержать, пока Главный Гонец не потерял остатки терпения".
- Кажется, у меня по причине долгого подъема временно помутился рассудок, гиазир Динноталюц, - сказал посол, в признание своего поражения переходя на тарский язык и следя при этом за верноподданическим смягчением твердых северных согласных, что придавало его речи причудливый акцент, свойственный жителям побережья, - но вашими стараниями мне стало много лучше и я вновь готов выполнять обязанности секретаря посольства, поскольку...
Пока Динноталюц рассыпался в любезностях перед новоявленным послом, из-за его спины появился обладатель пурпурных косиц, приблизился к Главному Гонцу, молча снял маску и швырнул ее на пол. Она осталась бы в полной сохранности, не последуй Гонец его примеру. Скорее случайно - слишком трудно добиться такой точности умышленно - его маска упала сверху и осколки стекла образовали на ковре подобие угловатого кургана. Динноталюц оборвал себя на полуслове и, не строя, вопреки обыкновению, никаких предположений по поводу странной выходки гонцов, с любопытством воззрился на их лица, в которых, впрочем, не нашел ничего примечательного. Послу доводилось когда-то слышать о том, что вельможи, носящие маски (а таких при Дворе было немало), скрывают под ними чудовищные рубцы, остающиеся после так называемых "пряток", которые отдаленно напоминают игры харренской знати и служат экзаменом для соискателей высших государственных должностей. Теперь Динноталюц был вынужден признать, что либо все слышанное им по данному поводу есть не более, чем красивая легенда, либо перед ним стоят счастливчики, которым повезло не только выжить, но и сохранить внешнее благообразие. Если бы он не уступил свои полномочия Нолаку, то обязательно попытался бы выведать что-нибудь, связанное с прятками. Динноталюц даже наметил последовательность ходов, которые могли бы привести к успеху: "Вы хорошо выглядите" - "Благодарю", "Надеюсь, другие гонцы тоже могут похвастаться завидной правильностью черт" - "Едва ли", "Но почему? Неужели при Дворе есть люди дурных кровей?" - "Нет, однако многим не повезло на испытаниях", " Как, пресловутые прятки не вымысел досужих рассказчиков?" и так далее. Но поскольку роль, добровольно принятая Динноталюцем, лишала его удовольствия говорить на отвлеченные темы, он решил хотя бы узнать причину, побудившую гонцов разбить маски (требования субординации ограничивали секретаря даже в этом, однако новый глава посольства безмолвствовал, что было весьма загадочно и, можно сказать, неприлично).
- Вряд ли я рискую ошибиться, если допущу, что произошло некое из ряда вон выходящее событие, почтенные гиазиры.
- Ты прав, южанин. - Гонец смотрел на Динноталюца с явной неприязнью. И, не сомневаюсь, известие о нем доставит тебе столь же много радости, сколь мне и моему народу - скорби. Государь скончался.
Потрясенный посол не спешил принести свои соболезнования, ожидая, что приличествующие случаю слова прозвучат из уст Нолака, но тот все молчал и первым тишину нарушил Главный Гонец:
- С самого начала меня насторожила твоя осведомленность в вопросах, связанных с самочувствием государя. Затем ты осмелился перечить главе посольства, чем выказал дурное воспитание, несвойственное давно состоящим на дипломатической службе. И, в довершение - твой ужасный выговор южанина, проявившийся вместе с возвращением здравого рассудка. Сказанного мною достаточно, чтобы настаивать на немедленном досмотре футляра. Думаю, это прольет свет на обстоятельства преждевременной кончины государя.
Динноталюцу была представлена возможность убедиться, что при необходимости императорская гвардия способна перемещаться не только самостоятельно, но и вполне быстро. Посол не успел толком осознать смысл сказанного Главным Гонцом, как очутился в окружении алебардистов. По первому требованию были предъявлены ключи, начальник почетного караула (он отличался от своих подчиненных лишь отсутствием алебарды) принял из рук Динноталюца неузнаваемый цилиндр из дешевого металла и посол облегченно улыбнулся.
- Радуешься нашему горю, южанин? - Гонец стоял рядом, ожидая, когда гвардейцы кончат возиться с замками.
- Нисколько, гиазир, - Динноталюц понимал, что его подозревают в причастности к покушению на императора, но спешить с оправданиями считал нелепым. Ему лишь хотелось слегка задеть Главного Гонца:
- Мне вспомнилась гостиница и я хотел бы рекомендовать вашим устроителям убрать из нее либо картины, либо старые латы - их соседство забавляет постояльцев, но отнюдь не идет на пользу величию Империи.
- Вот как? И чем же это вызвано?
Динноталюц явно не достиг желаемого - его собеседник оставался невозмутим - но повторить выпад ему помешал начальник почетного караула, доложивший Гонцу, что футляр вскрыт и готов к досмотру.
Посол, оттертый гвардейцами в сторону и лишенный возможности видеть его содержимое, ждал, когда к нему повернется Гонец и, стремясь сгладить неловкость, с показной небрежностью протянет верительные грамоты, осведомляясь, чья подпись стоит против имени Нолак. Поскольку известие о смерти императора поколебало уверенность Динноталюца в уместности обмена ролями (даже если таковой был предусмотрен Ведомством, а не являлся, как подозревал посол, самовольной выходкой Нолака), то он, смакуя миг своего торжества, ответит, что его подпись надлежит искать выше. Результаты проверки, которая не замедлит последовать, посрамят Главного Гонца (что приятно) и основательно подмочат репутацию Нолака (что приятно вдвойне), а потом Динноталюц с полным правом задаст вопрос о прятках и все пойдет своим чередом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
