В разгар этой работы в кармане зазвонил телефон. Прокофьев взглянул на номер, и у него потеплело на душе. Надя Заикина! Наверное, скажет, что соскучилась, хочет увидеться…
С Надей, корреспондентом «Заусольского вестника», Виктор Прокофьев познакомился в конце 1990-х – как раз в ту пору, когда выступал в местных газетах со статьями, пропагандирующими здоровый образ жизни и отдых на лоне родной природы, а также с краеведческими материалами. Тогда знакомство было чисто деловым: Наде нужен был знающий и толковый автор, а Виктор оказался именно таким. Они относились друг к другу с симпатией, но не более того. Однако затем, вдохновленная рассказами Виктора о прелестях походной жизни, Надя сама попросилась с ним. И там, во вторую походную ночь (Белая, несшая массу паводковых вод, грозно ревела, соловьи заливались среди зеленеющих деревьев, Млечный Путь мерцал над головами), их отношения перешли на новый уровень. И с тех пор с него уже не сходили. Она была почти на пятнадцать лет моложе его, крепкая, спортивно сложенная – хотя спортом никогда не занималась. Но главное было не это – не ладная фигура, не быстро выяснившееся сходство запросов в интимной сфере, – а ладный характер, доброжелательность, широта интересов. Интим занимал лишь часть времени их свиданий – им всегда было о чем поговорить.
Вначале была угроза, что семьи любовников не устоят от жара вспыхнувших чувств. Но жар, достигнув некоей высшей точки, затем схлынул, и семьи устояли. Может, потому устояли, что скрепой в обоих случаях была не любовь, а жалость – а это материал более прочный. «Ну куда, куда она пойдет? Что будет делать без меня?» – думал Прокофьев, глядя на свою Лену. Что она будет делать – со своими сорока шестью годами, близорукостью, целлюлитом, склонностью к полноте и четырьмя уроками музыки в неделю? И в той другой семье было то же самое. Надя жалела своего мужа, тихого инженера – а по сути, техника, добывавшего свой маленький кусочек хлеба в местном электровозном депо.
Они встречались один, редко два раза в месяц – летом, как правило, на природе, а зимой – на квартире Надиной подруги. Та несколько лет назад уехала зарабатывать деньги в столицу, а Наде поручила сдавать свою двухкомнатную квартиру. До знакомства с Прокофьевым Надя квартиру сдавала сразу на год – чтобы меньше хлопот было. И плату брала небольшую – чтобы можно было подыскать тихих спокойных квартиросъемщиков, которые наверняка не обманут. А когда в ее жизни появился Виктор, свою политику изменила: плату подняла, и сдавать жилье стала самое большее на три месяца. Жильцы пошли более капризные, иногда случались конфликты, но Виктор, который в походах запросто мог отогнать от лагеря навязчивую пьяную компанию, легко их решал. Жившая в Москве подруга могла быть довольна: приток средств из родного города увеличился. Но и любовники не остались внакладе: в аренде стали случаться перерывы, когда одни съемщики съезжали, а новые еще не появлялись. Этим они и пользовались.
В последние несколько лет Надя Заикина, которая раньше занималась в основном вопросами культуры и спорта, нашла себя в обличительной журналистике. Она смело разоблачала хапуг и взяточников, писала о необъяснимой пропаже денег, выделенных из бюджета на ремонт дороги Заусольск – Иркутск, и на другие подобные темы. Важным направлением ее публикаций было также разоблачение разного рода мошенников. Она, в частности, провела журналистское расследование деятельности финансовой пирамиды, созданной в области парой махинаторов местного розлива по образу и подобию знаменитой «МММ», и написала о них серию статей. Для махинаторов Надино расследование закончилось печально: прокуратура (дело было еще до создания Следственного комитета) возбудила против них уголовное дело. Надя же стала после этого местной знаменитостью. Виктор Прокофьев также участвовал в создании этих статей. Надя привлекла его (разумеется, негласно) как консультанта по финансовым вопросам и проблемам взаимоотношений предпринимателей с чиновниками. А заодно заразила своей непримиримой враждебностью к разного рода махинациям и финансовым авантюрам.
Виктор Александрович нажал кнопку ответа и произнес:
– Привет! Как дела?
Немногие люди, знавшие Виктора Прокофьева, предполагали, что его голос может быть таким теплым и радостным.
– Дела замечательно! – отвечал ему голос, который он бы узнал среди тысяч других. – Небо чистое, ветер попутный! Ты сейчас чем занят?
– Байды ремонтирую, – объяснил Прокофьев. – В понедельник надо группу вести. А что?
Последний вопрос по температуре был на сотню градусов горячее предыдущих слов: он подразумевал ответную фразу «Слушай, а давай сегодня…» или «Знаешь, я сейчас свободна…». Именно такой фразы ждал Прокофьев.
Однако Надя ответила другое.
– Ну, если в понедельник, то ты еще успеешь, – заключила она. – Слушай, давай иди оденься поприличнее и подходи к двенадцати к Дому офицеров.
– А что там – выставка новая открылась? – спросил Прокофьев.
– Если бы! Выступление там будет! А если точнее сказать – сеанс коллективного охмурения.
– Какое выступление?
– А ты не слышал? Главная новость сегодняшнего дня: к нам приезжает сам Николов! Во всех газетах напечатали и по радио передают.
– Тот самый? – удивился Прокофьев.
– Да, тот самый Николов собственной персоной. Сообщается, что у нас в Заусольске он объявит о старте какого-то своего нового проекта. А наши доблестные военные поспешили ему зал предоставить – представляешь, какая подлость!
– Значит, ты будешь об этом писать, – заключил Прокофьев. – Хорошо, а я-то тут при чем?
– Ты очень даже при чем, – объяснила Надя. – Он ведь будет там вербовать себе новых клиентов, обещать златые горы, сказочные проценты. Будет говорить, как там у него все обеспечено, куда будет деньги вкладывать. А ты должен выступить как предприниматель и человек, разбирающийся в бизнесе, и разоблачить эти обещания. И ты не думай – я тоже отсиживаться не собираюсь. Журналистика, конечно, дело важное, но защита интересов людей важнее. Так ты придешь?
– Хорошо, приду, – обещал Прокофьев. Следует заметить, что мотивы такого решения у него были несколько иные, чем у Нади Заикиной. Он считал, что разного рода обманутые вкладчики сами виноваты в своей беде – чай уже не в детском саду, своей головой думать надо. Но там, в зале, будет удобный случай поговорить с Надей, условиться о новом свидании – а Прокофьев чувствовал, что потребность в такой встрече назрела. Кроме того, было интересно вблизи посмотреть на знаменитого мошенника.
…Зал гарнизонного Дома офицеров (странной организации, в последние двадцать лет занимавшейся чем угодно, но только не досугом доблестных защитников Отечества) был полон. Шум стоял как на базаре. Собравшиеся ожесточенно спорили, что-то доказывали друг другу, активно жестикулируя. С первого взгляда было видно, что публика здесь собралась разношерстная. Преобладали бедно одетые люди обоего пола среднего и пожилого возраста. Однако имелись и уверенно державшиеся люди, одетые побогаче, – таких легко было представить в кабинете собственного офиса или за рулем «Лексуса». Они, как правило, занимали крайние кресла – чтобы при желании было легче уйти.
Прокофьев окинул взглядом зал – и увидел Надю, махавшую ему из середины четвертого ряда. Виктор Александрович протиснулся к ней, уселся, легонько сжал руку чуть выше локтя – это было установившееся у них приветствие – и только собрался заговорить о том важном, зачем пришел на это собрание, как по залу пронесся громкий звук гонга, и сразу же погас свет. Только на рампе горело несколько лампочек, освещая совершенно пустую сцену, в глубине которой белел большой экран.
– Ну вот, начинаются николовские штучки! – горячо зашептала Надя на ухо Виктору. – Будет, как крысолов, толпу гипнотизировать! Только мы ему не поддадимся!
Зал затих. Все ждали, что будет дальше. Послышались шаги, и на сцену вышел человек чуть выше среднего роста, одетый во все черное. Он подошел к самой рампе и произнес:
– Приветствую вас, сибиряки-заусольцы, чьим трудом прирастает богатство вашего сурового края и всей России!
В руках у говорившего не было микрофона, тем не менее его низкий голос волшебным образом разносился по всему залу.
– Я – Николай Николов, – представился человек. – Думаю, все вы обо мне слышали. Я не случайно выбрал ваш город как место, где возродится наша организация. Именно вы, люди, закаленные суровым климатом Сибири, люди, много потрудившиеся на своем веку, достойны того, чтобы первыми получить шанс резко изменить свою судьбу! Про меня рассказывают много небылиц. Возможно, вы их слышали. Говорят, что я обманываю людей, чуть ли не избрал обман своей профессией. Говорят, что нажил баснословное состояние, купаюсь в роскоши, в то время как люди, вложившие деньги в мою первую организацию, лишились последнего. Знайте: все это ложь! Сколько ни искали мои враги, но они так и не нашли ни одного счета на мое имя. За все годы неустанных трудов я не нажил ни рубля! Все, что я заработал, – это ваше доверие. Я ничего не взял у людей – я им все отдал!
