«Ладно бы уж Гапа-растяпа, – всхлипывала мама, – но как же ты, ты, Лиля?!»
«А ты?» – ответила моя сестра на это.
«Я… была старше тебя!»
В общем, уже понятно, в чем дело. Лилька была беременна. От одноклассника. Вина лежала не только на ней, но отчасти и на мне. Все наши подруги уже прошли через «это», только мы нет. У меня вообще не было парня, ну, может, я была немного влюблена в Гайоса [6] , но ведь это совсем не то. А Лилька ходила за ручку с одним типом. Он мне не нравился, потому что был высокий как жердь и с прыщами на лице. Но Лилька утверждала, что это юношеские угри и это пройдет.
В тот день дедушка поехал в гости к тете Зохе, а мама находилась в Оборах, в Доме творчества, собственно, в бывшем дворце графов Потулицких. Коммунистические власти отобрали у них это имение с прудами и прекрасным парком и подарили Союзу писателей, а Союз экспроприированную собственность принял. Лилька мне объяснила, что название дворца – бельведер происходит от французского: belle odeur , что значит «прекрасный воздух» [7] .
Ну и хата была свободна, в связи с чем сестра приказала мне испариться. Она поставила на окне цветок в горшке и предупредила, что можно вернуться, когда горшок с окна исчезнет. Но горшок стоял и
стоял, поэтому, когда начало темнеть, я решила войти в дом. Лилька была одна и в ужасном настроении. Она не хотела мне ничего рассказывать, и, только когда мы уже лежали в постели и свет был погашен, я услышала:
«Это неприятно и даже глупо…»
И уже больше об этом мы не говорили, хотя раньше она мне обещала, что расскажет все с подробностями. «Как это неприятно и даже глупо, – думала я, – тогда почему столько об этом говорят? И в жизни, и в литературе…»
Спустя какое-то время я заметила, что моя сестра ходит подавленная и даже иногда плачет, думая, что ее никто не видит, а у нас ведь была общая спальня. Я пыталась вызвать ее на разговор разок-другой, и в конце концов она призналась, что у нее задерживаются месячные.
«На сколько?» – спросила я.
«На три недели».
Мы договорились, что я навещу тетю Зоху – якобы затем, чтобы проверить состояние своих зубов, – и постараюсь узнать у нее, что надо в таких случаях делать. Я терпеть не могла таких посещений, потому что после Лилькиной истории с удалением здорового зуба боялась, что тетке что-нибудь подобное может снова прийти в голову.
А я не была такой бойкой на язык, как Лилька, и вряд ли смогла бы себя защитить. К счастью, тетя нашла у меня только одну маленькую дырочку в третьем верхнем зубе, которую тут же залатала.
«Послушай, тетя, – начала я, – у одной нашей школьной подруги возникла такая проблема: на три недели задерживаются месячные, и она не знает почему».
«Или гормональные нарушения, или она беременна, – заключила тетя. Затем она внимательно посмотрела на меня и спросила строго: – А может, эта проблема у тебя или у Лильки?»
«Ну, что ты, – ответила я быстро, – мы еще не встречаемся с мальчиками… И что же ей делать, нашей подруге?»
«Пусть идет к гинекологу».
«Она стесняется».
«Тогда пусть сдаст анализ мочи, проверят на мышах, беременная она или нет».
Меня ужасно опечалила эта «проверка на мышах», но я передала Лильке все слово в слово, что сказала тетка.
«Может быть, у тебя эта задержка из-за нервов», – закончила я с надеждой в голосе.
«Может быть, – повторила, как эхо, Лилька, – но ты отнесешь мочу в лабораторию».
«Я? Почему я?»
«Потому… в случае чего, скажешь, что это не твоя и что тебя попросили у входа отнести. И тот, кто просил, исчез».
«Но ты ведь тоже можешь что-нибудь такое сказать», – защищалась я.
«А если меня заставят сдать пробный анализ и все откроется?»
Вот тут-то я испугалась, но отнесла мочу. Мы назвали фамилию тети Зохи по мужу, потому что ничто другое не приходило в голову, и сильно убавили ей лет. Результат повергнул в отчаяние нас обеих. Был положительный.
«Мы должны сказать маме», – заявила я.
«Ты сошла с ума!» – заорала на меня Лилька.
«Мама ведь нас не убьет».
Лильке понадобилось несколько дней для принятия решения. Мама снова была в Оборах, ей надо было срочно сдать какую-то работу, поэтому мы взяли такси. Старая помятая «Лада» обогнула газон и остановилась у флигеля, где мама обычно занимала комнату на втором этаже. Она увидела нас в окно, спустилась вниз и заплатила за такси.
«Что у вас за важные дела, чтобы ехать сюда на такси? – пожурила нас она. – Есть телефон, и дешевле стоит».
«Это не телефонный разговор», – сказала я. Мы с сестрой поменялись ролями: теперь я отвечала за двоих.
Маму это, должно быть, поразило, потому что она заволновалась:
«Что-нибудь в школе? Лилька опять что-нибудь выкинула?»
Я протянула ей результат анализа. Мама так побледнела, что я испугалась, как бы она не хлопнулась в обморок.
«Чей это анализ? Наверное, уж не тети Зоси?»
«Лилькин», – ответила я, а моя сестра повесила голову.
Мама молчала долго.
«Когда я хотела открыто поговорить с вами что и как, вы заявили, что не собираетесь начинать сексуальную жизнь до окончания школы».
«Так мы и не собирались. Мы хотели только попробовать, что это такое», – промямлила я.
Мама посмотрела на меня:
«Как, и ты тоже?»
«Нет, я – нет. Лилька должна была мне рассказать».
«Лиля должна была тебе рассказать! Только какой будет конец у этой истории! А я вам так доверяла!»
А потом, в Брвинове, за закрытой дверью, тетя Зоха так кричала, что было слышно на улице.
– Ты доверяла им, шестнадцатилетним девчонкам! Да ведь это еще глупые козы… Они неделями оставались одни, вот и получай!
– Я не на балы ходила, а тяжело работала, – оправдывалась мама.
– Надо было взять домработницу. Кто-то из взрослых должен быть дома.
– Был ведь папа.
– Наш папочка витает в облаках уже восемьдесят три года, разве ты не знаешь об этом? Все в своих руках держала мать, без нее он ходил бы в двух разных ботинках: в одном – черном, другом – коричневом. Но здесь надо быстро действовать, я найду врача. Ждать нечего. На счету каждый день.
Мама сказала что-то так тихо, что мы не услышали. А тетка продолжала метать громы и молнии:
– Конечно, я это имею в виду, это единственный выход. Ты понимаешь, что значит для такой девочки ходить с животом, а потом рожать?! Она ведь сама еще ребенок.
– Но это такой удар, это может ранить ее на всю жизнь, – защищалась мама.
– Другого выхода нет. – Тетка была неумолима.
Лилька смотрела на меня в испуге.
– Какого выхода? – спросила она.
– Не знаю, – шепотом ответила я, хотя, пожалуй, догадывалась, о чем говорят мама и тетя.
Лилька тоже, наверное, догадывалась, только не хотела в этом признаться.
И тут мы услышали дедушкин голос:
– Перестаньте орать, барабанные перепонки скоро лопнут. Лиля родит мне правнука.
Дочь Нины С. насупилась:
– Но ведь это связано с делом, это факты, которые как дорожные вехи отмечают жизненный путь нашей мамы…
И комиссару Зацепке не оставалось ничего иного, как только с ней согласиться.
(магнитофонная запись)
Мама лежала на диване, и ее невозможно было уговорить встать и начать нормально жить. Это состояние продолжалось уже много месяцев.
«Плохо, боюсь, что все хуже, – говорила я по телефону сестре, которая живет в Лондоне. – Ты должна приехать».
«Не могу сейчас, страшный завал на работе», – оправдывалась она.
«Ты нужна здесь!»
«Знаю, я что-нибудь придумаю. Дай мне маму».
«Она не захочет говорить».
«Попробуй».
«Мы уже пробовали», – ответила я сердито.
«Ну, может быть, мне наконец удастся, пойми, это не моя прихоть, здесь выкладываешься полностью, и никого не интересует, что чья-то мать переживает разочарование в любви».
«Разочарование в любви! Она просто уходит, я вижу, как со дня на день она тает».
«Ну так сделай что-нибудь, ты же там, рядом!» – нервничала Лилька.
«Что мне сделать?»
«Не знаю, купи пистолет и застрели того типа… либо я приеду и пущу пулю ему в лоб».
«Не шути, Лилька!»
«Я вовсе не шучу, после того, что он сделал с нашей мамой и нами всеми, он недостоин жить».
– Моя сестра? Она, несомненно, шутила, я знаю ее так же хорошо, как саму себя, и уверена, что она не сумеет обидеть даже муху… Я тогда кричала в телефонную трубку: «Какое мне дело до него, меня волнует моя мама, я опасаюсь за нее». – «Мама Нина из крепкого матери-
ала», – ответила моя сестра; впервые с тех пор, как мы выросли, она употребила это выражение. Но, кажется, я слишком забежала вперед…
– Похоже, да, – тяжело вздохнул комиссар.
(магнитофонная запись)
Много всего произошло в нашем доме с тех достопамятных семейных дебатов за закрытой дверью. Верх одержал дедушка, и было принято решение, что Лилька станет несовершеннолетней матерью. Это решение, как лавина, потянуло за собой другие. Лильку перевели в вечернюю школу, и я теперь сидела на одной парте с девочкой, которую я очень не любила, и, по-видимому, взаимно, потому что у меня постоянно что-то пропадало на переменках, а потом находилось, например, в мусорной корзине. Но это пустяки в сравнении с другими превратностями судьбы. Лильку исключили из харцеров [8] , а потому и я, в знак солидарности, оттуда ушла. Наша вожатая, правда, уговаривала меня этого не делать.
