От предчувствия чего-то дурного у Кузьмы сделалось нехорошо на сердце, но удара не случилось, и он поспешил объяснить:
— Так полагаю, боярин, брат это ваш был, да он и сам этак молвил. И лицом точно вы, вылитый и доспех княжеский на ём, — Кузьма уже понял, что дело приняло дурной оборот, и что теперь непонятный гнев княжьего сборщика падет на одну лишь его подвернувшуюся некстати голову.
Настоящий наместник, а это был именно он, отпустил бороду старосты. Постоял, пиная носком сапога упавший с возка кочан, подумал.
— Куда же двинулся этот мой братец? — спросил он, наконец.
— Дык, вон туда, — указал Кузьма рукой. — А больше и некуда. Там и Подгорное верстах в десяти.
— Дружина к оружию! — заорал боярин, залезая в седло.
Два десятка всадников встрепенулись, предвкушая драку.
— А вам здесь оставаться, — бросил наместник дьяку и нескольким сопровождающим. — И чтобы вытрясли мне из глупого мужика всё серебро, иначе вернусь — пожгу село.
Дружинники, многие из которых ещё не покинули сёдел и тем более не разобрались в происшедшем, рванули вслед за водителем. Видя свирепое его лицо, никто ничего не спрашивал, да и спрашивать на таком бешеном скаку было несподручно.
История повторилась и в следующей деревеньке с той лишь разницей, что княжьему мужу не потребовалось теперь времени на осознание случившегося. Едва узнав, куда направился отряд липовых сборщиков дани, он, ругаясь, на чём стоит свет, мчался следом, надеясь ещё достать татей. Надо сказать старостам в других селениях повезло больше — их не трепали за бороды и не грозили пожечь дома. Многие из них, проводив изумленными взглядами взбешённого наместника, так и не понимали, что их надули. До тех пор не понимали, пока спустя некоторое время в село не прибывал, наконец, основной обоз.
* * *
Тем временем, лихая ватага лжеданьщиков скорым броском прошлась по сёлам, опережая и бросившуюся в погоню дружину, и тем более медлительный обоз, собирая повсюду одни только сливки. И уже так загрузились серебром, что кони от ноши начали уставать. В некоторых селениях особо недоверчивые старосты, несмотря на опасность навлечь на себя вельможный гнев, спрашивали у боярина княжескую грамоту. Грамоту «боярин» показывал, самую настоящую на дорогом пергаменте с восковой печатью на шнуре. После этого никаких помех сборщикам не чинили, несмотря на подозрительную спешку и нежелание отдохнуть.
Перед последним на этой дороге сельцом, ещё починком, «наместник» остановил отряд и указал на еле приметную тропку, что вела от сельца в сторону.
— Здесь пойдём.
Всадники спешились. Прикрыв сверкающие доспехи тёмной епанчей, начальник взял коня в повод и ступил на тропку. Остальные потянулись следом. Тропа была мягкой, малохоженой, покрытой зелёной ещё травой и потому отряд не оставил на ней никаких следов. Леском обойдя сельцо, чтобы ввести в заблуждение погоню, разбойники вывели коней к заранее условленному месту на берегу Оки.
Надо сказать, что хитрость эта полностью удалась — час спустя, добравшись до последнего починка и узнав, что здесь серебро уцелело, и никаких подозрительных всадников никто не встречал, обманутый наместник, повернул дружину обратно. Но, сколько его кмети не рыскали по дорогам и тропкам, наткнуться на след воров им так и не удалось.
Возле реки лихую ватагу уже ждали несколько человек. Лодки, чтобы не оставлять след на берегу стояли на воде, привязанные к притопленному дереву длинной веревкой. Лошадей быстро загнали по сходням, покидали сумы с добром. После чего ветками замели следы.
— Всё, отходим! — приказал «наместник». — Нехай теперь ищут.
Он сбросил броню. Оторвав от лица накладную бороду и пышные усы, засунул всё это в седельную сумку. Вместо седовласого боярина удаляющемуся берегу улыбался молодой рыжий парень.
Оставив за спиной крутой поворот, люди расслабились и принялись отпускать шутки по поводу обманутого княжеского сборщика. Изображая дружину, ватажники строго подчинялись «боярину» и строгому порядку, но теперь вновь ощутили себя вольными разбойниками.
— Да, здорово ты это придумал, Рыжий, — обратился кто-то из них к товарищу, изображавшему начальника. — Долго наместник помнить будет, как мы его провели…
— Ты греби, греби… Мы ещё в московских пределах, — остерёг в ответ Рыжий.
Но ватага уже ничего не боялась и никого не слушалась.
— Московская пчелка на сей раз, осталась без взятка.
— Брось! Эту козу никакой шайке и за год не выдоить.
— Зря Мосол отказался с нами идти, — произнёс молодой разбойник по имени Дудка. — Теперь пожалеет, дурень.
Шли вниз по Оке, стараясь как можно быстрее оказаться за чертой Московского княжества. Собственно владения Москвы заканчивались вместе с последним селением — тем, которое они обошли стороной — дальше лежал пограничный лес и земли Рязанские. Но кто его знает, на что решится рассвирепевший наместник, так что лучше уж оказаться подальше от гнева.
— А что, Рыжий, давай ещё разок такое дельце проведём, — предложил рослый разбойник.
Его распирало от успеха, он видимо полагал, что подобную шкоду можно устроить вот так запросто, с наскока, безо всякой подготовки.
— Давай сначала ноги унесём, а потом и о делах поговорим, — отозвался Рыжий.
* * *
Рыжего на самом деле звали Романом. Так родители нарекли и друзья называли. Но те, кто сидел сейчас в лодках, среди его друзей не числились. Случайная ватажка, товарищи на одно дело. И потому имени своего Рыжий никому из них не открыл.
Эту вылазку он задумал давно. Весной ещё. Почти полгода только на подготовку ушло. Человек обстоятельный и осторожный, Рыжий к каждой своей задумке, даже совсем пустяковой, подходил серьёзно. А уж решившись на подобную нынешней крупную шкоду, и вовсе каждый шаг семь раз отмерял, прежде чем ногой шевельнуть.
Первым делом он прибыл в Коломну, где устроился работать за еду и небольшую плату подручным у одного гончара, благо гончарное дело Рыжий знал с детства. Работа гончара тем хороша, что не зависит ни от времени года, ни от войн или бедствий. Глиняная утварь пользуется спросом всегда, но при этом работы никогда не бывает слишком много. Будучи парнем общительным и приятным, Рыжий скоро перезнакомился с доброй половиной города. Разговаривая с людьми и по работе и просто так, он по крупицам собирал сведения о наместнике, боярах и служилом люде. Нет, конечно, он ни кого, ни о чём нарочно не спрашивал, просто внимательно слушал, что говорят вокруг. Слушал и сопоставлял. И снова слушал. Так постепенно и выведал всё, что хотел.
Однажды гончар не обнаружил работника, но поскольку ничего не пропало, а даденную вперед плату тот уже с лихвой отработал, то мастер не стал особо беспокоиться и шума не поднял. Ибо вольному — воля.
