Всё, что есть на свете, на этом или на том, в книге описано. Что было, сказано, что будет, предсказано, чем сердце успокоится — тоже не забыто. Дупло маленькое, человеку в него не пролезть, да и книга секреты свои не каждому открывает. Потому посажен при книге учёный кот. Акусилаем кличут, в честь мудреца древнего. Ты ему вопрос задаёшь, а он из книги ответ читает. Так и живём.
Обрадовалась Миля и решила сейчас же в стольный град отправляться. Размечталась:
— Поеду на печи. Не зря же меня Емелей обзывают. Надо соответствовать!
Щук Ярилка её усовестил:
— И не жалко тебе бабку? Печь из дома уберёшь, дом и развалится.
— А я велю ему заново собраться!
— А хлеб печь и кашу варить бабка где будет? Зима придёт — куда ей деваться? Ты-то в свой мир ускачешь, а нам тут расхлёбывай.
Стало Миле стыдно. Прав щук. О бабке она не подумала.
— Ты телегу старую за сараем видела? — подсказал Ярилка. — Починить её, подновить — довезёт не хуже печки. О другом подумай. Как в царский сад попадёшь? Туда, знаешь ли, кого попало не пускают.
Улыбнулась Миля хитро:
— А я "по щучьему веленью" скажу.
И вдруг сообразила: до града с теремом неделя пути, а у Ярилки надо каждые три дня отмечаться. Не то иссякнет сила. А без силы и телега не поедет, и ворота царского сада не откроются. Да и по дороге с одинокой девушкой мало ли что приключиться может.
— То-то, — сказал щук. — Но так и быть, не оставлю я тебя. Вместе отправимся.
3.
Сказано — сделано.
Выбрала Миля кадушку размера подходящего, велела в речку нырнуть — чтобы Ярилка под водой внутрь забрался, потом обратно вынырнуть, до дому старушечьего дойти и на телегу водрузиться. А телега уж под парами: свежей соломой выстлана, поверх соломы перинка да подушки для удобства и мягкости, снедь всякая с собой в дорогу.
Бабка вышла Милю проводить, удачи пожелала и напутствие дала:
— Чудеса чудесами, а сильно не хорохорься, по сторонам поглядывай. При дворе царском народец ушлый, хитрый да не шибко совестливый. Как бы кто на удачу твою не позарился.
Добрая она оказалась, бабка-то, и понятливая. Стало Миле жалко её одну, без помощи, оставлять, но старуха отмахнулась:
— До тебя жила и после проживу. А тебе, молодой, в глуши хорониться не к чему. Езжай с миром!
Миля и поехала. Через всю деревню с ветерком просвистела — народу на диво. А как за околицу выбралась, ход замедлить пришлось: стоят поперёк дороги братья Тупые, дубинками поигрывают да переглядываются.
Точно, говорят, ведьма. Ведьмой уродилась, к ведьме прибилась, у ведьмы училась, ведьмой к нам воротилась.
Иван-дурак спрашивает:
— А чего это у неё за бочка?
Ещё-Тупее отвечает:
— Так она, верно, бабку зарезала и в бочке засолила!
Следом и старший брат, Тупой, голос подаёт — приказ младшим:
— Тащи ведьму с телеги. Сейчас поквитаемся!
Миля быстренько отвернулась, рот рукой прикрыла и начала: "По щучьему веленью..." Пока договорила, её уже за ноги схватили да в пыль дорожную сволокли.
До бóльшего, по счастью, дело не дошло. Выскочили из кустов розги, не меньше дюжины, и давай братьев со всех сторон охаживать. Тупые сперва отмахивались да отбивались, а потом не выдержали и с криками пустились наутёк.
Миля тоже задерживаться не стала. Права бабка: чудеса чудесами, а бережёного щук бережёт. Но не утерпела — в бочку заглянула, посетовала:
— Больно длинное у тебя заклинание! Пока выговоришь, пришибут. Нельзя ли как-нибудь покороче силу твою призывать?
— Ну, знаешь, подруга, — обиделся Ярилка. — Тебе и так всё даром даётся, а ты ещё кочевряжишься. Нельзя покороче. Слова волшебные не мной придуманы, а колдуном Черномором в уста мне вложены. Он когда-то землями нашими правил, много всякого волшебства натворил — до сих пор расхлёбываем. А тебе одно могу посоветовать: тренируй быстроту речи. Скороговорки знаешь? Карл у Клары украл кораллы. Тимошка Трошке крошит в окрошку крошки. На дуб не дуй губ, не дуй губ на дуб. Корабли лавировали, лавировали да не вылавировали...
Миля даже спрашивать не стала, откуда он таких скороговорок набрался. Главное, прав щук. Три дня назад она спины не разгибала, а сейчас знай себе на перинке полёживает, по сторонам поглядывает. Скоро, наверное, дома будет. Надо и самой немного потрудиться.
Начала Миля скороговорки твердить. День твердит, другой твердит. Ярилке надоело её слушать. Он и спрашивает:
— А зачем тебе в свой мир возвращаться? Чары-то мои с собой не заберёшь. Там, у вас, магия не действует. А останешься здесь, заживёшь припеваючи, не хуже царей да королей. Глядишь, и сама королевишной сделаешься. Хочешь замуж за принца? Можно устроить. Вон царевич здешний неженатым ходит.
— Да ну тебя с твоими принцами-царевичами! Мне домой надо. Папу спасать. Женился он на змеюке одной... Маринкой звать. Это она меня в ваш мир спровадила. И провалиться мне сквозь землю, если папины неприятности с бизнесом не её рук дело!
— Маринкой, значит? — посерьёзнел щук. — Ну, это дело другое. У нас, знаешь ли, тоже история вышла...
Досказать он не успел. По обочинам крестьянские избы выросли, дорога превратилась в деревенскую улицу. Из домов посыпал народ — на самоходную телегу подивиться. И на Милю заодно.
Сидит она важная, не в дерюге уже — в красной запоне да вышитой рубашке тонкого льна, с накладной косой до пояса. Люди охают, ахают, хохочут, пальцем показывают. Но к такой реакции Миля привыкла — улыбается, рукой машет. Будто кинодива на красной дорожке.
— Вот ты, Ярилка, говоришь, у вас тут шапки-невидимки, ковры-самолёты. А где они? Народ-то ваш, похоже, чудеса только во сне видит, и то по праздникам.
Щук, само собой, молчит, прилюдно из бочки не высовывается. Да была деревенька невелика. Скоро дома последние за спиной остались, впереди — пажити да луга.
Глядь, навстречу всадник мчится: кафтан синий узорами шит, а лицо в крови, конь храпит, весь в мыле... Милина телега умной оказалась, сдала к обочине, чтобы лихача пропустить. И слова волшебные не понадобились.
А ездок в стременах привстал и орёт:
— Украли! Царскую невесту украли!
Ярилка из бочки высунулся:
— Вели-ка назад повернуть.
Миле и самой любопытно стало.
Въехал всадник в деревню и с седла не то соскочил, не то свалился. Скакун его стоит, морда в
