Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О чем это я? Да, сон. Конечно, я не только спала. Я еще и переходила с место на место. И чувствовала себя грузной, одурманенной - и легкой, очень легкой, способной в любое мгновение всплыть к потолку. Я утратила все мои краски, кожа стала болезненно белой, вроде старой мелкой тарелки, какие видишь мерцающими в темном углу антикварного магазина. Я ощущала себя сотрясаемой ознобом и мертвой. Роберт был - как я уже сказала, очень добр со мной. Так, а что ему еще оставалось? Он хотел, чтобы я повидалась с доктором. Представляете? Доктор, доктор, мой муж ходит к другой женщине. Нет ли у вас каких-нибудь таблеток от этого, а, док? Может, укольчик в попу? Да ладно, я просто не смогла бы сохранить серьезное лицо. И кроме того, разве Роберт не думал столько же о себе, сколько и об останках своей обратившейся в зомби жены? Для него было бы куда лучше, если б она оставалась счастливой, резвой, маленькой жен-жен-женушкой. Дааа все в порядке, дорогой. Мужчины, они мужчины и есть. Господи-боже, ну, погулял маленько, кому от этого стало хуже? Все уже прощено! Правда! Мало того, ты приводи-ка ее сюда! А чего, конечно. Постель у нас большая, еще для одной женщины место найдется. Я приготовлю пунш, бутербродов наделаю. Принеси мне мой бинокль. Хорошо. И не заставляй меня идти дальше. Если я больна, если подавлена, так, по крайней мере, это моя болезнь. Я не собиралась позволить ему отобрать у меня и ее тоже.
Однако, как я уже говорила, о Роберте я в то время особо и не думала. На самом деле, я думала о… о вас. Вас это удивляет? Напрасно. Это же естественно. До той минуты нас было, по сути, двое - Роберт и я. Теперь стало трое. Знаете, так о зачатии говорят: вошли вдвоем, вышли втроем. Ну так вот, у нас были вы. Вот мамочка, вот папочка, а вот она наша маленькая, вот она наша вкусенькая - вы. Так что я, разумеется, думала о вас. Господи, как же я о вас думала. Целыми днями. Думала даже в ту ночь, что провела, лежа на полу ванной. Приступ дурноты - пролежала всю ночь, после того, как спустилась туда в два часа утра. Вам известно, на что это похоже, - лежать на линолеуме ванной и думать о милочке своего мужа? Иногда я воображала вас пышной белобрысой потаскушкой в обтягивающем красном платье. А в другое время вы обращались в стройную деловую женщину - знаете, пиджак с фестончатыми лацканами, элегантная юбка с молнией на боку. Вжик-вжик. Ах, пропасть, молния заела. Ты не поможешь мне, Роберт? Конечно, я думала не о вас в точности. А просто так: эта женщина. Вот о ней я и думала. Я стала одержимой ею: вами. Я старалась увидеть вас глазами Роберта: желанное тело. Я… раздевала вас, мысленно. Разглядывала. Я… я вытворяла с вами такое. Вернее, с ней, с ними, со всеми женщинами - от меня, в мыслях моих, спастись не мог никто. Я всегда считала себя существом… благопристойным, однако в моих попытках найти дорогу к сути того, что требуется Роберту благопристойной я не была. Я воображала друзей наших друзей, женщин, имен которых не знала, гадая, не одна ли из них - она. Я расстегивала их лифчики, стягивала с них трусики, - как делал это, в моем воображении, Роберт. Что такое тело? У меня тоже есть тело, да только оно неправильное. А которое правильное? Может быть, молодое? - как у второкурсницы? - у девушки из этих, без лифчиков и в футболках - у одного из лишенных бедер чудес с ногами, похожими на щипцы для орехов. Может быть. Кто знает? Только не я. Была одна такая - его коллега. Некто без имени. Мисс Коллега. Я встречала ее несколько раз, этакая особа с повышенной чувствительностью, вечно клавшая пальцы на чью-нибудь руку, точно боясь, что вы ее не заметите, если она не истычет вас до смерти ногтями. Слишком большие глаза, слишком резкий подбородок, слишком острый бюстгальтер. Она? Почему же и нет? Что присутствует в них, в этих женщинах-призраках, такое, чего нет во мне? Я пыталась вообразить приемчики, к которым сама никогда… ну, не то чтобы никогда. Но они никогда меня не увлекали, так уж особенно, те штучки, которые другие женщины выделывают в постели. Да и с чего бы? У нас по этой части и так все было нормально. Разве нет? Конечно, не так, как прежде - хочешь не хочешь, двадцать два года прошло. Попривыкли друг к другу. Я больше не сходила с ума. Просто испытывала такое очень хорошее чувство. Но я имею в виду… впрочем, я как-то утратила нить. Так вот, мысленно я раздевала женщин догола. Срывала с них одежду. Разглядывала тела. Я обратилась в мужчину. Бедра мои стали узкими. Руки мускулистыми. Красивый получился мужчина - возбужденный, опасный. Я стала худощавым подростком, подлым и хладнокровным, рыщущим по улицам пригорода до самой зари.
Женские тела! Они были повсюду, миллионы тел, и мужчины жаждали их. Просто мое оказалось негожим. Позор, если правду сказать. Я всегда считала, что тело у меня нормальное, а тут вдруг выяснилось, что мне ошибкой досталось негожее. Оплошность при доставке. Простите, леди, возмещений не полагается. Прежде мы были друзьями, мое тело и я, - в самом худшем случае, я относилась к нему с чем-то вроде скептической привязанности. Теперь я стала безжалостной. Я судила его беспощадно. В холле наверху есть старое зеркало в раме красного древа, сделанное в форме щита. Один из предметов обстановки, полученных нами в наследство от бабушки Роберта. Как-то я достала из туалетного столика ручное зеркальце и встала в одних трусиках перед тем зеркалом. Поворачивалась кругом и разглядывала в ручном зеркальце мою фигуру. Перенесла вес на одну ногу, потом на другую. Я старалась возжаждать себя, вообразить объектом желания. И пока я стояла так, изучая себя - холодно, но и лихорадочно тоже, - мне пришло в голову, что меня расстраивает не столько суровый приговор, который я вынесла моему телу, сколько то, что я по собственной моей воле вступила в мир унижения.
В конце концов, мне стало не по силам сносить это и дальше - я о том, что я же не знала, как вы выглядите. И однажды ночью я нанесла вам короткий визит. О, Роберт не удосужился рассказать вам об этом? Какая невнимательность с его стороны.
Был, пожалуй, конец июля - вторая или третья неделя после знаменитой маленькой исповеди Роберта. Я все еще пребывала в состоянии странном, слонялась по дому, никогда толком не спя, никогда толком не просыпаясь. Думаю, привидения ведут себя примерно так же. Вам не кажется, что привидения ведут себя примерно так же? Помню, ночь была жаркая: жаркая летняя ночь, я всегда такие любила, в те времена, когда еще оставалась в живых. Роберт спал в кабинете; я сошла вниз, посидела здесь, на веранде. У меня все еще держалась немного повышенная температура. На мне были, это я помню, джинсы, что ли, и блузка, и я старалась вслушаться в звуки ночи, однако оказалась слишком неспокойной для этого. Мне нечем было дышать, и я решила пройтись немного.
Меня поражало мирное спокойствие ночи, я думала, может быть, - ну, может же быть, что и на меня снизойдет мир, и я успокоюсь немного. И еще, знаете, меня поражало, до чего все это было похоже на летнюю ночь. Я обнаружила, что улыбаюсь, вот как когда что-нибудь выглядит настолько самим собой, что начинает казаться… выдумкой. Кто-то поместил в небе большую белую луну, вон там, и она, непонятно почему, напомнила мне тулью круглой белой шляпы южанина, ее испод, который кто-то заляпал мороженным, так что получился узор наподобие горных кряжей, - и видно было, как тени труб косо спадают по кровлям, и тени деревьев ложатся на фронтоны домов. Я остро ощущала запахи: листвы высокого клена, свежего гудрона на подъездной дорожке, влажной травы и гравия под брызгалкой. Разумеется, я знала, куда направляюсь. Роберт назвал мне ваше имя, и я однажды ночью отыскала его в телефонном справочнике. Прямо здесь, в городе. Как удобно для вас обоих!
Я знала, это на другом краю города, за кладбищем. Где именно, я точно уверена не была. Мне показалось, что шла я несколько часов; может быть, даже и заблудилась. Но когда у вас жар, когда вы бредете во сне наяву, летней ночью, составленной из изящной сценической бутафории - уличного фонаря, луны, дерева - вам все равно, попадете ли вы на место раньше, или позже, или никогда, или всегда, - муж ваш спит в кабинете, парадная дверь не заперта, мысли у вас в беспорядке, а сердце раскрывается и сжимается, как кулак, и волос покойницы свисает с дерева - или то была нить бумажного змея, размотавшийся клубок шпагата, веревка удавленника; не мне судить. И вот я там, перед ее домом - вашим домом - домом злой колдуньи. Уходиии, пели во мне голоса. О остааанься, эхом отвечали они же. Я поднялась на переднюю веранду - софа из плетеной лозы, два растения в горшках, обвисающие, как… о, как якоря,.. и ставни… с такими маленькими проточинками на них. Обошла дом. Два бака для мусора, на колесиках, колышки для помидорных кустов, которые так и не выросли, похожий на водолазный колокол гриль. Магнолия на заднем дворе. Круглый стеклянный столик, металлические стулья. Две двери! Одна, на задней веранде, - заперта. Зато подвальная - право, людям следует быть осторожнее, вон всего только пару дней назад… Она открылась так легко, как если бы вы меня ждали. Где вы? Вверх по маленькой лесенке. Свет луны в кухне. До чего же устала! Это я о себе: насчет усталости, то есть. Все казалось таким странным. Края стоявших в сушилке тарелок перенимали лунный свет. Я поняла, что попала в заколдованную пещеру. Часы тикали, как будто палкой кто колотил. Бик-бок. Бик-бок. Из деревянного блока торчали ручки ножей, словно ножи эти покидали в мишень. Но где же метатель, где женщина, привязанная к крутящемуся колесу? Я вытащила один - так порой поступаешь в горячечном сне. В коридор выходили три двери, все открытые. Три: совсем как в сказке. Я заглянула в одну. Пусто! Ну еще бы! Мне хотелось закричать: О, я-то знаю, где ты спряталась! Меня не надуешь! И сквозь третью дверь я увидела вас лежащей в постели. Я вошла - просто вошла - постояла, глядя на вас, у кровати. И удивилась, увидев в своей руке нож. Откуда он взялся? Я ощущала себя словно на сцене, перед зрителями: безумная женщина с ножом, склонившаяся над спящей ведьмой. Ты украла моего мужа. Разбила мне сердце. Разрушила жизнь. Почему же тебе не умереть? Я почувствовала вдруг, что луна покраснела, что с нее спадают в небо большие красные капли. Восторг обуял меня. Я была ангелом: гневным. Я смотрела на вас. Роберт вам этого не говорил? Голова ваша покоилась на подушке, лицо немного отвернуто в сторону, струятся распущенные волосы. Вы оказались моложе меня, но не молодой, не такой, как я воображала. Светлые волосы, палевые, блондинкой вас не назовешь. Покрывало немного съехало, край простыни завернут поверх него, образуя подобие вроде бордюра. Ваша ладонь на краю простыни, как если бы вы ее поглаживали. Голая шея, ночная сорочка. Не шелковая, льнущая к телу, какой я ждала, - ворсистая, дымчатая. Я видела - вы женщина привлекательная, миловидная, однако не красавица, не сногсшибательная красотка, не девочка - в складке вашего рта ощущался сильный характер. Я стояла. Стояла. Что на меня нашло тогда… это было… у меня было ощущение, словно все это… лунный свет в комнате, безмолвие, волосы на подушке… как если бы я прокралась в комнату спящего ребенка или… что-то в этом роде. Можете назвать меня падкой до дешевых эффектов. Но внезапно в злую ведьму обратилась именно я, а вы были… только собой. Спящей женщиной. Я смотрела на вас. Старалась заставить вас увидеть меня во сне. Увидела кое-что у себя в руке. И ушла, ни разу не оглянувшись.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Король среди ветвей - Стивен Миллхаузер - Современная проза
- Stalingrad, станция метро - Виктория Платова - Современная проза
- Голограмма для короля - Дейв Эггерс - Современная проза
- Громила - Нил Шустерман - Современная проза
- Вопреки искусству - Томас Эспедал - Современная проза
- Дом на равнине - Эдгар Доктороу - Современная проза
- Московские каникулы - Эмиль Брагинский - Современная проза
- Вещи (сборник) - Владислав Дорофеев - Современная проза
- Борец сумо, который никак не мог потолстеть - Эрик-Эмманюэль Шмитт - Современная проза