Он протянул Фею кружку вроде бы с чаем. Однако что туда добавил доктор — юноша мог только догадываться. Сам пить Фей был не в силах, а потому Цитан приподнял ему голову и заставил выпить всё до капли. Тёплый напиток оказался приятным на вкус, и Фей уснул, в прямом смысле, не донеся голову до подушки.
Сон
Фей почти никогда не запоминал сны — они все казались ему кошмарами, потому что по утрам он нередко просыпался в холодном поту. Жена старосты Ли, приютившего юношу — тогда ещё совсем мальчика — говорила, что раньше он часто кричал во сне, звал маму, просил её о чём-то. Но всякий раз, проснувшись с первыми лучами солнца, Фей забывал всё, что видел. И был только рад этому.
Но на сей раз сон был слишком реальным. Он чувствовал ногами жар песка — от него не спасали толстые подошвы ботинок. Солнце жгло кожу на лице и руках — одежда и без того достаточно открытая была порвана во многих местах. А о том, что за бурые, заскорузлые пятна покрывают её, Фей тщательно старался не думать.
Он шёл и шёл вперёд, так чтобы солнце было за спиной, и не так било в глаза. У него пересохло во рту, под веки будто набили песка, и каждый раз моргая он кривился от боли. Он еле переставлял ноги, но брёл и брёл дальше. А самым важным было не обернуться — ни в коем случае не оборачиваться.
Он не помнил, когда упал на колени — просто почувствовал, как песок обжёг кожу ног. Волосы почти скрыли лицо, а губы, будто сами собой скривились в жестокой ухмылке. Он зарывался руками в раскалённый песок и поднёс его к щекам, будто желая умыться.
— Вот таким ты мне нравишься больше, — раздался над ним голос, густой и тягучий, как древесная смола. На Фея упала длинная чёрная тень.
Сон во сне
По лицу струился холодный пот, а дышал Фей с трудом. Он не понимал, спит ли ещё или уже проснулся. В темноте комнаты, где стояла его кровать, он видел светящийся экран и тёмную фигуру на его фоне. Кажется, фигурой был доктор Узумо, а вот с поверхности экрана на Фея смотрел самый страшный человек, какого он когда-либо видел. Наверное, именно он заставил его Фея подумать, что кошмар ещё не закончился. Вместо лица маска, напоминающая гротескный череп, в глазницах которого горят зелёные огоньки. Фей видел только голову и плечи, однако ему отчего-то казалось, что находящийся по ту сторону экрана монстр превосходит размерами обычного человека в несколько раз. И ухмылка черепа не добавляла его образу приятных черт.
Голос тоже оказался под стать всему облику — густой и тягучий, как дёготь. Такой же, что звучал в прошлом сне Фея.
— Ты уверен, Хьюго? — спросил он у доктора. — Ты не имеешь права на ошибку.
— Я понимаю, повелитель, — ответил тот. — Сомнения ещё остаются, но не думаю, что это надолго.
— Я надеюсь на тебя, Хьюго, — произнёс монстр с экрана. Когда он говорил на его лице-маске не шевелился ни единый мускул, если они вообще там были. — Не подведи меня.
Цитан только опустился на колено перед экраном и склонил голову.
— Он просыпается, — произнёс на прощание монстр, — закрываю канал.
Экран погас и комнате воцарились тьма и тишина. Фей не заметил, как снова провалился в сон — на сей раз, к счастью, вовсе без сновидений.
* * *
Несмотря на кошмары, а ещё быть может благодаря питью, что дал доктор, Фей и в самом деле на следующее утро встал на ноги. Первым делом одевшись, оказалось, Юи, супруга Цитана, заштопала и привела в порядок его одежду, Фей оглядел стену, где видел экран. Однако ничего похожего на нашёл. Выходит, второй сон и вправду был сном, и с души у Фея будто камень свалился. Просто воображение разыгралось после кошмара, который он отчего-то очень хорошо помнил.
На кухне Юи собирала на стол. Она приветливо, но как-то грустно улыбнулась Фею, когда он вошёл.
— Сегодня какой-то праздник? — удивился юноша, видя, как супруга доктора выставляет на стол одно блюдо за другим.
— Грустный, — ответила она. — Вспомним тех, кто жил в Тертере. Я хотела приготовить их на фестиваль в честь первого каравана в этом году, а получилось… Вот так.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Но у вас же не останется запасов, — удивился Фей. — Вы, наверное, всё из кладовых взяли, чтобы столько всего наготовить.
— Мы не останемся здесь, — с улицы на кухню вошёл Цитан. — Сегодня днём мы все уйдём отсюда.
— А как же мне быть?.. — задал вопрос больше самому себе Фей.
Он не понимал, куда ему податься теперь, когда от Тертера остался лишь жирный пепел.
— Давай поговорим об этом за столом, — улыбнулся доктор. — А пока помоги Мидори — для омлета нужно три яйца птицы-гаганы, а я уже староват стал, чтобы лазить по деревьям.
— Эй, Цитан, — возмутился Фей, — ты не так уж сильно старше меня!
— Но я врач, и моя профессия не подразумевает лазанье по деревьям.
В шутливо-серьёзном тоне доктора сквозили нотки фальши, и Фей отлично слышал их. Цитан шутил, чтобы самому себе показать — всё как прежде, но все понимали, что это не так. Ничто не будет, как прежде — ничто и никогда.
Отказывать в просьбе доктору Фей не стал. Лучше Юи никто не умел готовить омлет из яиц птицы-гаганы, и юноша не раз «случайно» заглядывал к Цитану на обед, чтобы полакомиться этим блюдом. Он и не знал, какой это на самом деле деликатес, и сколько стоил бы такой омлет в любом другом месте.
Пугливые небольшие птицы, гаганы превращались в настоящих фурий, если кто-то покушался на их гнёзда, поэтому приручить их у жителей Тертера не получилось. Однако яиц они несли столько, что не из всех могли высидеть птенцов. Именно этому дочь доктора, Мидори, всегда легко соглашалась поговорить с ними, чтобы кто-то ловкий, вроде Фея или самого Цитана, как бы тот ни жаловался на свой возраст, мог забраться на дерево и вынести из гнезда те яйца, что лежали с краю. Из них уже точно не вылупятся птенцы.
Мидори могла найти общий язык почти с любым животным, а вот с людьми почти не разговаривала. Вот и сейчас Фей нашёл её у дерева, которое облюбовали сразу несколько птиц. Девочка тихо сидела за торчащем из земли корне, глядя на ветви, а гаганы что-то щебетали, собравшись все на паре толстых веток. Мидори улыбалась птицам ласково и отстранённо, и Фей понял — она пришла попрощаться со своими собеседницами.
— Юи просила помочь тебе, — сказал Фей, подходя к дереву. — Нужно три яйца для омлета.
Мидори кивнула и указала Фею на другую сторону дерева. Он давно уже понимал, что это значит — лезь там, а я буду здесь с птицами. Они тебя не тронут. Легко забравшись на дерево, он выбрал ветку потолще и пополз по ней к первому гнезду. Там оказалось сразу два брошенных яйца — Фей ловко сунул оба в выданную для сбора доктора плотную сумку. В следующем уже пищали птенцы, и юноша не решился туда соваться — заори малыши сильнее, и хозяйка гнезда позабудет о Мидори, и тут же набросится на него. А вот со следующим повезло — сразу три яйца лежали с краю. Фей не стал медлить — все три отправились в сумку.
Вот только на этом удача решила отвернуться от него. Разворачиваясь на ветке, он задел ногой гнездо с птенцами, и те зашлись в истошном вопле. Забившееся в бешенном ритме сердце Фея не сделало и десятка ударов, как мамаша обрушилась на него комком перьев, когтей и гнева. Фей знал, что делать, — спасать украденные у других птиц яйца нечего и думать, тут бы глаза сохранить. Отпустив ветку, он просто упал вниз, постаравшись сгруппироваться, чтобы ничего себе не сломать.
Приземлился удачно, кажется, даже в сумке ничего не разбилось, и сразу бросился прочь от злополучного дерева. Птицы вполне могли все вместе обрушиться на похитителя яиц. Обернувшись, он увидел улыбку на лице Мидори. Он остановился и помахал ей, Мидори кивнула, соглашаясь неизвестно с чем, и снова обратила взор к дереву. Гаганы, включая недавнюю мамашу, что оставила на руках и спине Фея несколько неприятных царапин, уже снова сидели напротив неё. Они щебетали и клекотали ей что-то на разные голоса, наверное, делясь своим возмущением из-за вторжения похитителя яиц.
