- В. Б.) под иконами сидели оба царя в полном царском одеянии, сиявшем драгоценными камнями. Старший брат (Иван Алексеевич. - В. Б.), надвинув шапку на глаза, опустив глаза в землю, никого не видя, сидел почти неподвижно. Младший (Петр Алексеевич. - В. Б.) смотрел на всех; лицо у него открытое, красивое, молодая кровь играла в нем, как только обращались к нему с речью. Удивительная красота его поражала всех присутствовавших, а живость его приводила в замешательство степенных сановников московских. Когда посланник подал верующую (верительную. - В. Б.) грамоту и оба царя доляшы были встать в одно время, чтобы спросить о королевском здоровье, младший, Петр, не дав времени дядькам приподнять себя и брата, как требовалось этикетом, стремительно вскочил со своего места, сам приподнял царскую шапку и зачастил скороговоркой: „Его королевское величество, брат наш Кародус свейский, здоров ли?"».
Основное внимание Петр в эти годы отдавал другому - воинским играм, «потехам». К ним он привлек целую толпу сверстников и «робяток» постарше - от покойного отца остались целые службы по конюшенному ведомству, по соколиной охоте, к которой его родитель имел большую любовь. Сотни сокольников, кречетников, конюхов, оставшихся без дела, поступили к нему в распоряжение. Петр же соколиную охоту терпеть не мог, предпочитал бегать пешком, торжественные выезды не любил, а всех этих спальников, стольников и прочих собирал в батальоны «потешных»; помимо знатных, верстал в их ряды и бывших холопов, прочих «простецов», лишь бы были они людьми шустрыми, исполнительными. Так собралась довольно пестрая толпа - два батальона почти по 300 человек. Среди прочих «потешных» видим, с одной стороны, князя М. М. Голицына, будущего фельдмаршала, тогда же, в 1687 г., записанного по младости в «барабанную науку»; потомка знатного московского рода И. И. Бутурлина и других, им подобных; с другой стороны - немало лиц происхождения «подлого», в том числе самого удачливого из них Александра Даниловича Меншикова, Алексашку, продававшего горячие пирожки вразнос (с лотка), сына придворного конюха, «породы, - по словам князя Б. И. Куракина, свояка Петра I, известного дипломата, - самой низкой, ниже шляхетства», т. е. простого дворянства, но замеченного и приближенного царем. Меншиков прошел путь от царского денщика до генералиссимуса русской армии, светлейшего князя. Впрочем, этот «полудержавный властелин», как его называл А. С. Пушкин, стал потом и первейшим российским казнокрадом.
Потешные под бдительным оком неугомонного Петра, одетые в настоящие мундиры, овладевали солдатской премудростью. Они имели свой потешный двор, управление, казну. Сам Петр прошел через все солдатские чины, начиная с барабанщика. На реке Яузе, в окрестностях Преображенского, построили Пресбург - «потешную фор-тецию», каковую осаждали по всем правилам воинского искусства.
Под Москвой, недалеко от села Преображенского, располагалась Немецкая слобода (Кокуй) - средоточие иноземцев, мастеров всякого рода, военных специалистов. Они понаехали в русскую столицу при покойном царе Алексее, так как и сам монарх, и некоторые его приближенные понимали, что Россия сильно отстала от Западной Европы в воинском устройстве, во всяких мастерствах и художествах. За большие деньги они приглашали специалистов из-за границы. Среди приехавших оказались, естественно, и люди случайные, искатели счастья и чинов, авантюристы, некоторые из них бежали из отчизны от правосудия из-за совершенных преступлений. Но немало было среди них хороших офицеров, мастеров. Некоторые, а их было довольно много, принесли России большую пользу. Шотландец генерал Патрик Гордон почти 40 лет отдал военной службе в стране, ставшей его второй родиной. Петр, вызывая осуждение ревнителей московской старины, сблизился с иноземцами, лютеранами и католиками, которых патриарх Иоаким и многие другие называли богомерзкими еретиками, чуть ли не исчадиями ада. Петр же, уже тогда ломая косные привычки, делал иноземных офицеров полковниками, майорами, капитанами в своих потешных батальонах, которые к началу 90-х годов превратились в два полка. Назвали их Преображенским и Семеновским - по имени сел, где их разместил царь. В 1684 г. Петр ознакомился с гранатной стрельбой, учил его этому опасному делу иноземец Зоммер.
Любознательность Петра, его склонность к знаниям, мастерству и военному делу приводили его к нужным людям, интересующим его занятии, приобретению необходимых приспособлений. В 1687 г. князь Яков Долгорукий, собиравшийся ехать послом во Францию, разговаривая с 14-летним Петром, упомянул об астролябии - инструменте, «которым можно брать дистанции, или расстояния, не доходя до того места». Царь загорелся:
- Покажи инструмент!
- Нет его, государь, украден.
- Купи во Франции!
Князь согласился, и в следующем году, по возвращении Долгорукого из Франции, Петр получил и астролябию, и готовальню с математическими приспособлениями. Но вот беда! Никто из окружения царя не мог объяснить, как работать с астролябией. Обратились к одному немцу, но и тот беспомощно развел руками. Наконец разыскали голландца Франца Тиммермана, который все объяснил и об астролябии, и об инструментах математических. Царь был весьма доволен и, приблизив к себе голландца, стал брать у него уроки арифметики, геометрии, фортификации. Франц знаниями в этих пауках не блистал (сохранились тетради с решением им задач на умножение - ошибок в них немало), но и его пояснений было достаточно, чтобы ученик, сообразительный и дотошный, сам доходил до нужных вещей. Ведь с той поры, когда он с матерью перебрался из Кремля в Преображенское, он лишился Зотова. Его учение оказалось совсем заброшенным. Много позднее, будучи уже отцом семейства и наблюдая за учебой дочек, он не раз сокрушался о своем плохом образовании. Да и что можно сказать об этом, если он в 15 лет узнал о четырех правилах арифметики, а правильно, грамотно излагать на бумаге свои мысли затруднялся до конца жизни - писал с ошибками, не всегда отделял одно слово от другого, не в ладах был с синтаксисом.
Однажды, прогуливаясь по селу Измайлову с Тиммерманом, забрел Петр в сараи на Льняном дворе, где хранились старые вещи, в том числе оставшиеся от боярина Никиты Ивановича Романова - двоюродного брата царя Михаила Федоровича, деда Петра - человека любознательного, в свое время считавшегося западником, поклонником иноземных камзолов, обычаев и знаний. Увидев в амбаре среди прочего хлама какое-то судно, он повернулся к Тиммерману:
- Что это?
- Это, государь, бот английский. Употребляется при больших кораблях и имеет перед русскими то преимущество, что ходит на парусах не только ветром, но и против ветра.
- Есть ли такой человек, который может бот починить и показать мне его ход?
- Есть, государь, такой человек.
Оказывается, в Москве еще проживал Христиан Брандт, тоже голландец, - один из тех, кто 20 с лишним лет назад строил суда по указанию царя Алексея на реке Оке
