Идея глубокого боя и ведение крупномасштабных операций соответствовала новой советской военной доктрине, суть которой заключалась в том, что война, если она разразится, захватит не только Советский Союз, но и другие государства с их миллионными армиями, оснащенными новой техникой.
Переход от обычных операций к крупномасштабным с использованием больших масс войск был также разработан в труде начальника оперативного факультета Академии Генштаба Г. С. Иссерсона «Эволюция оперативного искусства». Уже в 1932 году Иссерсон считал, что глубокие операции при наличии мощных подвижных конно-механизированных соединений с приданием им авиации вполне реальны при развитии тактического прорыва в оперативный.
Слушатели Военной академии механизации и моторизации, как губка, впитывали в себя теоретические знания лучших военных умов того времени. Теория проверялась на практике, на лагерных сборах, которые обычно проходили под Наро-Фоминском.
Первые лагерные сборы Андрей Гетман проходил во второй половине июня 1933 года. Он прибыл в Наро-Фоминск во главе своего взвода и доложил начальнику сборов Николаю Рудинскому: «Слушатели готовы к прохождению летней практики!»
Рудинский знал, что взвод Гетмана — один из лучших на потоке как по успеваемости, так и по дисциплине, он поздоровался с каждым слушателем в отдельности, поинтересовался, всем ли они обеспечены на летнее время. Тут же заметил, что взвод с завтрашнего дня может приступать к вождению боевых машин, но предупредил, что требования инструктора должны выполняться беспрекословно!
На лицах слушателей появились довольные улыбки: этого часа они ждали с первого курса.
За полтора летних месяца Гетман и его подчиненные — А. П. Марков, А. С. Шинкарев, Н. Т. Семчук, Г. С. Рудченко и другие — не только познакомились с тактикой танкового боя, но и научились водить боевые машины. Вначале инструктор позволял садиться только за рычаги управления, запускать мотор, трогаться со стартовой площадки, лишь к концу сборов было разрешено самостоятельно выполнять определенные нормативы. Каждому не терпелось опробовать боевую машину по полной программе с открытием огня из танковой пушки по обозначенной цели. Но прибывший на сборы заместитель начальника академии Кирилл Стуцко строго-настрого приказал инструкторам лишнего «академикам» не позволять, делать все как полагается.
Так из года в год слушатели набирались теоретических знаний и практических навыков, осваивали бронетанковое дело, артиллерию, связь и другие средства ведения боевых действий. Они участвовали в учениях войск и военных маневрах, командовали отделениями, взводами, ротами. Следует заметить, что, кроме учебных нагрузок, слушатели участвовали еще в общественной работе. Так было принято в то время. Общественная работа потом приплюсовывалась к характеристике выпускника.
Интересна с этой точки зрения общественная деятельность Андрея Лаврентьевича Гетмана. Он был депутатом Моссовета. В его личном архиве сохранился листок из какого-то журнала, издаваемого в 30-е годы. Листок пестрел фотографиями и краткими характеристиками депутатов, в том числе и Гетмана.
Сразу же бросается в глаза строгая дозировка, в соответствии с которой избирались депутаты — партийные и беспартийные, рабочие и служащие, ученые и военные.
После Великой Отечественной войны генерал А. Л. Гетман написал в своих воспоминаниях: «Хотя я и родился на Сумщине (УССР), все-таки мне с 1934 по 1937 год довелось быть, если можно так сказать, „хозяином“ столицы как депутату Моссовета. Такое высокое доверие мне было оказано слушателями и профессорско-преподавательским составом академии. Они избрали нас вместе с Маршалом Советского Союза М. Н. Тухачевским»[6].
Среди депутатов Моссовета был известный писатель Федор Васильевич Гладков, избранный от Теплоцентрали (Пролетарский район). Гладков, как и Гетман, работал в комиссии, которая занималась вопросами жилья и торговли. Писатель к этому времени уже издал свой знаменитый роман «Цемент» и работал над новым, который назывался «Энергия». Оба романа отражали героику и пафос социалистического строительства в нашей стране. О другом тогда не писали.
По поводу романа «Цемент» было немало споров. Дочь генерала Гетмана Эльвина Андреевна вспоминала: «Буквально накануне поступления в академию отец прочитал роман „Цемент“, но он ему не понравился. Теперь представилась возможность высказать автору свое восприятие романа, который характеризовался в советской печати как „значительное произведение литературы, отражающее картину восстановления социалистической промышленности после Гражданской войны“».
Как-то после заседания исполкомовской комиссии Федор Васильевич спросил у Гетмана:
— Вы читали мой «Цемент»?
— Довелось. Не скрою, роман на злобу дня. Вот только язык…
— А что язык? Он что ни на есть народный.
— Какой-то нелитературный, грубый, я бы сказал — суконный.
— Э, батенька, вы не поняли языка простого народа. Герои романа — рабочие, партийцы. Вот, скажем, у вас, военных, тоже свой язык, специфический. Вырабатывается годами. Не скажу, что тоже ласкает слух.
Продолжая разговор, Андрей Лаврентьевич не сдавался, отстаивая свою точку зрения:
— Ну бог с ним, с языком. Возьмем главных героев, например Дашу Чумалову. Ее муж, Глеб Чумалов, возвращается с фронта. Она его не воспринимает не только физически, но и нравственно, заявляя: «Я, Глеб, теперь партийка». Ну и что из этого?
Писатель был озадачен такой постановкой вопроса своим коллегой по Моссовету. Он был старше Гетмана, считал, что по своей молодости собеседник не понимает главного — партийности романа. Видимо, поэтому стал на защиту своих героев:
— Видите ли, Андрей Лаврентьевич, Даша Чумалова — это новый тип советских людей, на которых всегда может положиться наша партия.
— И правильно, — добавил Гетман.
— Несомненно.
Андрей Лаврентьевич, несмотря на, казалось бы, убедительные доводы писателя, спорил бурно, горячо:
— Согласитесь, Федор Васильевич, что Даша — в первую очередь женщина, будущая мать, берегиня очага, как говорят у нас на Украине, а уж потом партийка. Я не могу себе представить, чтобы моя жена после долгого моего отсутствия отвергла меня только лишь потому, что стала членом партии, а муж так и ходил в беспартийных.
Скорее всего, этот спор не закончился, а продолжался и после Великой Отечественной войны. Только теперь у Гетмана аргументов было побольше, и все они — не в пользу героев романа «Цемент».
Напряженные годы учебы в академии летели словно птицы, непохожие один на другой. Напряженка каждый раз спадала только к лету, когда слушатели отправлялись на лагерные сборы, хотя, по сути, и там продолжалась учеба. После аудитории, кабинетов, тренажеров практические действия на полигоне — стрельба, учебные бои, маневры — все это вносило какое-то разнообразие в жизнь военного человека.
Для ведения разведки нередко приходилось подниматься в воздух на самолете. Первый полет для Гетмана был особенно запоминающимся. После окончания школы Червонных старшин он хотел пойти в авиацию, но судьба распорядилась по-своему: привела в бронетанковые войска. Сожалений по этому поводу не было: самолет — хорошо, а танк — лучше.
Пришел 1937 год. Год в истории Советского государства, пожалуй, самый мрачный, но для слушателей академии он был выпускным. После новогодних праздников группу слушателей-выпускников направили на две недели на практику в Харьков. Им предстояло познакомиться с производством и ремонтом танков на знаменитом ХПЗ — Харьковском паровозостроительном заводе.
Было известно, что завод выдает не только гражданскую продукцию, но и выпускает побочную — танки. Какой она была побочной, если ежедневно с конвейера сходило 22 боевые машины!
Знакомясь более детально с историей этого завода и развитием танкового производства, Андрей Лаврентьевич впервые услышал имя человека, одного из инициаторов создания бронетанковых войск на Украине и в России. Это был Алексей Илларионович Селявкин. Личное же знакомство состоялось только в 50-х годах, когда оба стали сотрудничать с журналом «Танкист». Интерес к бронетанковой технике привел их к мысли написать историю ее развития, но по каким-то причинам эти планы не были реализованы. Сохранились лишь отдельные опубликованные статьи и наброски новых.
История развития бронетанковой техники в России интересна сама по себе. В годы Первой мировой войны были попытки собирать танки на некоторых машиностроительных заводах, но, кроме опытных образцов, серийного производства не получалось. В ходе Гражданской войны предпочтение было отдано не танкам, а броневикам и бронепоездам, из них создавались автоброневые отряды и бригады бронепоездов. Например, при СНК Украины был сформирован броневой дивизион Особого назначения, состоявший из двух отдельных автоброневых отрядов, танкового отряда, мотоциклетно-пулеметного отряда, артиллерийской батареи на механической тяге, подразделения обеспечения и ремонта.
