После армии Геннадий сначала вернулся в Фастов. Пытался работать в охране, потом электромонтером, потом торговал у армянина в палатке, везде платили мало или совсем не платили. Родители тоже были согласны: езжай в Москву, ищи свое счастье.
В Москве у него было несколько связей, одна даже с солидным мужчиной, депутатом Госдумы. Удобно, надежно, экономически выгодно. Потом он устроился шофером к Светлане Алексеевне. Все шло хорошо, спокойно, размеренно. Геннадий и его сменщик Кирилл, тоже молодой парень, но молдаванин, делали всю работу по даче, возили по делам Светлану Алексеевну на шведской дорогой машине "сааб", иногда, по очереди, оставались у нее чинить проводку или просто что-то чинить. В этих случаях, лежа в постели со Светланой Алексеевной, закрыв глаза, Геннадий представлял себе что-нибудь другое. Оказалось, что и это препятствие в молодости преодолимо. Бизнес в стране делали все. Геннадий даже подумывал о том, чтобы скопить денег, баксов, которые хранил у друзей, и купить себе где-нибудь в Южном Бутове однокомнатную квартиру. Сложнее было с пропиской, но ведь можно было, в конце концов, как делали многие, фиктивно жениться. Геннадий даже узнал расценки. Но тут совершенно для себя внезапно он попал в аварию.
Дело было так. Геннадий ночевал где-то у своего старого дружка в Люберцах. Он, конечно, никогда не рискнул бы уехать туда на хозяйской машине, но у дружка был гараж, и машину обычно ставили в гараж. Безопасность была соблюдена… Дружок этот, пожилой армянин, владевший рынком, обычно ничего ему не платил, но каждый раз в нагрудном кармане рубашки Геннадия оказывалось 100 долларов. Копить надо так: рубль к рублю, доллар к доллару. О евро тогда и не слыхали. По московским меркам это было не густо, но и не плохо. В этот раз, выходя из квартиры, Геннадий ощутил на груди сладкое и привычное хрустящее жжение. А дальше все сложилось несчастливо: на кольцевой автодороге самосвал с пьяным шофером снес ему бочину: два крыла на машине и обе двери.
Светлана Алексеевна слушать никаких объяснений не захотела. Геннадию даже показалась, что хозяйка оказалась удовлетворенной ситуацией. Она сказала так: "Разбираться не станем. Машина дорогая. Женишься на Галине, и я по-родственному все забуду. Пропишу в Москве, получишь гражданство. Ты Галине нравишься". На свадьбу теща подарила молодоженам квартиру и машину. Свой старый отремонтированный "сааб".
Может быть, все случилось к лучшему? Многое в жизни Геннадия не изменилось. По-прежнему он раз в неделю оставался у тещи что-нибудь чинить, отвозил ее на работу на машине и привозил с работы. А потом ехал домой к Галине, с которой зажил вполне счастливо. Машина, на которой он теперь возил тещу, была другой – "volvo". Вот только времени стало много меньше, но иногда все же получалось оторваться. Душа требовала. Геннадий гадал: что это – его испорченность или какая-то таинственная потребность?
Раз в год Геннадий ездил с женой отдыхать за границу. Особенно он любил Анталью и Хургаду. Ему нравилось синее море, тепло, обилие фруктов и овощей, напоминавшие о его любимой Украине, а также ему нравились мусульмане – спокойный некрикливый и горячий народ. Здесь тоже всегда была возможность оттянуться и уйти от цепкого взгляда жены. Поводы он изобретал разнообразные. Можно было забыть на пляже полотенце и после ужина пойти его поискать. На пляже, правда, никогда и ничего не пропадало. Можно было сходить поменять деньги или вызваться пойти за территорию отеля купить фруктов у уличных торговцев. А уже что он, Геннадий, успеет, то и успеет. Одним из таких поводов стал и утренний поход к морю, чтобы занять лучшие места на пляже.
Предполагалось, что таким, очень удобным и комфортабельным, является полотняный грибок почти на самом краю пляжа, у кромки воды. Место действительно было неплохое, и весь пляж как на ладони, и можно было пронаблюдать разные фигуры, когда отдыхающие грузились на катера, чтобы ехать смотреть коралловые рифы или удить рыбу. Услуги и развлечения эти, разумеется, были платные. Очень интересно было также проходить туда и обратно через весь пляж, когда Галина посылала его за мороженым или холодной кока-колой. Сладкая прогулка. Какой иногда божественной красоты были молодые тела. Иногда и Геннадий ловил на себе восхищенные взгляды. Смотрели и женщины и мужчины.
В утреннем походе был и еще один смысл. Геннадий спускался по наружной лестнице, шел мимо огромного, в два яруса, бассейна с пресной водой во дворе, мимо клуба подводного плавания, танцплощадки и выходил на пляж, как раз к тому месту, где днем какой-то араб-умелец за прилавком резал и продавал из дерева фигурки. Отсюда все пространство становилось отлично видным, и можно было контролировать весь обзор.
Геннадий шел по двору и свой шаг соизмерял с тем моментом, когда из двери прачечной, расположенной под бассейном, выйдет мальчик лет шестнадцати, который раздает на пляже купальные полотенца. Полотенца раздавались всем постояльцам отеля бесплатно. По одному. Мальчик обычно Геннадию выдавал сразу два полотенца, а то и три. Геннадий выкладывал эти полотенца на лежаки под грибок – места заняты. В первый же день Геннадий дал этому египетскому мальчику три египетских фунта, это что-то около одного американского доллара. Теща всегда говорила, что прислуге надо давать чаевые не в конце пребывания, а в самом начале, чтобы она знала, за что служит. В тот раз мальчик понимающе улыбнулся. На следующий день они поздоровались за руку. И Геннадий, и мальчик всегда следили, чтобы никто особенно не глазел, как они здороваются за руку: постоялец-европеец и мальчик-слуга.
Итак, по утрам Геннадий наблюдал, как мальчик несет на плече стопу полотенец. Стопа в высоту казалась почти такого же размера, как он сам. Это было захватывающе красиво. Будто бы мальчик, как канатный плясун, шел по натянутой проволоке. Выгиб спины, покрытой мелкими бисеринками пота, прямая шея и покачивающаяся при каждом шаге стопка небесно-голубых полотенец. А если мальчик споткнется?
Мальчик, провожаемый взглядом, доходил до своего прилавка возле душевых кабинок. Слава Богу. Здесь он целый день, стоя на жаре в белых форменных шортах и кительке с позолоченными пуговицами, выдавал отдыхающим полотенца. Тут-то, выждав паузу, чтобы мальчик отдышался, подходил Геннадий и протягивал руку. Мальчик первому выдавал ему два полотенца, еще прохладных и чуть влажных после ночной стирки, и улыбался. Они оба догадывались, что каждый хочет от другого, но мальчик вроде бы боялся. У мальчика уже был некоторый опыт. Ему хотелось новые кроссовки, какую-нибудь нарядную майку и мороженого в "Макдональдсе" на набережной, чтобы походить на беззаботного приезжего европейского мальчика. Беззаботные и праздные мальчики не обязательно европейцы. А что касается того, что хочет этот голубоглазый и ласковый русский, то это ведь недолго, и природное недоумение можно перетерпеть. Но все это были только головные размышления.
Вечерами Геннадий сидел в баре вместе с Галиной, они слушали музыку, и Геннадий тихо напивался, а мальчик перед тем, как уйти домой, в темную нору, называемую домом, пересчитывал и сдавал в прачечную полотенца. Геннадию было мучительно все это время сознавать, что мальчик находится где-то почти рядом, но к нему невозможно прикоснуться. А мальчик волновался, что этот белый парень уедет, а кроссовки он так и не получит. У обоих были свои переживания.
Они все-таки встретились накануне дня отъезда Геннадия в Москву. Самолет уходил рано утром. Вещи с вечера уже были упакованы и собраны, и перед сном Геннадий отпросился бросить монетку в море. "Ты брось монетку и за меня,– сказала Галина, – но долго не ходи, ты мастер исчезать вечером надолго." Вот это "долго не ходи" и сидело в сознании Геннадия, когда он встретил мальчика на пляже. Лишний скандал ему был не нужен, особенно в день отъезда, тогда и пяти долларов на пиво не выпросишь, чтобы выпить в аэропорту. В этот день мальчик, оказывается, подменял заболевшего ночного охранника. Пляж был темен, лишь фонари покачивались в олеандрах у душевых кабин. Геннадий протянул мальчику руку для пожатия, и мальчик пожал ее медленно и, как показалось Геннадию, томно, со значением. Тогда Геннадий положил свою руку мальчику на плечо и почувствовал, как все его, Геннадия, тело сотрясает крупная неостановимая дрожь. Мальчик, не сбрасывая с плеча чужой трепещущей руки, вдруг весь напрягся, а потом сделал на редкость пошлый и примитивный для этой возвышенной минуты жест: сложил пальцы щепотью и потер их, будто соля пищу. Жест, на всех языках мира означающий деньги. Трясущимися руками Геннадий достал из заднего кармана джинсов пятидесятидолларовую бумажку и протянул мальчику.
Лицо мальчика было мечтательным и серьезным, когда они обнялись в розовых кустах за сараем лодочной станции. От моря тянуло прохладой, лампочка над входом в сарай болталась, перемещая обзор. Стоя на коленях, Геннадий поднимал взгляд, как бы ожидая, что мальчик посмотрит на него, но глаза того были обращены куда-то в темную даль моря, лишь руки всегда привычно протягивавшие Геннадию полотенца, теперь, как арбуз, сжимали его виски и теребили волосы. Геннадий так и не понял, было ли ему хорошо, и получил ли он за свои деньги то, что хотел. Но наступила какая-то разрядка, так в жаркий день долго что-то копится в природе и вдруг разрешается грозой. И все же жизнь была прекрасна! Отпуск удался, загар покрывает его плечи, спину и ноги, желания осуществились.
