Глава XI
Тит Флавий Домициан
Итак, Домициан[86] после убийства брата и наилучшего императора, обезумев от этого преступления как семейного, так и общественного значения, после позорно проведенной юности начал совершать грабежи, убийства, мучительства. (2) Еще больше было у него позорных дел, касающихся любодеяний; с сенаторами он обращался более чем высокомерно, приказывая называть себя господином и богом,[87] это было отменено ближайшими его преемниками, но много позже было восстановлено с еще большей строгостью. (3) Сначала Домициан притворялся милостивым, а на войне даже очень выносливым. (4) Поэтому после победы над даками и отрядом каттиев[88] он переименовал месяцы сентябрь и октябрь: первый — по имени Германика, второй — по своему имени, и завершил много работ, начатых отцом и особенно усердием брата, прежде всего в Капитолии. (5) Затем, ожесточившись на убийствах добрых граждан, от безделия, когда уже не хватало сил для любодеяний, постыдное занятие которыми он называл греческим словом κλινοπάλη,[89] он, удалив всех свидетелей, потешным образом избивал рои мух. (6) Отсюда создались некоторые выражения, и на вопрос: «Есть ли кто-нибудь во дворце?» следовал ответ: «Даже ни одной мухи, разве что в палестре». (7) Со временем он становился все более жестоким и вызывал подозрения даже у своих близких: сговорившиеся между собой отпущенники[90] не без ведома его жены, которая предпочла мужу любовь актера,[91] убили его на 40-м году жизни и на 15-м году правления. (8) Сенат постановил похоронить его как гладиатора и всюду вытравить его имя. (9) Но солдаты, которым достаются щедрые подачки — на общественный счет, были этим недовольны и начали, по своему обычаю взбунтовавшись, требовать расправы с совершившими убийство. (10) Их едва успокоили опытные и мудрые люди и опять примирили с оптиматами. (11) Тем не менее, они сами по себе добивались войны, потому что успокоение Империи приносило им огорчение: они лишались добычи и подачек за услуги. (12) До сего времени Империей правили рожденные в Риме или в Италии; в дальнейшем же — чужеземцы и, может быть, даже намного лучше, как это было при Тарквинии Старшем.[92] (13) Я и сам убедился на основании прочтенной литературы и разнообразной молвы, что город Рим возрос главным образом благодаря доблести чужестранцев и заимствованным у других искусствам.
Глава XII
Кокцей Нерва
Был ли кто-нибудь мудрее и сдержаннее Нервы из Нарнии?[93] (2) Когда он в последний год [правления Домициана] скрывался от гнева тирана у секванов,[94] то по требованию легионов принял власть,[95] но когда увидел, что она может осуществляться только людьми с более крепкими силами и с более твердой волей, сам на шестнадцатом месяце отказался от нее,[96] освятив перед этим форум, называемый Проходным,[97] где возвышается особенно великолепный храм Минервы.[98] (3) Хоть и всегда похвально соизмерять свои силы, кто на что способен, и не поддаваться без оглядки честолюбию, особенно же это похвально для обладателя верховной власти, до которой так жадны все смертные, что страстно добиваются ее и в весьма преклонном возрасте. (4) К этому надо добавить, что он назначением доблестного советника все более и более открывал, какой он обладал проницательностью.
Глава XIII
Ульпий Траян
Ведь он (т. е. Нерва) принял и дал стране соправителем Ульпия Траяна в звании консуляра,[99] уроженца испанского города Италики,[100] принадлежавшего к славному роду. (2) Едва ли кто-нибудь нашелся славнее его как в мирное время, так и на войне. (3) В самом деле, он первый и даже единственный перевел римские войска через Истр и покорил в земле даков народ, носящий шапки, и саков с их царями Децебалом и Сардонием, и сделал Дакию провинцией;[101] кроме того, он ошеломил войной все народы на Востоке между знаменитыми реками Евфратом и Индом, потребовал заложников у царя персов по имени Косдрой[102] и в то же время проложил путь через область диких племен, по которому легко можно было пройти от Понтийского моря[103] до Галлии. (4) В опасных и нужных местах были построены крепости, через Дунай перекинут мост,[104] выведено много колоний. (5) В самом Риме он более чем с великолепием содержал и украшал площади, распланированные Домицианом, проявил удивительную заботу о бесперебойном снабжении [столицы] продовольствием тем, что образовал и укрепил коллегию[105] хлебопеков; кроме того, чтобы скорее узнавать, где что происходит за пределами государства, были сделаны доступными [для всех] общественные средства сообщения. (6) Однако эта довольно полезная служба обратилась во вред римскому миру вследствие алчности и дерзости последующих поколений, если не считать, что за эти годы в Иллирию были доставлены дополнительно войска при содействии префекта Анатолия.[106] (7) Ведь в жизни общества нет ничего хорошего или дурного, что не могло бы обратиться в свою противоположность в зависимости от нравов правителя. (8) Траян был справедлив, милостив, долготерпелив, весьма верен друзьям; так, он посвятил другу своему Суре[107] постройку: (именно) бани, именуемые Суранскими. (9) Он так доверял искренности людей, что, вручая, по обычаю, префекту претория по имени Субуран[108] знак его власти — кинжал, неоднократно ему напоминал: «Даю тебе это оружие для охраны меня, если я буду действовать правильно, если же нет, то против меня». Ведь тому, кто управляет другими, нельзя допускать в себе даже малейшей ошибки. Мало того, своей выдержкой он смягчал и свойственное ему пристрастие к вину, которым страдал также и Нерва: он не разрешал исполнять приказы, данные после долго затянувшихся пиров. (10) Так доблестно он управлял государством около 20 лет; после чего, крайне встревоженный последствиями сильного землетрясения в Антиохии и в других частях Сирии,[109] он по поручению сенаторов снова отправился в поход, в котором и умер от болезни[110] в преклонном возрасте; перед этим он принял в соправители Адриана, близкого и родственного себе гражданина.[111] (11) С этого времени различаются титулы цезаря и августа, и введено положение, чтобы в республике было двое или больше лиц, обладающих высокой властью, но с разными титулами и полномочиями. (12) Впрочем, другие полагают, что Адриан достиг власти при содействии Плотины, жены Траяна, которая распространяла ложный слух, что муж ее передал власть Адриану по завещанию.
Глава XIV
Элий Адриан
Итак, Элий Адриан, более способный к красноречию и гражданским делам, установив на Востоке мир, возвращается в Рим. (2) Тут он начал, по примеру греков или Нумы Помпилия, заботиться о церемониях, законах, гимнасиях и об ученых людях, так что даже построил школу свободных искусств, которую называют Афиней.[112] (3) Также по образцу афинян он проводил в Риме мистерии в честь Цереры и так называемой Элевсинской Либеры (т. е. Прозерпины).[113] (4) Затем, как это бывает в мирное время, отойдя от дел, он удалился в свое поместье Тибур,[114] поручив управление города цезарю Люцию Элию.[115] (5) Сам он, как это в обычае людей богатых и беспечных, начал строить дворцы, устраивать пиры, покупать статуи и картины; под конец его увлечение всем, относящимся к роскоши, стало вызывать тревогу. (6) Отсюда пошли дурные слухи, что он развращает юношей и воспылал бесславной страстью к Антиною и в связи с этим назвал его именем город и ставил юноше статуи. (7) Другие, наоборот, считают это выражением благочестия и религиозности, говорят, что когда Адриан хотел добиться продления своей жизни, а маги потребовали, чтобы кто-либо добровольно за него принес себя в жертву, то все отказались, Антиной же предложил себя, отсюда и все описанное выше почитание. (8) Мы оставим этот вопрос открытым, хотя у праздного ума можно предположить склонность к представителю совсем другого возраста. (9) Между тем цезарь Элий умер, а так как сам Адриан был не в полной душевной силе и потому внушал недоверие (презрение), он созывает сенаторов для избрания цезаря. (10) Когда они стали поспешно собираться, он неожиданно увидал Антонина, поддерживавшего рукой осторожно шагавшего тестя или родителя.[116] (11) Приятно удивленный этим, он призывает законом утвердить его цезарем и сейчас же после этого уничтожить большую часть сенаторов, в глазах которых он был посмешищем. (12) Недолго спустя он умер от тяжелой болезни в Байях на 22-м без одного месяца году своего правления, будучи крепким стариком. (13) Сенаторы не согласились даже на просьбы принцепса присудить ему божеские почести, так они горевали об утрате своих сотоварищей. (14) Но после того как вдруг появились люди, чью погибель они оплакивали,[117] все, кто смог обнять своих друзей, дали согласие на то, в чем раньше отказывали.
