В школе нас обучали танцам по системе Маргарет Моррис, где приветствуется свобода движений. Если бы кожа на моих ступнях была крепче, я бы обязательно стала балериной. Сегодня я смотрю, как танцует моя сестра Мэри, и вспоминаю те далекие годы.
Однажды солнечным днем мы занимались танцами в общем зале. Огромные окна были распахнуты. И тут произошло нечто неожиданное: в окно вскочил мой пес, Сэмми. Сначала он никому не позволял себя гладить и ласкался только ко мне, но потом все же разрешил. День был не родительский, и я не знала, что родители приедут.
Я обняла Сэмми, уткнулась носом в его шерсть и заплакала от счастья. Этот день я запомнила на всю жизнь.
Мне всегда хотелось делать больше, чем мне разрешалось. Если мне удавалось сделать то, о чем я всегда мечтала, то боль меня не пугала. Тетя однажды дала мне подержать маленького кролика. Он спрыгнул с моих рук, содрав кожу с ладоней. Все перепугались, но я была так счастлива, что мне удалось подержать зверька. Тогда я поняла, что другие люди боятся причинить мне боль сильнее, чем я сама. Если я чего-то хотела, то просто оценивала, стоит ли задуманное того. И, принимая подобное решение, становилась гораздо счастливее.
Однажды, когда мне было восемь, мы отправились на пляж. Какой-то человек сказал, что готов заплатить за всех нас, чтобы мы могли прокатиться на осликах. Я поверить не могла, что моя мечта осуществится! Это было почти так же здорово, как кататься на моем пони.
– На ослике могут прокатиться все, кроме нее, – сказала учительница. – Она больна, и ей будет больно.
Я была просто раздавлена! Я со слезами умоляла позволить мне прокатиться!
– Нет, Венди, тебе нельзя, – учительница была непреклонна. – Ты повредишь кожу на ногах.
– Все будет хорошо! У меня крепкая кожа! Обещаю! Ну пожалуйста, пожалуйста, дайте мне прокатиться!
Учительница с сомнением смотрела на меня, а я уже по-настоящему рыдала.
– Похоже, своими запретами вы вредите ей куда сильнее, – заметил тот человек.
Учительница вздохнула.
– Ну ладно, что с тобой сделаешь…
Конечно, я повредила кожу. Седло содрало кожу с внутренней стороны бедер, но я не произнесла ни слова. Когда мы возвращались домой, ноги у меня горели. Вечером мне пришлось отправиться к медсестре, чтобы перевязать их. Я боялась, что она будет ругаться, но она лишь улыбнулась и сказала:
– Надеюсь, ослик стоил того!
Стоил!
***
Когда мне было около тринадцати, родители, приехавшие в родительский день, забрали меня из школы. Мы отправились в красивый парк в Херн-Бэй. Долго ходить я не могла, поэтому я уселась рядом с Сэмми и гладила его, пока родители гуляли. Я шептала песику, как мне не нравится расставаться с ним, как я хочу жить дома. Но мне придется остаться в школе, потому что я не нужна моим родителям.
И тут я почувствовала отцовские объятия и услышала мамин плач. Оказывается, родители тихо подошли и услышали, что я говорю Сэмми.
– Конечно же, мы любим тебя! – сказала мама. – Мы думали, что тебе хорошо в пансионе! Дома ты бываешь грустной и всегда с радостью возвращаешься назад после каникул.
– Но раз так, ты отправляешься домой с нами, – решительно произнес папа.
В конце концов мы решили, что я доучусь до конца семестра, потому что, если я внезапно уеду, это будет несправедливо по отношению к другим девочкам. Это был самый длинный семестр в моей жизни. Мне всегда было невыносимо больно думать о том, что я не нужна своим родителям, и я страшно боялась, что мои опасения подтвердятся.
Глава 2
Любовь к животным
Никогда не забуду тот день, когда я впервые увидела золотистого ретривера. Мне было семь лет. Мы, как всегда, в воскресенье отправились к бабушке. После обеда папа задремал на диване, а мы с моей сестрой Мэри занялись каким-то рукоделием. И тут открылась дверь гостиной, и в комнату ворвались четыре светлошерстных пса. Мне показалось, что в комнате засияло солнце.
Они были прекрасны! Четыре золотистых ретривера носились по комнате, их блестящая шерсть вздымалась и опадала. Я испытала настоящий восторг. И тут я услышала голос моей тети Гвен:
– Простите, я не знала, что здесь Венди!
Дверь захлопнулась, и великолепные золотистые собаки исчезли.
Тетя Гвен занималась разведением золотистых ретриверов. Она держала четырех сук и одного кобеля, а щенков продавала. Тетя несколько раз навещала бабушку, когда я гостила у нее, но никогда не подпускала собак ко мне. Однажды я упросила ее позволить мне погладить собаку. До сих пор помню ощущение мягкой, шелковистой шерсти под моими пальцами. Это было волшебно.
Естественно, я сразу же влюбилась в этих существ. Позже тетя Гвен спросила, не хочу ли я поехать с ней на выставку собак. В мире не было ничего, о чем я мечтала бы больше. Я стала ездить на выставки с тетей и ее мужем, дядей Фредом. Они были единственными людьми, которые относились ко мне как к человеку с нормальной кожей. Мне очень нравилось бывать у них. Дядя Фред был художником-декоратором. Как-то раз он позволил мне вместе с ним покрасить оконную раму. А потом тетя Гвен сказала мне, что я оказалась единственным человеком, кому Фред доверил кисть в своем доме.
Собаки никогда меня не обижали: они были активными, но очень нежными. Когда у них появлялись щенки, мы вместе с сыном Гвен, Майклом, гуляли с ними. Я шла в окружении целой кучи щенков – вот оно, счастье! Ходить мне было больно, но я этого даже не замечала.
Я помогала ухаживать за взрослыми собаками и ездила с ними на выставки. Я всегда обожала возиться с этими очаровательными созданиями – и они меня знали и любили. На выставках мы с тетей Гвен менялись возле наших собак, и у меня была возможность походить и оглядеться. Впрочем, меня это мало заботило – я готова была проводить с ее собаками все свое время. Мы с ними так любили друг друга, что, когда они были на ринге, мне приходилось прятаться, так как, завидев меня, они тут же бросались ко мне, забывая обо всем на свете. А на выставках собакам нужно вести себя подобающе. Но издалека я все же подсматривала, как мои питомцы торжественно ходят по рингу, помахивая хвостами.
Когда мне было пятнадцать, мы с тетей повезли нашу собаку Кэмроуз Гей Дилайт оф Слейдхэм на выставку «Крафтс» в Лондон. Это был чудесный день. Все время, когда Гей была не на ринге, я провела вместе с ней. Без преувеличения, собаки тети Гвен безумно любили выставки. Завидев сумку, с которой тетя обычно ездила на такие мероприятия, они буквально с ума сходили. Думаю, золотистые ретриверы вообще любят демонстрировать себя. Им нравится внимание.
А мне нравилось видеть, как они счастливы. Это было чистое, настоящее счастье – они буквально излучали его.
Я никогда в жизни не видела несчастного золотистого ретривера. Эти собаки обладают уникальным характером – им всегда хочется нравиться. А их цвет… сверкающее золото… Я влюбилась в них с первого взгляда и навсегда.
***
После пансиона я отправилась в обычную среднюю школу. Мне было около четырнадцати. Все другие девочки уже несколько лет учились в этой школе. Я по-прежнему ходила вся в повязках – наверное, я была похожа на мумию. Подружилась я только с одной девочкой, Роуз. Она поняла мое состояние и оберегала меня. На лестнице она всегда шла позади, чтобы никто не толкнул меня и не ударил портфелем. Нам было хорошо вместе. Это была настоящая дружба, и она продолжалась много лет.
А вне школы жизнь моя была прекрасна. Хоть я безумно любила золотистых ретриверов, но это не мешало мне так же страстно любить лошадей. Я мечтала иметь собственную лошадку. В деревне продавали коня. Его звали Валентино. Он был черным, с белым пятном в форме сердца на лбу. Я его просто обожала и каждый день бегала на него посмотреть. Когда мама купила велосипед для Мэри, я решилась попросить ее купить мне Валентино.
– Нет, Венди, – ответила мама. – Лошадей нужно кормить, велосипеды – нет.
«Ну и ладно, – подумала я. – Тогда буду экономить на себе».
Я взяла большую коробку, прорезала в крышке отверстие и приклеила крышку к коробке. Так у меня появилась копилка, куда я складывала деньги на пони. А пока что мне нужно было научиться ездить верхом.
Я пошла в местную школу верховой езды, не сказав никому, что у меня ДБЭ. В конюшнях была очень спокойная лошадка, Робин. Учиться ездить на ней для меня было наиболее безопасно. Я по-прежнему постоянно носила перчатки, и никто не знал, что с моими руками.
Я жила только ради этих занятий. Карманных денег у меня было два шиллинга и шесть пенсов, а уроки стоили вдвое дороже. Я могла заниматься раз в две недели, но этого было недостаточно. Поэтому я стала каждые выходные работать в конюшнях, чистить лошадей и убираться в стойлах, чтобы заработать денег.
Однажды я пришла на урок, и единственной свободной лошадью оказалась сильная, мощная кобыла Блэк Мэджик. Пропустить занятие я не могла – перенести его было невозможно. Если я не сяду на лошадь, значит, придется ждать целую неделю. Мысль об этом была невыносима. Мне не нужны были поблажки, поэтому я решила, что сяду на эту лошадь.