исчадий, этих исконных врагов человеческих, этой нежити… — Бронкур даже задохнулся от избытка чувств. — И первым делом, светлейший Одборг, вам надлежит всенародно умертвить того вампира, которого пригрела ваша Академия магии. Эти академии и без того рассадник ереси, но ситгарская просто превзошла всех. Думаю, с этого момента мы начнём решительное наступление на магов всех мастей — как организованных в гильдии, так и прочих мелких, которые шастают по городам и весям, сея смуту в умах нашей паствы. Ибо магия есть противопоставление человека Богу, а за такое полагается, сами знаете, очищающий костёр.
Церковники разразились приветственными криками и рукоплесканиями. Бронкур выпрямился и поднял руку, призывая к тишине.
— Но мы ещё не услышали достойного Одборга.
Взгляды присутствующих обратились на единственного представителя Ситгара на Конклаве — Одборг не взял на этот Конклав патриарха, не верившего в благочестие вампиров, а потому сейчас чувствовал себя страшно одиноким. И хотя он понимал всю бессмысленность борьбы с этой упёртой компанией, сдаваться он не собирался.
— Мой ответ — нет. Я — верный слуга Единого, и доведись мне начать всё сначала, я поступил бы также. Единый лично дал понять, что вампиры — желанные его дети, как и все люди. Вампиры — не нежить, они отличаются от людей лишь торчащими клыками и глазами, как у кошки. Они хорошо видят в темноте, выносливы, сильны и долго живут. Но расплачиваются за это тем, что дети у них рождаются крайне редко. И все эти басни про то, что укушенный вампиром превращается в кровососа — полная ерунда.
— Хватит! — грохнул кулаком по столешнице Бронкур. — Ты переходишь всякие границы в своём заблуждении. Умолкни!
Сурово сдвинув брови, Бронкур посверлил взглядом ослушника. Сидящие рядом с Одборгом архиепископы Гридеха и Эштигера поднялись и демонстративно пересели. Даже секретарь, записывавший происходящее, и тот отодвинулся в сторону, словно стараясь показать, что он не имеет отношения к архиепископу.
— Я не умолкну, — Одборг поднялся. — Вы не хуже меня знаете, почему Юловар послал помощь вампирскому клану. Хиваши — вот кто наши исконные враги. Они овладели тайнами некромагии, и теперь поднятые ими мертвецы не бросаются на любое живое существо, а послушно исполняют волю хозяев. Вампиры противостоят попыткам хивашских шаманов проникнуть в Запретный предел, но их с каждой атакой становится всё меньше. Ваши государства находятся далеко от хивашских границ, а Ситгар — рядом. И если падёт Ситгар, следующими будете вы. Вспомните Величайшую битву — тогда некромагам противостояла могущественная империя. И сейчас наши государства — осколки этой империи, смогут уничтожить некромагическую заразу только в одном случае — объединившись. Вот где истинная угроза всему живому.
Одборг вгляделся в лица присутствующих и вздохнул. Всё бесполезно: ни архиепископы, ни, тем более, дряхлые умом патриархи не желают его услышать. С таким же успехом он мог бы распинаться перед обитателями коровника. Одборг снял с головы митру[3] и аккуратно поставил её на стол.
— Вспомните мои слова, когда орды поднятых мертвецов затопят города цивилизованного мира. Вечером я возвращаюсь в Ситгар. Если пожелаете вручить через меня королю Юловару указ об интердикте, я буду в таверне «Крест и череп».
Не поклонившись, он вышел с высоко поднятой головой. Когда за Одборгом закрылась дверь, один из эштигерских патриархов нерешительно прошамкал:
— Может, он не так уж и неправ? Зомби опасны. Иной раз они даже к нам в Эштигер забредают.
— Мудрейший, — Бронкур повернулся к старику, — вампиры и зомби — одного поля ягоды. И для нас хорошо, что они уничтожают друг друга.
— А если допустить, что Единый — слава ему вечная, не уничтожил вампиров именно потому, что они противостоят хиваши? — нерешительно предположил архиепископ Гергвальда — небольшого герцогства, находившегося на северной границе цивилизованного мира. — Тогда получается, что мы напрасно объявим интердикт…
— Не впадайте в ересь! — сурово оборвал его архиепископ Бронкурский. — Единый поддержит нас в наших благих устремлениях. Вопрос с интердиктом Ситгара — дело решёное. Но для этого необходимо избрать предстателя.
Вопрос об избрании главы Конклава, в общем-то, тоже был делом решёным. Бронкур не сомневался, что собравшиеся единогласно одобрят его кандидатуру. Взор архиепископа слегка затуманился, когда он представил, как возглавит великую войну святых воинов против немногочисленных, но таких дерзких магов.
* * *
— Вашвелич, мне скучно.
Подобная фраза, прозвучавшая из уст десятилетнего пажа, могла вызвать нескончаемые нотации у главного церемониймейстера дворца господина Ригинда. Но поскольку изрёк её здоровенный, как бельевой шкаф, каршарец, Ригинд только покачал головой и безнадёжно махнул рукой.
— Что опять, Гунвальд? — король, которого ничуть не возмутило столь странное обращение, посмотрел на каршарца.
То, как король называет по имени неотёсанного северного варвара, а тот запросто обращается к государю «вашвелич», приводило в тихое бешенство и капитана дворцовой гвардии. Рибрин, уже пятнадцать лет верой и правдой служивший королю, не осмеливался даже в мыслях обратиться к Его Величеству «на ты», а каршарец, появившийся при дворце пару месяцев назад, разговаривает с королём, как с давним приятелем.
Хотя, признавался себе Рибрин, каршарец имел на то некоторое право. Во-первых, как всем известно, северные варвары и подгорные гномы обращаются ко всем «на ты» — хоть к бродяге, хоть к королю. А во-вторых, Гунвальд отчаянно сражался с заговорщиками и едва не погиб. И в-третьих, ко всему прочему, Гунвальд фехтовал лучше всех, кого Рибрин знал, а отличных фехтовальщиков капитан знал немало. Поэтому Рибрин, искренне преданный короне, хоть и скрежетал зубами при виде такой непочтительности, но за жизнь короля в присутствии каршарца был спокоен.
Гунвальд расправил плечищи, звякнув при этом заговорёнными бронзовыми нашлёпками на кожаной куртке.
— Дык это… чего мне делать-то? Я уже с утра без дела топчусь в приёмной. Эдак у меня ноги по колени в живот войдут. Можно, я пойду во двор?
Церемониймейстер вновь неодобрительно покачал головой, а капитан Рибрин только руками развёл — он уже отчаялся приучить каршарца к строгой дисциплине.
— И что ты там собираешься делать? — с любопытством спросил король.
— Ну, может, найду какого-нибудь придворного хлыща, который оскорбит меня, — с надеждой произнёс Гунвальд.
Юловар не выдержал и рассмеялся. Капитан Рибрин тоже не удержался от усмешки — как же, найдёт он. Уже через неделю пребывания Гунвальда в королевском дворце, от него, как от чумы, шарахались все — начиная от поваров и заканчивая завзятыми придворными забияками. Потому что у всех был свеж в памяти случай, когда граф Тэльмо решил высмеять неуклюжие манеры каршарца, за что немедленно поплатился дыркой в груди и сломанной челюстью. А ведь граф Тэльмо был одним из самых успешных дуэлянтов.
— Ну, хорошо, раз ты так хочешь подраться, я сам выйду с тобой в паре, — сказал, поднимаясь, Юловар. — Рибрин, приготовьте тренировочные доспехи и оружие.
— Да ну, что с тобой возиться, — непочтительно махнул рукой Гунвальд. — Бить короля по-настоящему нельзя. Эх, сюда бы парочку вампиров — вот кто умеет махать мечами.
Капитан Рибрин опять поморщился. Да уж, вампиры, действительно, мастерски фехтовали, в чём он и его гвардейцы убеждались во время каждого тренировочного поединка. Но после покушения на короля вампиров при дворе не осталось — Орхам, их мастер, предательски убит, те, кто продался покойному Фрадбургу, сбежали, а единственная оставшаяся в живых вампирша уехала к восточным границам Ситгара в роли личной посланницы короля.
— Экий ты привередливый, — хмыкнул Юловар. — Хорошо, я разрешаю тебе сражаться со мной в полную силу. А то, чувствую, начинаю потихоньку ржаветь от всех этих государственных дел.
— О, это другое дело! — оживился Гунвальд. — Только ты это… врачевателей сразу с собой возьми. Ну, чтоб потом долго их не ждать.
Такая забота со стороны варвара вызвала новую улыбку короля. Однако к вящему огорчению Гунвальда поединку не было суждено состояться. В дверях появился камердинер и хорошо поставленным голосом доложил:
— Ваше Величество, гроссмейстер Адельядо и прокуратор Венген испрашивают вашего соизволения на аудиенцию.
Король вздохнул и уселся обратно в кресло с высокой спинкой.
— Соизволяю, чего уж… — и посмотрел на командира дворцовой гвардии. — Рибрин, выдели людей для тренировочного поединка с господином Гунвальдом. Гунвальд, тренировочного поединка, ты понял? Нечего калечить моих гвардейцев.
Каршарец поморщился и согласился.
— Ладно. Рибрин, давай сразу пятерых. Хоть разомнусь немного.
Капитан не осмелился нарушить прямой приказ короля, велел Гунвальду следовать за ним, по пути решая вопрос, где раздобыть ещё каршарцев,
