поджала губы и спрятала руки.
— Двадцать человек! Это моей кухарке сказала племянница дворника, который метёт двор у дворца. Можно сказать, что я получила эти сведения из первых уст. А что, вы, барышни, выбираете ткани? Несомненно, в свите императрицы половина окажется знатными молодыми людьми, и уж ваш батюшка постарается свести вас с ними. Не сомневаюсь, что уже весной кто-то из вас и свадебку сыграет.
Елена густо покраснела, а старшая Мария гордо подняла подбородок, преисполненная уверенности, что именно она первой выйдет замуж. Дунина продолжала что-то болтать, а губернаторские дочки поспешно вышли на улицу. Шурочка, расстроенная словами соседки, которая прочила счастливую замужнюю жизнь другим, стала рассеянно глядеть в окно, и вдруг увидела, как пара гнедых лошадей остановилась у дома напротив. Из экипажа вышли двое мужчин, и она, прищурившись, в одном из них узнала своего спасителя. “Шурочка, только ничего не удумай! Пусть себе…”, — но девушка не послушалась саму себя и выскочила на улицу. Она сделала вид, что задумчиво рассматривает витрину теперь с той стороны, не обращая внимания на мужчин. Ей показалось, что он заметил её. Но девушка и с полминуты не пробыла одна, потому что рядом с ней оказалась Дунина, не выдержав того, что осталась в гордом одиночестве.
— Ах, надо посоветовать вашей бабушке отпустить вас на бал! Вот помню, мы с ней в своё время на губернаторском балу танцевали до упаду! А у вас такой возраст…
Шурочка не слушала её, наблюдая за человеком напротив. “Интересно, он будет на балу? Конечно, если он — такая важная персона…” Он также косился на Шурочку, но подходить опасался. Наконец, он с другим мужчиной вошёл в дом, и Шурочка поникла головою. “Какая же я невезучая!” — подумала девушка.
Тут из магазина вышла счастливая Стешка и взяла свою барышню под руку.
— Ах, какие там чулочки! Ах, какие там перчатки! — восхищалась она ассортиментом лавки.
Но её барышне было не до новинок трикотажной фабрики, она даже не захотела идти ко дворцу, сославшись на мигрень, и Стешка, пожав плечами, отправилась туда одна.
Придя домой, Шурочка повалилась на кровать и долго так лежала, раскинув руки. Из головы всё ещё не уходил образ того загадочного человека. Девушка больше не могла ни читать, ни печь печенье, она и есть-то не хотела, но бабушка, проснувшись, спустилась к ужину, позвала внучку к себе, и Шурочке пришлось подчиниться и даже съесть грибную запеканку.
С каждым прожитым днём до приезда императрицы у Шурочки оставалось всё меньше надежды встретиться со своим незнакомцем. Куда бы она ни шла, везде хотела бы его встретить, и тщетно вглядываясь в лица прохожих, так его и не увидела.
Когда настал знаменательный день, то весь городок ожил, люди надели свои самые лучшие наряды и высыпали на улицы. Огромная чёрная карета с золотыми вензелями и императорским гербом выехала на улицы города. Впереди неё степенно двигались десять вооружённых всадников, позади — пять, и ещё несколько — по бокам. Такой кортеж невозможно было не заметить, и те люди, кто ещё не успел собраться или был занят делами, выглядывали из окон или стояли в дверных проёмах.
— Слава Императрице! Слава! Слава! Слава! — доносилось со всех сторон. Мужчины снимали шляпы, приветствуя карету, а женщины махали ей в след кружевными платочками.
Стешка ещё рано утром унеслась в город, она собиралась с подругами проследить весь путь кареты — от въезда в город до самого дворца, а Шурочка осталась дома. Но когда на улице стали слышны возгласы, то ей стало любопытно, и она прильнула к окну. Из-за веток и забора что-либо разглядеть было затруднительно, поэтому она тепло оделась, чтобы выйти хотя бы на крыльцо. Там она столкнулась с бабушкой, которая также с любопытством вытягивала шею, кутаясь в шаль. Они, не сговариваясь, вышли за калитку и встали у забора, надеясь, что карета проедет по их дороге, ведь она вела прямо ко дворцу и была одной из самых длинных в городе. Мимо них сначала протяжённой цепью пронеслась конница с нарядными всадниками. Каждый был одет в зелёный мундир, на головах красовались высокие киверы1 с перьями, а на одном плече висела, красиво спускаясь, меховая накидка. Зрелище было восхитительным!
— Вот как бы порадовался её приезду Степан Василич! Это ли не стало бы наградой для его добродетели? — вопрошала Авдотья Семёновна, но Шурочка не слушала её, ибо всё ближе раздавались восторженные отзывы горожан, а значит, приближалась карета.
И когда она появилась, женщины невольно воскликнули с придыханием. Резные позолоченные украшения сверкали на солнце, на крыше красовалась корона, вылитая из чистого золота. Передние колёса были почти в два раза меньше задних, что позволило уменьшить тряску, и экипаж катил плавно, не скрипя и не качаясь из стороны в сторону. Несомненно, мужчины смогли оценить по достоинству её манёвренность, а женщины — орнаменты. Наверняка, и салон в ней был обит бархатом или плюшем! На каждой стороне кареты было три окна, но так как они плотно закрывались красными шторками, то разглядеть царственную особу не представлялось возможным. Шурочка разочарованно вздохнула — она не смогла узнать, так ли хороша Императрица, как её изображают на портретах лучшие живописцы.
Вот уже царственный экипаж проехал мимо них, и Шурочка поникла головою. Бабушка нерешительно посмотрела на неё, а потом сказала:
— Ну, что же…Такое зрелище, может быть, нам больше и не представиться. Так что ступай за ней, Шурочка. Авось тебе посчастливиться увидеть, как Императрица выходит из кареты.
Девушка, забыв поблагодарить родственницу за оказанную милость, припустила бегом за каретой, придерживая шляпку, и еле успела догнать следующую за ней толпу. И тут ей предстояло тяжёлое испытание — борьба за лучшее место и манёвры среди толкущихся и кричащих людей. Приличные мужчины в широкополых шляпах наступали друг другу на ноги, и даже не подумав извиниться, двигались вперёд; женщины, благочестивые матроны, которых Шурочка хорошо знала, громко ругались, больно толкались локтями, и даже могли какую-то незадачливую дамочку схватить за шляпку, чтобы занять её место, если оно отвечало их стремлениям. Молодые девицы сбивались в группировки по три-четыре, чтобы противостоять этим гарпиям в кружевных чепцах, и такое слышали о себе, что диву можно было даваться! Шурочке казалось, что она попала в какой-то другой город, потому что все знакомые ей люди враз стали чужаками и могли сделать любую гадость, если это было в их интересах.
Шурочке тоже пришлось бороться за лучшее место, откуда ей было бы легче рассмотреть карету, но лавировать в толпе
