Под сим божеством чтили славяне дар природы телесной крепости; это был лицеобразованный греческий Марс или Арей. Изображение его было в виде мужа, держащего в правой руке дротик, в левой же серебряный шар, как бы через то давая знать, что крепость обладает всем миром. Под ногами его лежала львиная и человеческая головы, поелику и та и другая служат эмблемою телесной крепости.
Дажбог
— Сие божество было так же благородное, податель всяких благ земных, богатства, счастья и благополучия. Жертвовали ему только усердными молитвами и испрошением у него милости; ибо благотворение не требует ничего кроме прошения и признательности. Г. Херасков прилично именует его во «Владимириаде» — «Дажбог плодовитый», когда верили, что от него получают всякие блага, как от неиссякаемого источника. Божницу он имел в Киеве. Он служил эмблемою благополучия, которое обоготворяли древние римляне.
Живот
— Сие божество было в почтении у полянских славян, имя его означает жизнедателя или сохранителя жизни. Это был другой Вишну славянский. А как и самое название греческого Зевса или Юпитера производят от греческого слова жизни, то не почерпнули оба народа первоначальные понятия о сих существах из одного начала? И не преобразили ли греки своего в существо грозное, когда поляне имя и соединенное с ним понятие живохранителя и животодавца сберегли? Сие божество было у полян из первостатейных, и имело свои храмы. Впрочем понятие о существе животохранящем кажется мне точнее и чище нежели понятие о боге-лекаре, Аполлон ли то был, или сын его Ескулапий. О сем божестве упоминается только в польских древностях; почему его и называю собственным божеством полянских славян.
Лед
— Ему славяне молились о успехах на сражениях, и он почитался начальствующим над воинскими действиями и кровопролитием. Сие свирепое божество представлялось во образе страшного воина, вооруженного в славянскую броню, или всеоружие. При бедре меч; копье и щит в руке. Сие божество имело свои храмы; война доставляла ему жертвы. Идучи против неприятелей своих славяне молились ему, прося о помощи, и делая обещания по побеждении неприятелей принести ему обильные жертвы. Вероятно, что сие божество больше нежели другие первостепенные получало кровавых жертв; и в смысле более почтенном, храбрости, бессмертия и мужества. Впрочем, древних славян нельзя упрекать человеческими жертвами, между тем, как мы видим древних греков таковые жертвы приносившими, и, что еще ужаснее, жертвовавшими своими единородцами, детьми. Обагряемый человеческою кровию у германцев Ирмензулов храм, сирийский Молох, норманские камни, доказывают, что в первобытной грубости, или по впадении в оную, почти всеми народами обладало кровавое суесвятство. Сверх сего славяне (не говоря о всех поколениях, но разумея привыкших к брани и кровопролитию) приносили в жертву своим богам только врагов.
Из древних летописцев видно, что за отдалением от храмов Леда, чтили его в мече или сабле, вынутой из ножен и воткнутой в Землю, поклоняясь ему и моля о помощи.
Здесь кажется кстати упомянуть о славянских до Рурика бывших богатырях. Древнейший есть князь Славен. Сие имя кажется нарицательное, значащее славянский князь, либо собственное, но данное ему от приобретенной им славы; ибо славяне до него носили свое имя. Дети его, славный Волхв, воевавший с народами, обитавшими по берегам реки Волхова, прежде именовавшейся Мутною рекою, и братья его Волховец и Рудоток. Знаменитый Буривой, воевавший с варягами (морскими разбойниками, может быть норманскими, а не русскими), мудрый Гостомысл, его сын, богатырь и законодатель.
Но каковы славянские и славяно-русские были богатыри, то видно из следующего сказочного богатырского повествования.
Начинается сказкаОт Сивка от БуркаОт веща коуркаНа честь и на славуОтецкому сыну,Удалому витязю,Храброму рыцарю,Доброму молодцу,Русскому князю,что всякие силыСечет, побивает;Могучих и сильныхС коней вышибает;А бабу ЯгуНа полати бросает;И смерда КащеяНа привязи держит;А змея ГорынычаТопчет ногами;И красную девкуЗа тридевять мореВ тридесятой ЗемлеИз-под грозных очейИз-под крепких замковНа белу Русь увозит.А выдет ли молодецВ чистое поле?Он свиснет, он гаркнетСвистом богатырским,Криком молодецким:«Ты, гой еси конь, мой!Ты, сивка, ты, бурка,Ты веща коурка!Ты стань передо мною,Как лист перед травою».На свист богатырской,На крик молодецкой,Откуда ни возметсяКонь сиво-бурой.И сиво-коурой.Где конь побежит,Там Земля задрожит:А где конь полетит,Там весь лес зашумит.На полете конь из ртаПламенем пышет;Из черных ноздрейСветлые искры бросает;И дым из ушейКак трубами пускает.Не в день и не в час,Во едину минутуПеред витязем станет.Удалой наш молодецСивку погладит.На спинку положитСедельце черкасско,Попонку бухарску,На шейку уздечкуИз бедова шелкуИз шелку персидскова.Пряжки в уздечкеИз Краснова золотаИз аравитскова,В пряжках спенечкиИз синя булата.Булата заморскова.Шолк не порвется;Булат не погнется;И красное золотоРжаветь не будет.У доброва молодцаЩит на груди,На правой руке перстень;Под мышкою палицаСеребряная;А под левою мечСо жемчужиною.Богатырская шапка;На шапке сокол.За плечами колчанС калеными стрелами.В бою молодецИ битец и стрелец:Не боится меча,Ни стрелы, ни копья.Он садится на буркуУдалым полетом;Он ударит коняПо крутым по бедрамКак по твердым горам.Подымается коньВыше темнова лесуК густым облакам.Он и холмы и горыМеж ног пропускает;Поля и дубравыХвостом устилает;Бежит и летитПо землям, по морям,По далеким краям.А каков добрый конь;То таков молодец:Не видать, не слыхать,Ни пером описать,Только в сказке сказать.
Вот изображение русского богатыря! Вот пример древнего русского эпического стихотворства!
Коляда
— Под сим богом разумели наши предки мир и сопутствующее с оным блаженство, а посему праздники в честь сему божеству отправлялись играми и весельем. Оные начинали в конце месяца студеня, или 24 декабря. Зимою может быть для того были установлены ему праздники, что славяне никогда в сие годовое время не воевали, но наслаждались покоем по военных трудах. Сему присноюному, веселому, всеблагому и повсюду развевающему обилие божеству жертвовали пением, пляской, играми и разными забавами. Праздники же ему посвященные препровождали в пирах и веселостях. Нынешние загадывания девушек о святках, кажется и тогда существовали; ибо когда лучше думать о любви и замужестве, как не во время отдыха, покоя, наслаждаясь обилием богатой осени? Впрочем, сему божеству молилися, прося у него мира, тишины и изобилия в земных плодах и скоте. Равно по учинении с неприятелем мира, ему приносилось благодарение, и праздновали его праздники пирами и весельем. Празднования нарочные начинались в честь ему с вечера на 25 студеня. Остаток оных еще и поныне между нами уцелел. В сей вечер собираются девушки (инде же молодые ребята), и приходя под окно к каждой избе поют следующую песню, которая, судя по слогу, кажется быть очень древняя. Вот она:
Виноградье красно почему спознать?Почему дом Устина Малафеевича?У его вот у двора все шелкова трава,У его то у двора все серебряной тын;Ворота у него дубовыя;Подворотенки рыбья зубья.На дворе у него да три терема:В первом тереме да светел месяц;Во втором терему красно солнышко;В третьем терему часты звезды.Что светел месяц, то Устинов дом;Что красно солнце, то Улита его;Что часты звезды, малы детушки.Да дай боже Устину МалафеевичуС борзых коней сыновей женить;Да дай боже Улите ХавроньевнеС высока терема дочерей выдавать.Подари, государь, колядовщиков;Наша коляда ни рубль, ни полтина,Наша коляда всего пол-алтына.
По пропетии сих песен, колядовщицы получают несколько денег, или больше из пшеничного теста напеченные безделушки; а молодым ребятам колядовщикам в иных местах выносят по ведру или больше пива, которое они сливают в возимую с собою бочку.
