югу от города на древнем Городище остановился прибывший править Ярослав. И только на второй день после прибытия двинулся он в Новгород, сопровождаемый настороженными послами новгородскими. Странным казалось княжичу и то, что не отцу-правителю присягали люди новгородские, а он сам принес в громадном Софийском соборе присягу Новгороду, обещал править и судить по новгородской старине.
А заключил отец свои обещания крестным целованием. Вся знать новгородская, бояре, перепоясанные золотыми поясами, житьи люди и купцы в длинных дорогих кафтанах, ремесленники в кафтанах коротких, а то и в сермягах внимательно наблюдали за князем — как говорит, как крест целует?..
Пока шла долгая церемония, Александр дивился храму. Более всего поразило его огромное изображение Спаса Вседержителя в куполе церкви, прямо над головами всех, кто стоял под святыми сводами. О поднятой сжатой руке Спаса ходила легенда. Говорили, что сначала написали его иконописцы с раскрытой рукой, благословляющей верующих с небес. Написали и пошли к ночи спать. Утром пришли — сжата рука у Спаса! Владыка новгородский Лука, решив, что писари ошиблись, повелел исправить — написать образ с раскрытой рукой. Сделали богомазы все, как велено было. На следующий день приходят — сжата рука у Вседержителя! Еще раз попробовали переделать — тот же результат! А на четвертый день, когда изумленные иконописцы вновь попытались исправить руку, раздался им глас: «Не пишите меня с благословляющей рукой, напишите меня со сжатою рукою — в этой руке я Великий Новгород держу! А когда сия рука моя раскроется, тогда будет граду сему скончание!»
Такую вот дивную историю поведали малому княжичу.
После крестного целования владыка новгородский благословил Ярослава на княжение. Теперь князь утвержден к власти своей, «поставлен» судить и править.
Править в Новгороде в те времена было делом многотрудным. Вот и Ярослав, едва утвердившись, тут же собрался в поход — на литовских князей, пограбивших Новоторжскую и Торопецкую волости. А едва решив военные дела на юге, устремился на север — помогать союзным финским племенам в борьбе с наседавшими на них шведскими феодалами. А потом запросил княжеской помощи дальний Олонец — и туда тянулась шведская рука. Князь, снарядив экспедицию из судов-насад, ушел по Волхову в неспокойное Ладожское озеро…
Завершив несколько неотложных ратных дел, Ярослав обратил княжеский свой взор на старинного новгородского соседа — горделивый Псков. Этому были свои причины. В то время явственно нарастала для Новгорода опасность немецкого вторжения. А Псков, расположенный бок о бок с прибалтийскими владениями немецких рыцарей, вел политику неустойчивую и боязливую, пытался заигрывать с рыцарством. Словно не знали псковские бояре, что дело это безнадежное, — рыцари не играют в политику, не жалеют слабого и уважают только силу. А коль нет силы, им противостоящей, исход всегда один — покорение не устоявшего перед натиском.
Сначала Ярослав имел вполне мирные союзные намерения, поскольку издревле дружили два русских города — Новгород и Псков, некогда даже одну землю составляли их владения. Заготовив подношения псковскому именитому боярству, князь отправился во Псков, намереваясь повлиять на бояр, укрепить их в союзе с Новгородом против внешних противников.
И тут стерегла его неожиданная неудача! Слух о поездке опередил Ярослава и прилетел в Псков искаженным и злобным. «Не с добром едет князь новгородский! — горланили на псковских улицах — то ли по своей глупости, то ли подкупленные кем смутьяны. — Везет князь в сундуках оковы тяжкие и прочные — всех псковичей заковать желает!»
Подъехав к Пскову, Ярослав обнаружил, что все городские ворота заперты, а над городом висит сторожкая тишина, — он словно к осаде изготовился.
Оскорбленный князь повернул коней. На вече, собравшемся в Новгороде сразу после его бесславного возвращения, он еще раз громогласно изложил свои прежние намерения: «Ничего не замышлял я против псковичей злого! А вез им в коробьях дары — ткани дорогие и плоды многие! А они меня обесчестили!»
Честь для князя русского — выше жизни самой! Для горячего Ярослава это правило было непреложным. По гневному приказу княжескому полетели гонцы в родной Владимир. И скоро — не успели оглянуться медлительные новгородцы! — зацвели на Городище разноцветные шатры переяславских полков, призванных для отмщения за княжеские обиды и бесчестья.
Боярский совет, обеспокоенный перспективой кровавой борьбы с соседним городом, спросил у князя, для чего собрано столь большое войско. Ответ был краток: «Хочу на немецкую Ригу идти!»
Хитрость княжеская и неукротимая энергия его смутили боярство. Ведь замышляемый правителем поход — то ли против Риги, то ли против Пскова — мог сильно повредить боярству и купечеству, нарушив торговлю с балтийскими городами. Стали бояре искать, как князю «путь указать», избавиться от вспыльчивого и решительного Ярослава.
А тут еще Псков, прознав о приготовлениях, совсем отступился от Новгорода. Заключил союз с Орденом, обещав не вставать на новгородскую сторону, коль затеют немцы войну. Мало того, пустил в город большой немецкий отряд, а сорок знатных псковичей в заложники отправил — в знак неколебимости новых намерений своих и верности новому договору с рыцарями.
Совершив сие неславное дело, отправили псковичи грамоту в Новгород. «В поход с вами не идем, — сообщали они вчерашним союзникам, — и братьи своей не выдаем! А с рижанами мир взяли… А если вы нас замыслили, то мы против вас со святой богородицей!..»
Псковская грамота была по обычаю зачитана на вече. Боярство новгородское, размыслив, заявило Ярославу: «Без псковичей не пойдем на Ригу! А тобе, княже, кланяемся».
Тщетно пытался Ярослав переубедить боярский совет. «Много понуждал», — сообщает летописец; но «золотые пояса» твердили свое: не пойдем на немцев без Пскова. Широко задуманный поход, едва ли не первая серьезная попытка противостоять нараставшему немецкому давлению на русский северо-запад, неудачно закончился, даже не начавшись толком.
Переяславские полки поднялись и от новгородских стен ушли восвояси. На княжеском дворе тоже готовились к отъезду, грузили обоз. Разгневанный Ярослав оставлял Новгород. Правда, уезжала не вся княжеская семья. Сохраняя политические мосты несожженными, Ярослав оставил в Новгороде сыновей — Федора и Александра.
Так молодые княжичи впервые остались одни, без родительского надзора и защиты. На них возложены были некоторые княжеские обязанности. Например, от их имени скреплялись княжеской печатью грамоты, составленные совместно с посадником.
Но оставались собратья в Новгороде недолго.
События развивались в неблагоприятную для князя сторону. Лето и осень 1228 года выдались небывало дождливыми и холодными — «с середины августа наиде большой дождь, и лил день и ночь». На корню сгнили и хлеб, и травы, и «всякий овощ» на полях и огородах. «Ни сена добыть, ни нив возделать!» — горестно отметил летописец. Как это
