Со своего места Блэз не мог видеть публики, но с интересом наблюдал за Доминик. Она вела торги, ничем не выдавая своего волнения, хотя цена быстро росла. Когда она перевалила за полмиллиона долларов, в рядах послышался шепот, восклицания и даже аплодисменты. Голос Доминик звучал спокойно, только ее глаза зорко следили за каждым предложением, которые в основном поступали из первого ряда и мест возле прохода, где сидели крупные покупщики. Блэз вспомнил о двух смертельных врагах, Колчеве и Добренине, которые боролись за титул обладателя лучшей в мире коллекции.
— Шестьсот тысяч долларов здесь… против вас, мистер Добренин… Шестьсот пятьдесят тысяч долларов… — Доминик сделала паузу и, поняв, что Колчев дальше не пойдет, ударила молотком, словно вынося приговор. — Итак, лот номер один приобретает мистер Добренин за шестьсот пятьдесят тысяч долларов.
Зал взорвался аплодисментами.
Блэз с удивлением заметил, что сердце у него громко колотится. «Ну и ну! — подумал он. — Почти три четверти миллиона за фарфоровую скорлупку!»
Доминик дождалась, пока шум в зале стихнет, и свет снова погас. Когда он зажегся, на возвышении стояли шесть белых с синим пиал. Они были такой поющей, совершенной формы, что их хотелось взять в руки и погладить.
— Шесть белых с синей росписью пиал династии Мин, — объявила Доминик. — На всех пиалах имеется но четыре иероглифа с именем императора Сюань Ди и датой изготовления, высота каждой пиалы десять с половиной сантиметров, у каждой имеется свой футляр. Все знают, что покойный Уилард Декстер очень ревностно относился к качеству предметов. Все вещи из его коллекции в превосходном состоянии. Начальная цена шестьсот тысяч долларов… семьсот тысяч, благодарю, мистер Добренин…
«Господи, она была права — как всегда! — думал Блэз, глядя на возбужденный зал. — Они готовы глотки друг другу перегрызть и вместо крови истечь миллионами…»
— ..Один миллион долларов… один миллион долларов в первом ряду… миллион с четвертью. Миллион с четвертью — цена покупателя из-за границы… — Одна из девушек за телефоном поднялась и передала записку Доминик. — Полтора миллиона… и три четверти… Два миллиона долларов…
Зал затаил дыхание. «Бог мой, два миллиона долларов! — подумал Блэз. — Невероятно! Она сказала, что, по скромным подсчетам, должна получить пять миллионов долларов, но скорее всего — десять». В который раз Доминик оказалась права! Она вытянет из них все денежки. Она их просто стравливает, играя на их вражде.
— Итак, за два миллиона пятьсот тысяч долларов, — молоток опустился опять, — мистеру Колчеву!
Публику охватило крайнее возбуждение. На этом аукционе деньги не играли главной роли: исход торгов решали два соперника, готовые на все, лишь бы досадить друг другу. Почувствовав, что напряжение слишком велико, Доминик объявила перерыв. Зажегся яркий свет, в проходе появились официанты с шампанским.
— С ума сойти! Больше трех миллионов долларов!
А мы только переходим к лоту номер три!
— Мои нервы не выдержат…
— Здесь все по высшему классу, включая шампанское.
— При том, сколько она получит комиссионных, она вполне может это себе позволить!
Доминик всегда добивается своего, размышлял Блэз.
Она упорно шла к успеху, долго уговаривала Чарльза Деспарда открыть в Нью-Йорке новый дорогой филиал.
Чарльз же любил Лондон, где у него были постоянные солидные клиенты, которые годами обращались к нему, как иные — к семейному адвокату. Он с недоверием относился к роскошным; голливудского типа аукционным домам, которые прельщали Доминик. Он не был аукционистом, который захотел стать джентльменом, он был джентльменом, который стал превосходным аукционистом. Когда речь заходила о восточном фарфоре, сразу же всплывало его имя. Он обладал верным глазом, обширными знаниями, безупречным вкусом и бесконечной любовью к своему делу. Этим он отличался от своей падчерицы. Чарльз занимался антиквариатом, потому что любил свою работу, а Доминик — потому что любила деньги.
Это Доминик привела в «Деспардс» титулованных поставщиков информации. Она настояла на том, чтобы «Деспардс» не закрывался в выходные дни, учредила отдел предварительной записи и десятки других новшеств, приносивших прибыль. Она предложила даже воспользоваться услугами рекламного агентства, но в этом вопросе Чарльз уперся, и переубедить его было невозможно. «Деспардс» сам себе реклама, таково было его убеждение. Не закрыл он и «Деспардс» в Даунтауне, где-то на Кенсингтон-сайд-стрит, где, к огромному неудовольствию Доминик, продавались только недорогие вещи.
Доминик начала выступать с рекламой «Деспардс» по телевидению — Чарльзу же была ненавистна сама мысль об этом, — потому что она хотела увеличить объем продаж на мировом рынке. В настоящее время «Деспардс» только на четыре процента уступал «Кристи», но сильно отставал от «Сотбис». В прошлом году его годовой оборот составил триста миллионов, на двадцать пять миллионов больше, чем в предыдущем году. В этом году Доминик рассчитывала увеличить оборот на семнадцать процентов, и, если этот аукцион пройдет успешно, она достигнет цели.
Доминик блестяще подготовилась к аукциону. В зале сидело множество людей, которых Блэз знал либо лично, либо через свою бабку — а она знала всех. И то, что они пришли сюда лично, а не прислали своих агентов, свидетельствовало об авторитете Доминик. Каталог, который она вопреки установленной традиции сделала платным, давным-давно разошелся — еще одно доказательство, что это Аукцион Года. Сверхбогачи собрались здесь, чтобы навесить ярлык с ценой на то, что цены не имеет, а те, у кого не водилось таких денег, заплатили за то, чтобы на них поглазеть. Неудивительно, что они охали и ахали.
Сегодня здесь было больше знаменитостей, чем на любой презентации. По слухам, одна известная красавица заложила два жемчужных ожерелья, чтобы потом хвастать тем, что приобрела вещь из коллекции Уиларда Декстера.
Когда зажегся свет, из уст возбужденной публики вырвался то ли вздох, то ли стон. Из темноты выплыла чаша редкой красоты и необычной формы.
Доминик всех их держит в руках, подумал Блэз. То, что после двух лотов ей удалось заставить избалованную, все повидавшую, самоуверенную публику смиренно приносить свои дары на ее алтарь, говорило о том, что место на самом верху, к которому она стремится, по праву может принадлежать ей.
— Лот номер три, леди и джентльмены. Сосуд для вина. Самое начало династии Мин. Украшен летящими драконами и фигурками бессмертных богов. Обратите внимание на то, что кобальт здесь положен очень густо, так что образовались наплывы. На донышке имеется знак императора Чжэн Хуа, — при этих словах два ассистента бережно приподняли чашу, чтобы показать китайские иероглифы, — а также его личная монограмма. Сосуд не имеет изъянов: ни сколов, ни царапин.
