Переступив с ноги на ногу, Влас сказал:
– Мы этого не знаем.
Мира отмахнулась от него.
– А что еще? Мутанты схватили его и пытали. Ты же видишь, он весь в ссадинах и синяках, пальцы опухли. Наверное, они к тому же напоили его каким-то из своих снадобий. У шаманов много всяких отваров, говорят, есть и такие, которые развязывают язык, и человек не может скрыть правду. Может, хотели выяснить, что он нашел под Крымом? Или где оно точно находится. – Женщина снова повернулась ко мне. – Но ты сбежал от кочевников, мы нашли тебя, и теперь отряд на манисах преследует нас.
Манисы? Я уже собрался задать вопрос, но тут в голове всплыл образ: приземистый ящер с толстым хвостом и длинной шеей. Плоская башка, клыки, змеиные глазки. Эти твари обитают на горе Крым и у ее подножия в Донной пустыне.
Мира с Власом выжидающе смотрели на меня. Я встал, придерживаясь за стену, сделал пару шагов. Голова больше не кружилась, ноги не дрожали, но слабость еще не прошла. Ломило поясницу, ныли плечи и спина, саднило в затылке. Осторожно коснувшись его, я ощутил что-то липкое, поднес пальцы к глазам – темная мазь, похожая на грязь, пахнущая торфом.
– Чак дал из своей аптечки, – пояснила Мира. – Сказал, хорошо заживляет.
– Где зеркало? – спросил я. – Есть на этом корыте зеркало? Если увижу свое лицо, может, что-то вспомню.
Мира тоже встала, и Влас ногой отодвинул с ее пути табурет, когда она шагнула к двери. Снизу опять донеслись хлопки выстрелов.
– Вряд ли, – сказала сестра. – Зеркала слишком дорогие. Ну разве что медное или осколок, который карлик нашел где-нибудь в развалинах.
– Этот карлик не ваш… то есть не наш человек. Вы доверяете ему?
Влас проворчал что-то, а Мира, уже взявшись за ручку, обернулась ко мне и воскликнула с непонятной горячностью:
– Нет! Он помогает только за деньги, за ним надо постоянно следить. Не верь ни одному его слову. Он доставщик, торгаш, соврет в чем угодно, если увидит выгоду. Он может сдать тебя кочевникам или гетманам…
Выстрелы внизу зазвучали чаще, и за стенкой открыли огонь солдаты. Термоплан сильно качнулся, пол ушел из-под ног. Влас схватил Миру за плечи, она вцепилась в дверь, я же боком свалился на койку, глухо скрипнувшую подо мной. Со стуком упала табуретка. Когда пол выровнялся, я сел, потирая ноющий бок.
Мира оттолкнула Власа, снова взялась за ручку, но не успела открыть дверь: та распахнулась, и на пороге, уперев руки в бока, возник Чак.
– Ну?! – завопил он. – Чё торчите тут?! Кочевые внизу, баллон мне дырявят! Валите с моего термоплана!
Сузив глаза, Мира шагнула к нему.
– Я заплатила тебе, – холодно сказала она. – И ты доставишь нас, куда тебе сказано.
За спиной карлика стоящие возле окон «Каботажника» люди из отряда Миры стреляли наружу. На моих глазах молодой светлоусый парень в брезентовом комбезе и широкой полотняной рубахе, отпрянув, зацепился за лавку и упал со стрелой в плече.
– Две монеты! – фыркнул Чак. – И что я сделать за это должон? Слетать туда-назад по-тихому в обход ущелья с Редутом, про мутантов этих ваших речи не шло! А теперь я «Каботажника» могу лишиться… Уже лишаюсь!!! – истошно взвизгнул он, когда после очередной серии далеких хлопков над головой раздалось шипение, и дирижабль начал медленно заваливаться носом вниз. Я сообразил, что шипение это звучало и раньше, но было тише, незаметнее. Значит, последние выстрелы пробили в оболочке газовой емкости новые дыры.
– Наружу валите, а я улетаю! В могилу с вами я не собираюсь, большаки! – Карлик метнулся обратно.
Схватившись за карабин, Мира поспешила за ним. Влас покосился на меня и бросился следом.
«В могилу» – эти слова Чака означали нечто важное, что-то было связано с ними… обязательно надо вспомнить! Вот и Мира сказала тогда про какую-то могилу… Да странно так сказала, неожиданно, как будто ждала от меня какой-то реакции.
В затылке опять заломило – словно молотком по нему стучат! Прижав ладони к вискам, пошатываясь, я вышел из кормового отсека.
Омеговцы быстро перезаряжали карабины и стреляли, выставив стволы в решетчатые окошки. Светлоусый молодой парень, скинув с плеча лямку комбеза, пытался вытащить стрелу из-под ключицы. Пол качался, термоплан то зарывался носом, то выравнивался. Я шагнул к усатому. Он держался за стрелу и все никак не решался выдернуть ее. Поставив ногу на край лавки, я отпихнул его руки, ухватился за древко и рывком вытащил наконечник.
Усатый, тихо охнув, рукавом смахнул выступившие на глаза слезы. Я взял его за шиворот, наклонился ниже и спросил, глядя в глаза:
– Кто я такой?
Стоящие рядом солдаты, услышав мои слова, удивленно посмотрели на нас, от дверей кабины оглянулся Влас.
– Управитель, – сказал парень. – Хозяин Херсон-Града.
Я всмотрелся в него. Искренность и удивление на лице были неподдельными. И еще что-то было в глазах парня, только непонятно, что именно.
– Ладно, – проворчал я. – Твое имя?
– Авдей, – говорил он не слишком приветливо.
– Ты не похож на солдата, Авдей. И одет иначе.
Он покосился на Власа.
– Я следопыт из Большого дома.
– Рана у тебя неглубокая, но рваная, кровь долго течь будет. Перетяни чем-нибудь.
– Перетяну, – буркнул он мне в спину, когда я шагнул к окну.
Только теперь я понял, что еще пряталось в его глазах – ненависть. Или что-то очень близкое к этому чувству.
Два наемных солдата освободили место возле окна, и я выглянул, взявшись за прутья. Склон горы Крым остался позади, Черная речка исчезла из виду. Термоплан летел над развалинами домов – больших и маленьких, высоких и приземистых, многоэтажных коробок из серого бетона и деревянных развалюх. Последних, впрочем, было немного, в основном они сгнили или сгорели, оставив темные пятна пожарищ. Когда-то на этом месте стоял огромный город – хотя до Погибели он может и не считался таким уж огромным, – а теперь были только занесенные песком, заросшие бурьяном руины да изломанные пласты ноздреватого серого покрытия. Асфальт, вспомнил я. Оно называется асфальтом, предки закатывали в него дороги.
Между зарослями, горами земли, щебня и кусков асфальта за «Каботажником» спешил отряд из десятка одетых в меха людей верхом на приземистых ящерах. Над кочевниками то и дело взлетали дымные облачка, и каждый раз сквозь шум ветра доносились хлопки.
– Почему их называют мутантами? – громко спросил я, не оборачиваясь.
– Потому что кочевые, – ответил сзади Авдей. – Они там и люди, и мутанты, все разом живут. Звери они, дикари.
– Тихо ты! – гаркнул Влас. – Мамаша управителя забыл, что ли, откуда?
Я обернулся – Авдей исподлобья глядел на меня. Он по-прежнему сидел на лавке, склонившийся над ним омеговец лоскутом ткани перетягивал ему плечо. Я собрался спросить, что там с моей мамашей, когда из рубки спиной вперед вылетел Чак. Едва не упав, натолкнулся на лавку, с размаху уселся на нее, вскочил и завопил в лицо вышедшей следом Мире:
– Я две монеты отработал! Я блондина вашего спас! Вот этого вот, этого самого! – он ткнул в меня пальцем. – Старшого вашего! Если б не я, он бы с водопада того – тю-тю, рыбкой вниз и с концами! Но от кочевых вас увозить я не нанимался…
Карлик замолчал, когда Мира, шагнув вперед, ткнула ему в грудь штыком карабина.
– Доставщик, ты провезешь нас мимо Инкерманского ущелья и Редута, до самого Херсон-Града… – начала она и смолкла, когда Чак ухмыльнулся.
– А что, коли так, стреляй, – разрешил он, потирая грудь. – Давай, а я посмотрю, кто из вас «Каботажничка» моего между этими доминами поведет. И как это у него получится. Ну, давай, не боись, красотка-с-татуировкой!
Глаза Миры из холодных стали ледяными, на скулах заиграли желваки – она и правда готова была выстрелить. Быстро шагнув к ним, я схватил ее за плечо и оттолкнул в сторону. Сестра тихо зарычала, развернувшись на каблуках, вскинула руки – в одной карабин, другая сжата в кулак. Опустила. Я смотрел на нее. А ведь она собралась ударить меня… интересные у нас с ней отношения.
– Альб, он хочет избавиться от нас и улететь! – процедила Мира. Ноздри ее раздувались.
– Нет, он хочет больше денег. Сколько, Чак?
Карлик ухмыльнулся.
– От это чувствуется, что ты у них за главного, блондин! Сразу суть ухватил, э?
– Не называй так управителя! – приказала Мира.
– Да ладно, ладно! Господин достопочтенный управила, стало быть, она мне два рубля золотых положила. А теперь, раз такое дело, раз впереди нас гетманы со своими гонзами поджидают, а позади кочевые нагоняют, я четыре хочу, так что…
– Заплати ему, – бросил я, поворачиваясь, и тут приникший к окну Авдей крикнул:
– Дом на пути!
Чак, подтянув шорты, бросился назад в рубку, и я пошел следом. Сквозь переднее окно автобуса, закрытое мутным стеклом с трещинами, виднелся крутой поворот улицы, и на повороте этом стояло высокое, этажей на двадцать, здание-башня. Облицовка давно осыпалась вместе со стеклами, оконные рамы тоже исчезли, остались лишь серые перекрытия да квадратные просветы между ними.
