Фраза оказала на захватчика прямо-таки колдовское воздействие — тот опустил уже занесенное для удара оружие. Чему, например, Кассия совсем не удивилась. Странно другое — почему подонки не попадали на колени?
В задних, напирающих из коридора, рядах пиратов раздался присвист:
— Братцы! Так это ж настоящий патриций! — взвизгнула радостно какая-то девка-пиратка.
— Я — Гай Ацилий Курион, дважды избранный курульным эдилом[16], - подтвердил Ацилий догадку сообразительной разбойницы. Но на всякий случай добавил, чтобы развеять любые сомнения: — И я гарантирую вам своевременный выкуп за меня и за мою спутницу. А теперь назовитесь.
— А где ж ты тогу свою потерял, патриций? — вякнул кто-то. — Никак под манипуларией протерлась? — намекая, без сомнения, на откровенно десантно-штурмовую внешность спутницы сенатора. Правду сказать, множество наколок и шрамов, испещрявших смуглое мускулистое тело Кассии, не оставляли никакой загадки касательно ее рода деятельности. С другой стороны, манипулария — тоже женщина, и оскорблять ее грязными намеками Ацилий позволить не мог.
— Не тебе обсуждать мои сексуальные пристрастия, клейменая собака, — холодно процедил он и добавил, сверля взглядом старшего: — Я жду.
«Чего? Под манипуларией? Лары, какой же идиот, — подумалось девушке. — Как только в голову такое пришло?» Её татуировки всякому имеющему глаза, говорили, что Кассия из штурмовиков. Патриций и штурмовичка? Тьфу! Да что с варваров взять-то!
В ответ главарь, а, по мнению Кассии, никем иным этот здоровенный бритоголовый мужик быть и не мог, солидно откашлялся и молвил густым басом:
— Мы — вольные люди, к тому же остро нуждающиеся в средствах, а потому желающие обналичить твою свободу, благородный… э… эдил. Имена наши тебе знать не обязательно.
— Как угодно, — милостиво кивнул Курион. — В таком случае, вольные люди, извольте сопроводить нас в более подобающее место.
Самое время, кстати, потому что изуродованное пиратскими орудиями тело «Вератрума» мелко дрожало, агонизируя. Прежде чем взорвется реактор транспортника, лучше оказаться как можно дальше, пусть даже и в трюме бандитской миопароны.
Несоответствие формы и содержания — фактор для прирожденного военного крайне раздражающий. Например, неправильно активированная экзоброня у солдата приводит любого центуриона в ярость за считанные секунды. Блондинчик говорил хорошо, нагло говорил, но весь эффект портили трусы, точнее отсутствие иной одежды. Кассия успела вся известись, пока дотумкала подобрать с пола и набросить на плечи Ацилию смятую простыню.
Тот величественно запахнулся в нее, как в тогу, и подставил девушке локоть:
— Твою руку, моя дорогая. Не тревожься, эти люди не стоят твоего беспокойства.
И выплыл из каюты, как флагманская квинквирема, увлекая за собой напарницу. И томик стихов не забыл прихватить.
Нет, положительно, Кассия в этот миг испытала к напарнику чувство, близкое к восхищению. Она бы так никогда не смогла. Честно! Чтобы вот так выехать из полной задницы на одной лишь непробиваемой спеси и наглости, надо родиться патрицием. И хотя все инстинкты побуждали девушку ринуться в неравный бой, она оценила тактический ход напарника. Хорошо, если бы их просто убили на месте, а то ведь так и в рабстве у вонючих парфов можно очутиться! Жуть!
О том, что сделают не к ночи помянутые парфы с той самой манипуларией-Фортунатой, учинившей бойню на «Аршаке», Кассия старалась не думать. Уж точно не назначат лигарией на одну из своих коннекторных станций.
— Сбегут ведь, — обеспокоенно заметил один из топавших следом разбойников. — Связать бы хотя б девку, а?
Ацилий, не оборачиваясь, бросил через плечо с искренним удивлением:
- Сбега-ать? До ближайшего шлюза? И зачем? Весьма будоражащее приключение, не правда ли, любимая? Уверяю вас, мои дорогие вольные люди, побег не входит в мои намерения. Слово сенатора.
Маленький нюанс, позволивший Гаю с легкостью дать заведомо ложное обещание, пришелся сейчас очень кстати. Слово сенатора, да. Не слово Гая Ацилия Куриона.
«Как он всё-таки красиво сформулировал варварское „Это моя баба!“ — снова помимо воли восхитилась Кассия. — Стратег, егоцентурию!» И получилось у него так натурально, что манипулария вспомнила — у живорожденных-то патриархат цветет буйным цветом. А оно вот, оказывается, как выглядит.
На занятиях по политической подготовке инструктор, конечно, объяснил, с чем эту хрень едят и зачем патрициям половая дискриминация, но, если честно, никто из Фортунат так ничего толком и не понял. Даже головастый умница-десятник. Публий себя в разных местах почесал, прежде чем сказал, мол, раз столько болтают про генное разнообразие, значит, дело важное и ради него можно на кой-какие жертвы пойти, а патрицианки, они — гражданки ответственные. Вот, дескать, и прогнулись героически под систему. В частном порядке, чисто для себя, Кассия пыталась вообразить, как это — считаться неполноценным существом только потому, что у тебя есть сиськи, но дальше воображаемой очереди в сортир, разделенной на мужскую и женскую, не двинулась.
Их перевели на пиратский кораблик — небольшую миопарону, и, прогнав пленников ее тесными коридорами, заперли в какой-то вонючей конуре вдвоем.
Едва пленители закончили греметь кремальерами люка, величие сползло с Ацилия вместе с простыней. Не так-то просто усмирить шайку жаждущих насилия репликаторных отбросов, вообще-то. Физические силы покинули Куриона вместе с адреналином. Он привалился к переборке и сполз по ней, прикрыв глаза ладонью.
— Чо делать будем? — тут же спросила Кассия, присев рядышком на корточки. — Ну, когда твое вранье разоблачат, в смысле.
- Вранье? — устало хмыкнул Гай, пытаясь сфокусировать взгляд на манипуларии, фигура которой почему-то расплывалась и дрожала. — Но ведь я не солгал ни словом. Мы с тобой действительно очень ценные. Нас спасут. Или выкупят, — и даже не заметил, как проговорился: — Уверяю тебя, скотина Клодий не для того заменил мне казнь этой… службой, чтобы я так легко улизнул от его мести. Оптиматы не оставят своим вниманием последнего Куриона…
К счастью, Кассия, как ей и положено, от политики была далека. Ацилий мысленно сам себя одернул — что говоришь, глупец, и кому? — и вернулся к реальности:
— Что же касается дальнейших действий, то из нас двоих, помнится, именно ты служила в штурмовом отряде? Подумай о плане побега, если угодно. Только сделай милость, постарайся делать это молча. Я бы не отказался от пары часов сна, если позволишь, — и снова закрыл глаза.
Смысл первой половины речи напарника Кассия, откровенно говоря, не очень хорошо поняла. Скотина-Клодий какой-то, опти…опти-мать их какие-то, казни-страсти-мордасти. Зато она четко уяснила свою первоочередную задачу — надо захватить миопарону. Без оружия и амуниции сделать это будет непросто, но Фортунате, хоть и бывшей, вполне по силам. Если маны помогут и судьба подсобит, то почему бы и нет, верно?
Опять же, две порции белковой массы очень вовремя пришлись. Организм, созданный для ближнего боя с превосходящими силами противника, бурлил нерастраченной энергией.
Ни во время пребывания в тюрьме, ни в долгом полете на «Вератруме» Кассия ни разу не пропустила тренировки. В итоге под кожей у неё перекатывались литые мускулы, а правой рукой Кассия развивала усилие в восемьдесят килограмм. Дело осталось за малым — выбраться из камеры. Но пока девушка обследовала узилище, Блондинчика совместные приключения окончательно сморили. И он заснул, да так крепко, что, должно быть, не почувствовал, как бывшая манипулария аккуратно укутала его простыней.
Величие, оно и во сне величие!
Пока же Ацилий отдыхал, Кассия не сомкнула глаз. Во-первых, от стресса организм её немедленно перестроился на боевой режим 36–12, а значит, ближайшие 36 часов манипулария будет неутомима, быстра и смертоносна. Во-вторых, девушка дважды тщательно обыскала камеру на предмет хоть чего-то, подходящего в качестве оружия. Ничегошеньки не нашла, но не сказать, чтобы сильно опечалилась. Оставалась надежда на появление какого-нибудь похотливого варвара, а лучше, чтобы сразу нескольких. Вступить в прямой контакт с противником всегда предпочтительнее. Выигрывает бой инициативный.
Но сначала надо было посоветоваться с напарником. Так положено по инструкции и просто целесообразно.
Без колебаний Кассия растолкала патриция.
— Слышь, эта…
Продолжать называть его — Блондинчиком? Язык как-то не поворачивался. Гаем? Нет, слишком лично.
— Короче, Ацилий, у меня мысль есть.
Сонный бывший сенатор молча кивнул, мол, излагай.
— Я к местной шпане присмотрелась, пока нас конвоировали. Треть здешнего сброда — новички-желторотики, первонахи. Пялились на меня, словно живой женщины никогда не видели. Скалились по-дурному, болтали чушню. Я так полагаю, — она прикрыла веки, чтобы процитировать точно по тексту «Памятку экстренных ситуаций»: — «Мужчины низкоразвитых варварских народов склонны видеть в любой женщине объект сексуальной агрессии, и всегда готовы воспользоваться бесправным положением пленницы».
