Охотился Иван Петрович с Дагоном поздней осенью и зимой. А весной и летом Дагон сидел больше дома, потому что в это время охотиться за лисицами запрещено, и Иван Петрович сажал его на цепь.
— А то набалуется, — говорил лесник.
Сидеть на цепи Дагону не нравилось. Как только его спускали, он старался незаметно улизнуть, а если его звали, делал вид, будто не слышит.
Правда, иногда вместе с сыном лесника Петей мы брали Дагона с собой в лес, но это случалось лишь в те редкие дни, когда его хозяин уезжал в город.
Зато как радовался Дагон этим прогулкам! Он мчался всегда впереди, ко всему принюхивался, что-то искал. Из-под его ног то, испуганно квохча, взлетала тетёрка, то с шумом поднимался глухарь. Кончалась такая прогулка обычно тем, что Дагон от нас удирал. Он находил след лисицы или зайца и мгновенно исчезал. Его громкий, заливистый лай раздавался далеко по лесу, и сколько бы мы ни звали Дагона, он никогда не приходил.
Возвращался Дагон уже к вечеру, усталый, с впавшими боками. Входил, как-то виновато виляя хвостом, и тут же залезал в свою конуру.
Находка
Как-то раз, во время прогулки, не успел Дагон от нас отбежать, как мы услышали его громкий лай. Он лаял где-то совсем близко, и мы с Петей побежали посмотреть, кого он поймал.
Увидели мы Дагона на лужайке. Он лаял и прыгал около большого, старого пня, старался что-то достать из-под корней и даже от злости грыз зубами кору.
— Наверно, ёжика нашёл! — крикнул мне Петя. — Вот сейчас мы его достанем.
Я схватила Дагона за ошейник и оттащила в сторону, а Петя взял палку и сунул под пень, чтобы вытащить ёжика.
Но не успел он засунуть палку, как оттуда выскочил небольшой серенький зверёк и бросился через лужайку.
— Лисёнок, лисёнок! — не своим голосом завопил Петя, кидаясь за ним.
Лисёнок был ещё маленький и неопытный. Он метался под самыми ногами у Пети, но Петя никак не мог его поймать. Я тоже не могла ему помочь, так как еле-еле удерживала Дагона, который так и рвался к зверьку.
Наконец Пете удалось загнать лисёнка в кусты и прижать его кепкой. Пойманный зверёк уже не сопротивлялся. Петя посадил его в кузовочек от ягод, а сверху, чтобы не выскочил, завязал платком, и мы отправились домой.
Дома Петина мать не очень-то обрадовалась нашей находке. Она даже пробовала против неё возражать, но Петя так упрашивал разрешить ему оставить лисёнка, что Прасковья Дмитриевна наконец согласилась.
— Ладно уж, держи! Только отец всё равно не позволит, — в заключение сказала она.
Но отец разрешил тоже, и лисёнок остался.
Первым делом мы принялись за устройство ему помещения. Петя притащил из сарая ящик, и мы начали мастерить из него клетку. Одну сторону ящика затянули проволокой, а в другой — прорезали дверцу. Когда клетка была совсем готова, постелили туда солому и пустили лисёнка.
Но не успели мы его выпустить, как зверёк тут же забился в самый угол ящика и спрятался в солому. Он даже не стал есть положенное ему мясо, а когда Петя пододвинул кусочек палочкой, сердито заворчал и схватил её зубами.
Весь остаток дня лисёнок сидел в своём углу. Зато, как только наступила ночь и все легли спать, он начал скулить, тявкать и так царапал лапами сетку, что даже сорвал себе палец.
Петя очень огорчился, когда увидел утром раненую лапку лисёнка, но мы его утешили, сказав, что зато лисёнок теперь меченый и если даже уйдёт, то мы его сразу узнаем по следу.
Знакомство
Все следующие дни мы с Петей посвятили приручению нашего нового питомца. Но это оказалось не так просто. Он оставался попрежнему диким и, как только кто-нибудь подходил к ящику, спешил спрятаться в угол.
Прошла неделя. За это время мы ни разу не спускали с цепи Дагона. Ведь он свободно мог разорвать слабую сетку ящика и загрызть лисёнка.
Но вот однажды, сидя с Петей на крыльце, мы вдруг услышали звон цепи. Обернулись и, к своему ужасу, увидели Дагона. Он сорвался с привязи и направлялся прямо к лисёнку.
— Дагон, назад! Дагон! — закричала я, бросаясь к нему.
Но было поздно: Дагон стоял около клетки. Шерсть у него поднялась дыбом, и он, злобно рыча, уже готов был броситься на лисёнка. Но лисёнок, вместо того чтобы спрятаться от огромной, злой собаки, вдруг заскулили пополз к ней навстречу. Он вилял хвостом, лез чуть ли не в самую пасть собаки и всё старался её лизнуть.
Такой приём, повидимому, смутил и самого Дагона. Стоявшая дыбом шерсть легла, и уже без всякой злобы он стал обнюхивать через сетку скулившего малыша. Потом завилял хвостом и лизнул зверька.
С этого дня между лисёнком и собакой завязалась дружба.
Как только спускали Дагона с цепи, он прежде всего бежал к своему новому другу. И вот, один за решёткой, а другой на свободе, затевали они игру. Лисёнок хватал в зубы какую-нибудь косточку или соломинку, бегал по ящику и всем своим видом приглашал поиграть Дагона. А Дагон, совсем как щенок, прыгал около ящика и лаял. Но лай у него был теперь не сердитый, и лисёнок его не боялся.
Нам с Петей очень нравилась такая дружба. Мы даже не огорчались, что зверёк попрежнему нас дичился и никак не привыкал.
Впрочем, мы и сами больше не пытались его приручить, так как решили, когда лисёнок подрастёт, выпустить его на свободу.
На воле
Незаметно прошло лето. За это время
