Сорокин сломал в кулаке незакуренную сигарету и бросил ее в стоявшую под столом корзину для бумаг. «Вот так сюрприз, — подумал он. — Как нарочно, приберегли для пятницы. Плакали мои выходные…» Ему было тошно не то от усталости, не то от чрезмерного количества выкуренных за день сигарет, не то от зрелища выпотрошенного, мастерски разделанного трупа, которого он никогда не видел, но который тем не менее неотступно маячил у него перед глазами.
— Прошу внимания, — негромко сказал он, и разговоры за столом смолкли. — Давайте все-таки не отвлекаться на исторические исследования. История и теоретические обоснования ритуального каннибализма — это, конечно, интересно, но мы к сожалению, имеем дело с практикой. Я согласен с Жуковым: это можно принять в качестве рабочей версии. Одной из версий, скажем так. Нужно прощупать всех сектантов, всех знахарей, колдунов и гуру, которые орудуют в том районе. Свяжитесь с местными, пусть напрягут свою агентуру. Может оказаться, что мы имеем дело с обыкновенным маньяком… Это, на мой взгляд, хуже всего. Проработайте все связи этой Белоконь. Вдруг ее зарезал дружок, какой-нибудь студент-медик. Зарезал из ревности, а потом разделал, чтобы пустить нас по ложному следу. В общем, надо работать… Кстати, мне помнится, у нас было что-то такое, связанное именно с этим районом…
— Так точно, — торопливо сказал Жуков. — Я как раз собирался вам напомнить. Исчезновения. За два месяца — три заявления от граждан, у которых пропали родственники. Белоконь — одна из этих пропавших.
— Значит, — медленно произнес Сорокин, — у нас есть основания полагать, что остальные тоже найдутся.
— Да, — негромко согласился капитан Резников. — И находок может оказаться больше, чем заявлений о пропаже. Бомжи, одинокие люди, иногородние…
— Фу, — снова подал голос Ребров. — Бомж — это же невкусно!
«А, чтоб тебя! — подумал Сорокин, сдерживая желание снова грохнуть кулаком по столу. — Кругом остряки! Только одни орудуют языком, а другие медицинским скальпелем или чем-то в этом роде…»
— А может быть, это чеченцы? — предположил кто-то. — Нет, погодите, не смейтесь! Если бы я хотел создать в городе атмосферу террора и нездоровых слухов, я не стал бы пользоваться взрывчаткой.
Тем более что со взрывчаткой сложно. А так — разделал десяток человек, и готово: весь город стоит на ушах, во всех газетах сплошные людоеды, и все косятся друг на друга — не торчит ли у кого-нибудь из-за пазухи окорок Марьи Ивановны…
Сорокин припомнил прочитанную давным-давно статью какого-то американца, который на полном серьезе утверждал, что каннибализма как такового никогда не существовало. Автор с цифрами и фактами в руках доказывал, что слухи о каннибализме создавались искусственно и возникали в разных частях света именно тогда, когда государство вело или собиралось начать колониальную войну. По мнению исследователя, такие слухи были призваны оправдать массовое уничтожение врага: дескать, это не люди, потому что они едят друг друга и пьют кровь христианских младенцев. «Да, — подумал полковник, — это очень удобно. Многие были бы рады узнать, что зажатые в угол боевики начали от бессилия ловить и жрать прохожих на московских улицах. И кто-то дальновидный мог решить, что если такой ситуации нет на самом деле, то недурно было бы ее выдумать». «Следовательно, — с ядовитым сарказмом мысленно подытожил Сорокин, — мы тут имеем дело с политической провокацией, организованной ФСБ с целью создания образа врага. Осталось только поймать на Арбате лицо кавказской национальности, до ушей перемазанное кровью и с куском человеческого мяса в зубах. Вот уже много лет я шагу не могу ступить без оглядки на этих уродов из ФСБ. Потому что никогда нельзя с уверенностью сказать, разыскиваешь ты уголовника или офицера контрразведки, возомнившего себя первым заместителем Господа Бога на грешной земле. А, пропадите вы все пропадом!»
Кабинет опустел. Сорокин еще немного посидел за столом, время от времени косясь на дверцу замаскированного деревянной панелью стального сейфа, где у него хранилась бутылка армянского коньяка. С одной стороны, немного расширить сосуды не мешало бы, а с другой — ну какое удовольствие хлестать дорогой коньяк в одиночку, без компании, как лекарство? Сплошной перевод продукта…
В животе у полковника неприлично заурчало. «Вот именно, — подумал он. — Да еще без закуски… Хотя закуска — дело наживное. Позвонить дежурному, вызвать его в кабинет, завалить, разделать и схарчить под коньячок. Елки-палки, неужели у нас в Москве завелся людоед? Быть этого не может! Людоед — это персонаж страшной сказки или, к примеру, какого-нибудь старинного приключенческого романа о дикарях. „Робинзон Крузо“ или что-нибудь в этом роде. Даниель Дефо, Жюль Берн или, скажем, Фенимор Купер. А в наше время, в благополучной и сытой, в общем-то, Москве… Да что им, в самом деле, колбасы не хватает?»
«Конечно, дело не в колбасе, — подумал он, вставая и подходя к карте. — Пожалуй, Жуков прав: это какой-то ритуал, и отправляет его явный маньяк, доморощенный жрец какого-нибудь Маниту или Мумбо-Юмбо… А ловить маньяка занятие не из приятных. Маньяки — ребята хитрые и непредсказуемые. Предугадать их следующий ход практически невозможно по одной простой причине: они действуют бескорыстно, из любви к искусству…»
«А Ребров-то прав, — решил полковник, задумчиво разглядывая тупой клин микрорайона, расчерченный на неровные четырехугольники тонкими линиями улиц. — Молоденькая студентка действительно вкуснее старого пропитого бомжа. Ну, и что это нам дает? Какие будут практические соображения, товарищ полковник? Есть, например, предложение собрать по Управлению всех симпатичных сотрудниц моложе сорока лет, нарядить их в штатское и наводнить ими район. Впервой нам, что ли, удить рыбку на живца? Вот только что ты станешь делать, полковник, когда кого-нибудь из этих девчонок ненароком съедят? А? То-то, дружок… И как ты объяснишь этот свой план начальству? А объяснять придется — и здесь, в Управлении, и в мэрии…»
На столе затренькал городской телефон. Полковник недовольно покосился на него, бросил взгляд на часы и снял трубку, уверенный, что звонит жена.
Он не ошибся. Супруга интересовалась, почему он до сих пор на работе и как зовут его новую секретаршу. Сорокин, мысли которого были заняты совсем другими вещами, не сразу понял намек, а когда понял, то даже не разозлился, а лишь тоскливо вздохнул в трубку. Услышав этот вздох, жена сразу изменила тон и спросила, стоит ли ждать его к ужину.
— Конечно, — сказал Сорокин. — Сейчас еду.
Положив трубку, он взял со стола пачку сигарет и заглянул вовнутрь. В картонной пачке сиротливо болталась одна-единственная сигарета. Сорокин снова вздохнул, сунул сигарету в зубы и чиркнул зажигалкой.
По дороге домой он велел шоферу остановиться у табачного киоска, вышел и купил пачку «Мальборо». Здесь же, у киоска, он содрал с пачки целлофановую обертку, вынул сразу шесть сигарет и спрятал их в карман пальто. Пачку он положил в другой карман и вернулся в машину, несколько успокоившись по поводу того, что скажет госпоже полковнице. Наблюдавший за этими маневрами водитель сдержал понимающую улыбку. В другое время он непременно отпустил бы шутливое замечание, но сейчас, судя по выражению лица полковника, момент для шуток был самый неподходящий.
На светофоре включился желтый сигнал, и машина с Сорокиным рванулась с места и растворилась в городских огнях, с плеском разбрызгивая колесами талую коричневую жижу.
Глава 2
Черная полковничья «Волга» с торчавшей на крыше длинной гибкой антенной радиотелефона плавно затормозила у тротуара. Водитель давил на педаль тормоза так нежно, словно между ней и его подошвой лежало сырое куриное яйцо, но машина все равно прошла юзом не меньше метра, с неприятным мокрым шорохом скользя по бурой снеговой каше. Сидевший сзади полковник недовольно поморщился, но промолчал: ничего страшного не произошло, а манеру срывать свое дурное настроение на подчиненных он считал хамской и недостойной цивилизованного человека затеей.
— Вас подождать? — спросил водитель, обращаясь к зеркальцу заднего вида.
— Даже не знаю, — после короткой паузы, во время которой он недовольно жевал губами, медленно ответил полковник. — Ну, подожди минут десять… А в общем-то, не стоит, наверное. Отправляйся в гараж. Если что — доберусь домой на такси.
Этот расплывчатый, не слишком уверенный ответ был настолько не в духе полковника, что водитель даже не отважился еще на одну реплику. А уж о том, чтобы спорить или вылезать с какими-то своими инициативами, не могло быть и речи: водитель знал своего патрона не первый год и отлично видел, что любое неосторожное слово может тронуть с места лавину полковничьего раздражения. Конечно, потом успокоившийся и устыдившийся полковник непременно выкопает похороненного под этой лавиной подчиненного, отряхнет ему одежду, похлопает по плечу и даже извинится, но кому от этого станет легче? Пусть уж лучше чудит по своему усмотрению…
