мышления первопроходцев безусловно полезно. Оно задает долгосрочную перспективу, которая побуждает мыслить десятилетиями и столетиями. Все современные дискуссии, к сожалению, быстро устаревают и утрачивают смысл без длительной перспективы».
Дэнни Хиллис хочет, чтобы работники сферы ИИ поняли, каким образом их «запрограммировала» книга Винера. «Вы следуете его дорожной карте, – говорит он, – и сами того не замечаете».
Дэн Деннет хотел бы «позволить Винеру появиться этаким призраком на пиру. Считайте его источником гибридной энергии, источником беспокойных мыслей, способных опрокинуть устоявшийся образ мышления».
Нил Гершенфельд утверждает, что «негласное корректирующее образование для людей, оперирующих Большой пятеркой[17], стало бы отличным результатом».
Джон Дайсон Фримен[18], один из немногих живущих ныне людей, кто знал Винера лично, считает «Человеческое применение человеческих существ» одной из лучших книг, написанных за всю историю человечества. «Винер почти все изложил правильно. Будет любопытно посмотреть, что ваша компания чародеев сможет с этим сделать».
Развивающийся нарратив ИИ
Все изменилось – и осталось таким, каким было. Теперь ИИ везде. У нас есть интернет. У нас есть смартфоны. Состояние основателей ныне доминирующих компаний – тех самых, что держат «плетку, которой нас хлещут», – оценивается в 65 миллиардов долларов США (или 90 миллиардов долларов, или 130 миллиардов долларов). Выдающиеся люди, например Илон Маск, Ник Бостром, Мартин Рис, Элиезер Юдковски и покойный Стивен Хокинг[19], изрекают страшные прогнозы насчет ИИ, что заставляет создавать исправно финансируемые институты, призванные всюду пропагандировать «хороший ИИ». Но сможем ли мы, как вид, контролировать полноценный, не подлежащий и не поддающийся надзору, самосовершенствующийся ИИ? Предупреждения и предостережения Винера в «Человеческом применении человеческих существ» внезапно сделались чрезвычайно актуальными. Исследователям на передовой изучения перспектив ИИ стоит заново их оценить. Снова процитирую Дайсона:
«Винер все больше разочаровывался в «поклонниках гаджетов», чей корпоративный эгоизм породил «мотивы к автоматизации, которые выходили за рамки законного любопытства и были греховными сами по себе». Он знал, что опасность не в машинах, которые становятся все больше похожими на людей, а в людях, с которыми обращаются как с машинами. «Мир будущего окажется непрекращающейся и все более упорной борьбой с ограничениями нашего интеллекта», – предупреждал он в работе «Корпорация «Бог и голем», опубликованной в 1964-м, в год его смерти; это будет вовсе «не удобный гамак, в который мы возляжем в ожидании роботов-рабов».
Пришло время изучить эволюционирующий нарратив ИИ, определить ведущих представителей дисциплинарного сообщества заодно с «диссидентами» и предоставить всем возможность высказаться.
Если коротко, очерки этой книги суть столь необходимое для публики обновление наших взглядов.
Джон Брокман,
Нью-Йорк, 2019
Глава 1
Ошибочно, зато актуальнее, чем когда-либо
Сет Ллойд
физик-теоретик Массачусетского технологического института, профессор– стипендиат факультета машиностроения и приглашенный профессор института Санта-Фе.
Я познакомился с Сетом Ллойдом в конце 1980-х годов, когда повсюду возникали новые способы мышления: значимость принципов биологической организации, вычислительный взгляд на математику и физические процессы, пристальное внимание к параллельным сетям, важность нелинейной динамики, новое понимание хаоса, идеи коннекционистов, нейронные сети, параллельная распределенная обработка… Развитие в области вычислений в указанный период предоставило нам новый способ мышления о знаниях.
Сет любит называть себя квантовым механиком. Он известен во всем мире своими исследованиями в области квантовых вычислений, где предпринимаются попытки использовать экзотические свойства квантовой теории, такие как суперпозиция и запутанность, для решения задач, которые придется решать несколько столетий на классических компьютерах.
В своем очерке он прослеживает историю теории информации от пророческих видений Норберта Винера до предсказаний технологической «сингулярности», которая, как хотелось бы кое-кому нас убедить, будто бы вытеснит человеческий род. Его взгляд на относительно новый метод программирования, так называемое глубинное обучение, состоит в том, чтобы призывать к более трезвой оценке перспектив; он отмечает, что, несмотря на огромные успехи ИИ, роботы «до сих пор не в состоянии завязать себе шнурки».
Мне трудно говорить о Сете, не ссылаясь на его отношения с другом и наставником, покойным физиком-теоретиком Хайнцем Пагельсом из Университета Рокфеллера. Вместе студент (Сет) и профессор (Пагельс) в немалой степени способствовали интеллектуальному развитию друг друга.
Летом 1988 года я навестил Хайнца и Сета в физическом центре в Аспене. Их совместная работа по сложности должна была выйти в свежем выпуске журнала «Сайентифик америкен»; оба безудержно радовались. Мы встретились всего за две недели до трагической гибели Хайнца при спуске с пика Пирамида; в горы они, разумеется, отправились вместе с Сетом и по дороге говорили о квантовых вычислениях.
В работе «Человеческое применение человеческих существ» (1950), где Норберт Винер в популярной форме излагал основные идеи своей чрезвычайно влиятельной книги «Кибернетика, или Управление и связь в животном и в машине» (1948), исследуется взаимодействие человеческих существ и машин в мире, в котором машины становятся все более мощными и способными к вычислениям. Это удивительно пророческая книга – и удивительно ошибочная в своих выводах. Написанная в разгар холодной войны, она, помимо прочего, содержит холодящее кровь напоминание об опасностях тоталитарных организаций и обществ, а также об угрозах демократии, которая пытается бороться с тоталитаризмом тоталитарным оружием.
В «Кибернетике» Винера тщательно изучаются и научно описываются подробности управления посредством обратной связи. (Само слово «кибернетика», производное от древнегреческого слова «кормщик», послужило этимологической основой позднего слова «губернатор»[20]; Джеймс Уатт именно так назвал свое новаторское устройство управления с обратной связью, которое преобразило область применения паровых двигателей.) Поскольку он плотно занимался задачами управления, Винер рассматривал мир как совокупность комплексных и взаимосвязанных контуров обратной связи, где датчики, сигналы и исполнительные механизмы, наподобие двигателей, взаимодействуют через сложно организованный обмен сигналами и информацией. Для инженерии «Кибернетика» оказалась необычайно полезной и эффективной, эти идеи позволили конструировать ракеты, роботов, автоматизированные сборочные линии и разработать множество прецизионных инженерных методов – иными словами, она, можно сказать, заложила фундамент современного индустриального общества.
Впрочем, Винер лелеял более честолюбивые замыслы в отношении кибернетических концепций; в «Человеческом применении человеческих существ» он рассуждает об их применимости к столь разнообразным предметам, как демон Максвелла, человеческий язык, мозг, метаболизм насекомых, правовая система, роль технологических инноваций в государственном управлении и религии. Эти более широкие применения кибернетики обернулись почти безоговорочным провалом. Шумиха вокруг кибернетики длилась с конца 1940-х до начала 1960-х годов (во многом напоминая шумиху в области компьютерных и коммуникационных технологий, завершившуюся крахом доткомов в 2000–2001 годах); можно сказать, что кибернетика породила спутники и системы телефонной коммутации, но практически не повлияла на социальную организацию и общество в целом.
Зато почти семьдесят лет спустя работа «Человеческое применение человеческих существ» может научить современных людей много большему, чем могла научить первых читателей. Быть может,
